ОДНАЖДЫ МЫ ПРОВЕДЕМ НАШЕ ВРЕМЯ
Однажды мы проведем наше время в милом доме на краю леса. Наш дом будет настолько «на краю», что дорога к нему исчезает среди столетних дубов и раскидистых ив, и путнику может показаться, что она ведет в никуда, в то будущее, которого нет…
Я проснулась девственно-пьяная,
Лишь в одно бельишко одетая.
Ну а что? Ведь имею право я –
Отмечаю 101-й день лета я.
Когда я просыпаюсь, тебя уже нет в постели. Включаю «Мою Мишель» песню «ОК» и ложусь на твою подушку. Мне кажется, что она шепотом мягких перьев может рассказать, где ты и что сейчас делаешь. Я прислушиваюсь не только к ней. Многоголосье утренних лесных птах вызывает желание побыстрее выйти из дома и убить их всех. Я не хочу в эту утреннюю прохладу, не хочу в эти блики солнечного осеннего леса! Хочу почувствовать, как тысячи холодных иголочек одновременно пронзают тело, заставляя его распрямиться и потянуться руками навстречу небу.
Подушка упорно молчит. Наверное, заснула.
Утро начинается с поиска тебя.
Дом тоже притих в твое отсутствие. Или еще не проснулся. Горячий ароматный кофе готовится считанные минуты, и я выхожу из домашнего тепла на бодрящий воздух.
– Доброе утро!
Но тебя нет нигде. Я иду обратно на кухню. Открываю бутылку с виски. Запасов алкоголя еще много. Мешаю виски с колой и сажусь на верхнюю ступеньку крыльца. Отпиваю прямо из бутылки.
Пойло обжигает гортань.
Мы на берегу лесного озера. Бог знает, как мы набрели на него. Притаившееся в лесной чаще, оно кажется нам заколдованным. Озеро стало пристанищем воспоминаний. То ли гладь воды так действует, то ли шелест листьев, а может и дневной зной. Здесь всё важно – жёлтый цветок, пёстрая бабочка, первый разговор, первый поцелуй на озере, откровения, воспоминания, прикосновения.
Лежим на берегу, гладим траву и вспоминаем каждый о своей жизни. Сцены жизненных ситуаций как облака – пролетают в сознании и уносятся на задворки памяти.
– Знаешь, что такое бокетто?
– Нет, рассказывай!
– В переводе с японского – акт бессмысленного и продолжительного смотрения в даль.
– Именно этим мы сейчас и занимаемся.
– Ага, плюс еще одно слово в копилку твоего кругозора положены.
– Наряду с плювиофилом и калсариканнить?
– Угу.
Дивные зеленые заросли на том берегу лохматятся и шепчутся с ветром о своих зелёных тайнах. Иногда они неподвижны, и тогда мерещится, что кто-то притаился и наблюдает за нами. Иногда – волнуются, тогда ветер кажется нам слишком навязчивым. Не уйти ли домой?
Но мы смотрим на чёрную гладь, заросшую лотосами и кувшинками, и думаем о своём.
– Однажды отдыхаю я с маленькой племянницей на берегу. И вдруг видим, что стрекоза упала в воду и не может выбраться. Крылья намокли, и как бы она не старалась, а взлететь не получается. Она просит меня спасти глупую стрекозу и первый ступает в воду. Конечно, взрослая я не могу оставить без помощи ни малую, ни стрекозу. А глубины боюсь до жути. Кажется, что омут засосёт или чьи-то руки-коряги схватят за ноги. Но малая плывёт. А я, размазывая сопли и слёзы, плыву за ней. Страшно, а плыву. Спасаем эту грёбаную стрекозу – сажаю её на голову племяшки и возвращаемся обратно. На берег я вышла в совершенной истерике и почти задохнувшаяся. Помню этот случай на всю жизнь.
– А я помню, как отец учил меня плавать – он просто бросил меня в воду. Я барахтался как щенок. Не знаю, сам ли я смог или отец вытащил, но я оказался на берегу. А у отца было такое выражение лица, что я просто кожей чувствовал, что он в меня не верит. Будто я мусор в воде, грязь, ничего не смогу…
– У меня есть один рассказ «Ливень» про парня, который не умел плавать и про девушку, которая плавала как выдра.
