* * *
Грек оглянулся и замер, прижимаясь к стене и восстанавливая сбившееся дыхание. Пули ложились рядом, то глухо чмокая в бревенчатых стенах, то высекая искры из мостовой. Густо кладут, подумал карточный бог. Полный антракт – похоже, музыканты не шутят. Ниша в стене имела очертания двери… да это же дверь и есть! Вывеска на узенькой латунной табличке содержала только одно слово:
«Anastazia». Анестейша, недоуменно подумал Грек. Зачем мне, Греку, лишняя гречанка? Что у них тут, аптека? Анестезия? Или, может…Стрельба затихла – хотелось бы думать, полицейские поцыки его навеки утратили. Времени на раздумья не было. Навалившись всем телом, Грек резко толкнул запоры и рухнул внутрь, сорвав с петель узкую сводчатую дверь. А петельки-то у нас хлипковаты, невольно подумал гость, сминая в падении мягкую, пыльную темноту. Тихий испуганный голос спросил над ухом:
– Кто тут?
И Грек задумался над ответом.
Единственное, что он сообщал о себе девчатам с Пересыпи: по возрасту – недавний перебор! Три месяца назад сравнялось юному Греку – судя по паспорту, Войцеху Самуэльсу – двадцать два года. К этому времени Грек, изрядная пройда, успел попробовать себя во всём, кроме повседневной работы. Сухой, подвижный, чернявый, с хищным, горбатым носом и пронзительным взглядом карих глаз, он пробовал себя подавалой в трактире, где и заработал новое имя, затем сводником, помощником мясника, карманником и каталой. Игра в карты удавалась Греку необыкновенно! Гримасничая, он мог сбить с толку любого физиономиста. Но вдруг полиция накрыла катран у Софы Белоручки, и Грек едва успел сделать ноги. Правда, по дороге он крепко сунул в ухо господину уряднику, и провинившемуся шулеру никакого спуску решено было не давать. Продолжая хранить молчание, Грек встал и придвинулся, мягко ступая по половицам, к мерцавшему поодаль от него белому силуэту. Девушка с маленькой керосинкой в руке, горячая и заспанная, с ужасом вглядывалась в Грека, не понимая, зачем он сюда ворвался:
– Боже мой… Кто вы?
– Да бросьте, какой там боже? Я просто Грек, – откликнулся Войцех.
– А я – румынская танцовщица! Какого чёрта вы тут забыли? – раздражённым шёпотом сказала девушка. Насколько можно было рассмотреть под светом керосиновой лампы, фигура незнакомки была весьма грациозной. Может, и впрямь танцовщица? Сквозь спутанные пряди длинных чёрных волос яростно поблескивали нежно-голубые глаза. Убиться можно, подумал Грек. И тут же решил сознаться:
– За мной полиция гонится! Затихнут баскаки, сразу уйду.
– Поставьте дверь на место! – грозно сказала девушка. – Или я буду гнаться за вами вместе с полицией.
Грек хмыкнул, но подчинился. К его немалому удивлению, девушка зажгла свечу, подошла поближе и чёткими, уверенными движениями помогла восстановить дверной статус-кво. Раздался стук, как будто снаружи того и ждали:
– Откройте, полиция! Мы ловим опаснейшего преступника.
– Не открывайте! – взмолился Грек. – Моментально пристрелят. А я всего-то дал уряднику подзатыльник!
Девушка ахнула, но знаками предложила Греку укрыться в закутке, который ему пришлось разделить с двумя облезлыми швабрами и помойным ведром. И распахнула дверь настежь.
– Анестэйша, кр-расавица! – проревел почти над ухом у Грека хриплый дискант урядника, известного всей округе полнотелого и краснолицего Антона Григорьича, любителя оперетки и мамзелек. – Навеки твой, моя Марго… Не укрываешь ли ты преступника?
– Разумеется, укрываю! – ответила хозяйка квартиры.
Грек обмер. Крупные капли пота прокатились по длинному носу с горбинкой и канули в помойное ведро с неясными остатками жизнедеятельности.
– А вот посмотрим, посмотрим, посмотрим, – игриво пропел урядник.
Грохоча сапогами и разнося нестерпимый запах сапожной ваксы, он прошёл в узенькую гостиную, выполнявшую, впрочем, функции будуара. Ухнули пружины кровати, взвизгнула маленькая танцовщица, и всё на минуту затихло. Грек попытался выбраться наружу, но ведро предательски громыхнуло. Антон Григорьич мигом оказался в двух шагах от шулера, цапая на ходу кобуру. Но девушка оказалась проворней. Приобняв урядника, отчего тот сразу оторопел, малышка выцепила из урядниковой кобуры револьвер и, сходу взведя курок, дважды выстрелила полицейскому прямо в лицо.
– Нельзя мне под арест! – прошептала танцовщица замершему от ужаса Греку. – У меня свой хабар сам Шпицель держит!
Из огня да в полымя, подумал Грек. Шпицель был известной уголовной фигурой, наводящей ужас на владельцев мелких лавок, мясников, ювелиров и прочую торговую сошку. Потеря воровской добычи вполне могла дорого обойтись. Стараясь не смотреть на агонизирующего урядника, плававшего в луже собственной крови, сообщники продолжали яростно совещаться. Как и ожидалось, решено было немедля бежать. В порту стоял под парами турецкий пароход, уходивший в Соединенные Штаты Америки. Переплатили за билеты немало, но как-то устроились. Всю дорогу парочка сидела, забившись в каюте, и только перед самым Нью-Йорком решено было отпраздновать внезапный круиз в ресторане. Зал впечатлял бронзовыми лампионами, языками розовых свеч и разливом лиловых панбархатов. Как в благородном борделе, мимоходом подумал Грек. Судя по задумчивой улыбке танцовщицы, она подумала то же самое.
– Разрешите пригласить вашу даму? – раздался приторный голос, говорящий на гортанном английском. У столика стоял, покачиваясь, человек в котелке: усики щёточкой, блестящая английская обувь, чёрный смокинг с белой манишкой, белая бабочка в жёлтый горошек. Незнакомец был чрезвычайно худ и высок, жёсткий ёжик серых волос и красные воспалённые глаза совершенно не гармонировали со светским нарядом.
– Я с незнакомцами не танцую! – отчеканила танцовщица.
– Damned (проклятье)… представьте меня вашей даме! – шепнул приставала Греку.
– Позвольте представить, – безучастно откликнулся Грек. – Как вас там?
– Грэг Симмонс, – промямлил верзила.
Вот на хрен ты сдался мне, тёзка, подумал Грек. Прежде чем он успел открыть рот, танцовщица улыбнулась верзиле и пропела мягким, почти кошачьим контральто:
– Меня зовут Анестэйша. Я балерина из Лондона, а это – мой импресарио, синьор… Базарофф!
Девушка небрежно кивнула в сторону оторопевшего Грека. И понеслась с незнакомцем на тур летящего кек-уока – благо пароходный джаз-банд, глумливо выкрашенный под негров, давно уже старался вовсю. Грек отвернулся, продолжая ковырять вилкой жёсткую отбивную. Что ему делать в Штатах? Язык он знает, но слабо. Работать… от этой гадкой мысли Грек даже сморщился. Сутенером к Анестэйше пойти? А тебя возьмут, усмехнулся шулер – одними губами.
Пароходный роман Анестэйши и Грэга Симмонса развивался чрезвычайно успешно. ПО приезду в Нью=Йорк Грэг помог Анестэйше снять поблизости от него недорогие, но приличные меблированные комнаты. Парочка, казалось, не знала устали, без конца слоняясь по театрам, ресторанам и дансингам, а Грек всё никак не мог найти себя в новой жизни. Из номера он почти не выходил, изредка выпрашивая у коридорного бульварный листок с объявлениями.
Так прошло две недели. Набегавшись по танполам, Анэстейша и Грэг объявили о своей помолвке. И через месяц сыграли свадьбу. Церемония была очень скромной. Грэг, крупный банковский клерк, ни на что особенное не претендовал, но был, казалось, вне себя от счастья. По лицу Анестэйши бродили неясные лиловые тени. Возможно, их отбрасывали громадные накладные ресницы, но Грек был уверен… впрочем, неважно. Во время медового месяца молодожёны решили отправиться в Майями, и Грек поплёлся за ними. Оказалось, что Грэг – отъявленный кокаинист, и Анестэйша, что удивляло Войцеха, весьма потворствовала этому увлечению. В один из вечеров юная жёнушка уговорила Грэга арендовать небольшую яхту для морской прогулки, с которой Анестэйша вернулась одна, вся в слезах:
– Как я несчастна! Мой муж, увлекшись шампанским, свалился за борт…
Впрочем, Греку она шепнула, что новобрачный был просто под кайфом. Хороший повод закончить затянувшуюся помолвку, подумал Грек. Прошёл ещё месяц, и Анестэйша предложила Греку стать её мужем. В ответ на его удивлённые междометия она пояснила, что ныне она натурализована, а он, став её официальным супругом, тоже станет стопроцентным американцем.
– И что? – поинтересовался Грек.
– А то, что Шпицель нас по-прежнему ищет, – проворковала красавица. – И спрятаться можно либо в мексиканской тюрьме, либо в Лас-Вегасе. Тебе придётся немало выиграть, а я попробую заказать нам новые паспорта.
После двух особенно крупных выигрышей заядлый картёжник понял, что Лас-Вегас – рай на Земле, который создан для игроков. Войцех занят был особенно сложной карточной комбинацией, когда Анестэйша, побледнев, показала локтем в угол огромного зала:
– Шпицель! Тикаем.
Прервав игру, парочка встала и вышла. Грек с сожалением окинул взглядом кучку фишек, но делать было нечего. Примчавшись в номер, супруги Гримстайн, так назывались теперь Анестэйша и Грек, бросились паковать чемоданы. Грек уже топтался возле дверей в номер, когда Анестэйша остановилась возле огромных штор, и лицо её вновь поблёкло:
– Я вижу его под окнами! Мы пропали…
Не раздумывая ни минуты, Грек выхватил крохотный револьвер и выстрелил ей в лицо:
– Прости, любимая! Нет времени… нужны кардинальные меры.
Он уже садился в такси, когда огромная лапа сжала его плечо, и тихий бас пророкотал с южнорусским акцентом:
– Куда спешим, мосье Грек? Не передашь ли господину Шпицелю пламенный привет от покойницы?
Охваченный дурными предчувствиями, Грек снова выстрелил, но в голове его ответно что-то взорвалось, и он утратил всякую связь с Лас-Вегасом, Шпицелем и Анестэйшей. Бесславный конец, позвольте заметить, по больше части печален.
Автор публикации