– На самом деле плавать – это здорово. Да и водные процедуры всегда закаливают организм, как и спорт. Я не хочу быть дряхлым стариком и маразматиком, когда постарею. Хочу обслуживать себя сам. И заботиться о тебе. Ты будешь обо мне заботиться?
– Надо дожить до того почтенного возраста. А пока я добавлю еще одно слово к твою лексическую копилочку. Флоатинг – спа-процедура, во время которой человек лежит в концентрированном соленом растворе. По-другому это называется камера сенсорной депривации – место, где исчезает звук, свет, гравитация. Хотела бы я попробовать…
Шёпот сентябрьского леса нарушает какой-то знакомый звук.
– Что это?
– Поезд. Проезжает станцию. Приветственно гудит.
– «К черту поезда. К чёрту поезда. Я сажусь за руль и увожу тебя туда. Моя. Моя невывозимая», – напеваешь ты песню популярного NiLetto.
Вторя тебе, я вспоминаю свой стих:
Поезд мчит,
Оставляя пределы, сомненья, условности,
Разбивая отрезки как будто бы прожитых лет,
Поглощая пространство и время в своей безусловности
Из несказанных фраз и поступков, сошедших на нет.
Слёзы капают с щёк на дощатый пол веранды.
Однажды мы…
Простите нас, Фарерские острова! Автомобилем, поездом, самолётом – мы никогда не доедем до вас. Не сидеть у окна в мчащемся поезде, провожая пальцами по чуть запотевшему стеклу капли дождя. Не дурачиться в дороге, не петь вместе, не мечтать вместе с Эйвор «Far away».
– Ты попала в мое настроение, мы прямо-таки синхронизировались. Это настоящая лирика дорожной романтики со вкусом терпкого заката. А для поддержания этого чувства я занесу «Невывозимую» в плейлист «Песни для грусти».
Наливаю себе еще. Воспоминания о нашей с тобою прогулке рисуют в памяти кадры.
Вдоль дороги мы плывем по зелёному травяному полю. Слева и справа, словно волны колышутся солнечные пятна полевых цветов. Они то желтые, то нежно фиолетовые, то вдруг посреди зелени выглянет полянка с маками, трепещущими своими тонкими, словно крылья бабочки, лепестками. Поле богато зеленью и цветами. С каждым порывом легкого сентябрьского ветерка нас накрывает такой мощной аурой запахов поля, что начинает кружиться голова. Терпкие ковыли умиротворенно качаются в своей седой вечности. Медоносы пьянят. Хочется слиться воедино и с этим полем и с воздухом, хочется раствориться в природе, стать ее частью, стать единым целым и не возвращаться обратно. Мы опьянены в прямом смысле. Воздух, которым не можешь надышаться. Кислород. Свобода. Счастье.
В стороне от дороги мы замечаем какое-то покосившееся строение. Для жилого дома – слишком высокое. Развалины больше похожи на остатки церкви. Полуразрушенные стены из красного кирпича выщерблены ветром и обогреты жарким солнцем. Строение – словно старик, греющийся на солнцепёке и радующийся последним теплым денькам. Окна зияют неприветливой пустотой и безлюдьем. Их высокие полукруглые своды только подчеркивают недосягаемую небесную синь. Жаворонок стрелой вспархивает с обрушенного парапета и взмывает ввысь, как только мы приближаемся ближе пятидесяти метров. Зеленый вьюнок с нежно-голубыми шапочками цветов стелется по разрушенным ступеням крыльца и постепенно забирается на него подобно осторожной кошке. Я хватаю тебя за запястье:
– Смотри! Заброшка! Давай сходим туда?
В моих глазах загорается огонёк приключений. Твои – подхватывают его. В конце концов, мы идем, чтобы познать мир вокруг себя. Я выбираю девизом «Ни дня без приключений, без общения и без исследования заброшенных домов». Согласен?
– Легко!
Мы пересекаем неожиданно появившуюся посреди поля борозду, вспаханную трактором, и идем к заброшенному строению по еле заметной в высокой траве тропе. Видать, не мы первые, не мы последние, кого привлекают эти развалины. Церковь? Мечеть? Ни таблички у этого памятника старины, ни обозначения на картах интернет-поисковиков. Мы заглядываем за стены. Крыша давно уже провалилась и остатки ее смешались с грунтом. Внутри тишина проросших цветов и трав и умиротворение, доносимое вместе с ветерком с окрестных полей. Мы смотрим сквозь окна, а на нас смотрит время. Странная связь.
– Это что? Церковь? – тихо-тихо спрашиваю я, словно опасаясь, что громкое эхо может сломать эти хрупкие стены из красного выжженного солнцем кирпича.
– Это может быть что угодно! – Ты проводишь рукой по шершавой стене. – Даже синагога хасидов.
– Кого?
– Знаешь, кто это?
– Кто?
– Хасиды. Евреи. Ты наверняка видела этих ребят с пейсами и в больших черных шляпах. Хасидизм – это одна из ветвей в иудаизме. Можно сказать, ортодоксальная. Основатель его – Бешта – целитель, собравший вокруг себя учеников в Меджибоже.
– Где-где?
– Это на Украине.
Странно чувствовать себя вот так приобщившейся к неизвестной мне культуре. Я понимаю, что сейчас благодаря твоей начитанности, мне предстоит великий религиозный экскурс в историю хасидов, и перехватываю инициативу.
– Так мы в синагоге или в церкви?
– Да кто ж его знает. – Останавливаешься ты. – Эти стены разрушены так, что никто тебе точно не скажет. Но если ты хочешь узнать наверняка, мы можем пойти в городскую библиотеку, поднять архивы, старые упоминания об окрестных церквях или мечетях, а можем почитать сказки о Беште…
– Не так уж и важно. Только я не хотела бы осквернять место, где читались молитвы, как это сделал кое-то до нас. Смотри, какое пепелище!
Нашему взору открылось то, что некогда можно было бы назвать центральным помещением или залом. Посреди обломков камней вандалы развели костер, тут и там торчали палки и ветки, бумажки, пластиковые емкости, обёртки от еды и осколки бутылок. Святое место так легко превратить в мусорную свалку. Пепелище от костра выглядело более чем ужасающе.
– Что за люди? Зачем так то…
– Посмотри сюда! – Ты показываешь на стену рядом с собой. Она вся исписана стандартными надписями «Здесь были Эндрю и Элла. 2002 год», «Выпускники-2019». Внизу стены покоится огромный валун – обнажившаяся часть основания. На камне кто-то небольшими отрывистыми буквами нацарапал стихи. Я смотрю, как завороженная и вскоре читаю, уже шевеля губами и переходя на шёпот:
У дома в руинах стою на коленях.
Где было величье — там пепел на стенах.
И сыплется пепел с-над крышею облака,
И надвое стены наклонно расколоты.
Здесь нет штукатурки, прогнившие стены,
Следы разложения, плесени, тлена,
Все окна разбиты — глазницы пусты.
Вот также умрёшь в одиночестве ты!
Ты с детства фальшивый. Руины шлифуя,
Построить не смог, а ломаешь вживую.
Ты сердцем мертвее, чем мёртвые дети
И даже любовь твоя с привкусом смерти.
И вот ты качаешься в этих руинах.
С руинами слился давно воедино.
И холодом смерти желанной дыша
Застряла навеки в руинах душа.
Страшное стихотворение. Место, где мы находимся, окончательно теряет свою привлекательность в моих глазах.
– Пойдем отсюда скорее, а?
Но ты успокаивающее берешь меня за руку.
– Ты чего? Мы только начали.
– Мне страшно. Пойдем отсюда!
-М-да-а-а, с тобой только по заброшкам и ходить.
– Не хочу! Пойдем домой.
– Ну, пойдем, пойдем, моя трусиха. Только, давай, обойдем вокруг.
– Вокруг – можно, – соглашаюсь я. Мне хочется вырваться из плена кроваво-кирпичных стен с черными ожогами. Кто знает, какое зло свершилось тут, вдали от людей.
Мы обходим развалины, стараясь держаться подальше от разрушающихся стен, и поворачиваем к дому. Хорошо, что он крепкий и надежный. Дом ждёт нас.
Тёплый сентябрь слишком прохладен. Я словно в дымке. Завариваю кофе и пишу, пишу.
Я ощущаю себя не в своём мире. Мне нужен другой. Тот, который никогда не позволит мне плакать, тем более из-за тебя. Жизнь должна быть наполнена красками. Моё большое везение, что я могу убежать в свой поэтический мир, закрыться там и иногда выходить посмотреть, что там в реальности. Здесь слишком уютно. Здесь рождаются стихи.
Лезу на чердак и достаю спрятанную под матрас книжку Паоло Коэльо «Вероника желает умереть». Начинаю читать, но не могу.
Скукоживаюсь.
Осень достает фотографии – пожелтевшие листья из тайников памяти. А вместе с ними – опустошенность и слёзы как воспоминания о трёх днях дождя. Первого нашего дождя. Крик застывает в горле ватным комком, хотя хотелось вспороть им пространство и время. Руки теряются и не находят себе место на теле человечка, скрючившегося на чердаке в окружении Одиночества, Равнодушия и Тишины.
Слёзы так чисты и так искренни.
Возможно ли узнать наперед, когда ты последний раз назовешь меня любимой? Не-на-ви-жу!
Я травлю бабочек виски и колой. Суки, они выживают.
Я знаю, что всё пройдёт, что закончится осень и я уже не буду чувствовать эту боль. Я буду валяться мёртвой и повторять куплеты о несчастной изнасилованной девушке, я наконец покину паутину твоей недосягаемости, желанности и пустоты и наполнюсь исключительной обычностью.
Я ненавижу тебя!
Я люблю тебя!
Может, прыгнешь вниз, дурочка?
Взяла френч-пресс, чтобы заварить кофе и застыла. Осознание, что тебя нет рядом и кофе придется пить в одиночестве, приходит постепенно. Я даже действую как одиночка. Теперь мне не нужен большой кофейник, чтобы заварить тебе и мне. Достаточно насыпать ложку кофе в свою чашку. Я откладываю френч-пресс в сторону и беру с полки кружку. Твою. Рассыпчатый кофе и кипяточек из только что вскипевшего чайника смешиваются в кружке, создавая для меня настроение безмерной тоски по нашим дням. Мысль о том, что мои пальцы будут держать кружку там же, где были и твои, что губы будут касаться там, где касались твои, заставляет меня улыбнуться. Вспоминаю твою фотографию со старой красной чашкой, закрывающей пол-лица. Где-то эта старая посудина теперь в коробке на чердаке. Лисенок, которого ты назвал Герой, всё также беззаботно скалится на меня с кружки хитрой лисьей улыбкой. Глажу его, теплого, большим пальцем и улыбаюсь.
Кофе заварился и манит меня сделать первый глоток – одинокий, крепкий. Сейчас дом — место, где моральная шаткость приобретает ещё большие масштабы, когда ты находишься один.
Что такое одиночество? Это когда зачеркиваешь дни в календаре, когда ты засыпаешь одна в своей постели. Это жить воспоминаниями. Это пустые папки фотоальбома. Я не хочу возвращаться в одиночество. Когда ты одинок, тебе могут помочь краски: если устал – рисуй цветы, если злой – черти линии, репетируй разговор перед разговором; скучно – возьми цветные фломастеры, а если грустишь – рисуй радугу. И не забудь позвать меня! Если мы с тобой вместе, так давай заполнять альбом фотографиями, думать о будущем и строить планы, где есть слово «мы». И никогда, запомни, никогда мы не позволим себе рассказывать о прошедшем дне одним словом! Нам есть, что сказать друг другу! Нам есть, чем зацепить друг друга, поддержать, заинтересовать, продолжить, удивить. Долой односложные комментарии! И я буду с тобой и в жизни, и в чате, на страницах книг и в цветных снах! Давай долго-долго разговаривать по вечерам и засыпать вместе в одной постели!
Не всем мечтам суждено сбыться.
Я буду рисовать, когда буду скучать по тебе. Маркеры выводят на стене наши имена.
Включаю подборку песен про осень. И желтизна накатывает вместе с группой «Аномалия»:
«Ты живешь в своей осени жизни
Хочешь вьюги весны или лета.
Удиви, всем назло разгуляйся,
Ты отвыкнешь от желтого цвета»
Ты не вернешься ко мне, я это чувствую. Но хотя бы обещай, что не забудешь наши невероятные моменты и мою улыбку! Вселенная послала меня к тебе, чтобы научить любить. Любить всем сердцем. До мурашек. До самых кончиков волос.
Я понимаю, жернова памяти всё перетирают. Так подтверждает время. так поют Флёр в «Памяти». Может быть, ты что-то не разглядел во мне, когда я была рядом. Но теперь ты будешь видеть меня повсюду – читать моё имя на вывесках, слушать наши песни, слышать мой голос и разговаривать со мной. Я войду в твой мир и стану тенью солнечного света и солнечным сумраком, стоящим у твоего стола. Я стану твоей фантомной болью. Грустью. Слезами.
– Ты для меня ничего не значишь.
– Почему тогда ты плачешь?
– Я для тебя ничего не значу.
– Почему тогда я плачу? Почему тогда я плачу?
Ставлю и ставлю на повтор «Кукрыниксы» и «I am one» Asking Alexandria.
Уходя – уходи. Отпускать ли, когда любишь? Когда ломает? Когда чувствуешь себя разорванным? Когда точно знаешь, что без этого маленького кусочка паззла жизнь твоя не сложится? Не случиться того, о чём думалось и как представлялось в идеале. Вы вместе сделали миллион шагов и шажочков к общей цели, но суждено её достичь только одному. Даже нет, не так. Цель перестаёт быть целью, когда один-из уходит. Уходит в закат, в тень, в дождь. А тебе остается только безликое никому не нужное солнце.
Когда мы только познакомились, мы иногда задавались вопросами о местах, где бы мы были счастливы. Ты говорил о деревьях под дождём и уютной комнате, я – о море и васильках на ржаном поле. Если бы меня сейчас, как тогда, вдруг спросили: «Где бы ты хотела сейчас оказаться, чтобы почувствовать себя счастливой?» Я бы, не задумываясь, ответила: «Мне всё равно, где, главное, чтобы там был ты».
Спасибо Ёлке за слова «Было больно, но я встала», они очень помогли мне, дали силы бороться за жизнь. Когда ты счастлив – слушаешь музыку. Когда хочешь умереть – слушаешь слова. Когда плохо и надо жить дальше – слушай Ёлку.
Однажды я влюбилась в человека, который никогда не позволял мне засыпать с чувством ненужности.
Однажды я…
Однажды мы…
Ты словно вытирал мои слёзы. Я скулила. Я снова хотела вернуться туда, где я была счастлива. В тот дом на краю леса.
Наш дом. Место, где мы провели наше время вместе. Дом, стоящий настолько «на краю», что дорога к нему исчезает среди столетних дубов и раскидистых ив, и путнику кажется, что она ведет в никуда.
Никакого будущего у нас не было, нет и не будет…
КОНЕЦ
Музыка к главе:
Моя Мишель «ОК» https://www.youtube.com/watch?v=TSjlIIcDPAk
Аномалия «Жёлтая осень» https://www.youtube.com/watch?v=oVNR28PB24Q
Эйвор «Far away» https://www.youtube.com/watch?v=VMZJ1bwzc1M
Niletto – невывоЗИМАя https://ru.hitmotop.com/song/71937924
Кукрыниксы и Евгения Рыбакова «Ты для меня» https://www.youtube.com/watch?v=syTZQXOoVyI
Ёлка – Остаюсь https://ru.hitmotop.com/song/64465693
Автор публикации
