О, сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух,
И опыт, сын ошибок трудных…
3.
Мы высадились. Ступив на твёрдую землю, горе-полярники сбились в кучу, опасливо озираясь по сторонам. Такое явилось для них в диковину. Здесь не было деревень для разорения, не было слабых женщин, не было даже кур, которых они привыкли жрать. Чем руководствовался Донер, набирая в отряд этих солдат, было понятно. Набирал впопыхах, ему подходило пушечное мясо из тех, что прибыли из разбитых котлов на переформирование. Так было быстрее, а начальство его подгоняло. Сказали – набрать крепышей, он и набрал. А прошлую экспедицию он бросил замерзать во льдах, когда все ящики с тушёнкой и пловом засыпало лавиной. Он сбежал на единственной уцелевшей собачьей упряжке на пару с любовницей, которую впоследствии пристрелил. Доподлинно неизвестно, как он сумел выкрутиться в Берлине, однако доверия руководства не потерял. И если бы эти солдатики узнали о его подвигах ещё там, на большой земле, предпочли бы снова отправиться на восточный фронт. Мне же было предписано всё держать в строжайшем секрете, словно это являлось военной тайной. Донер был этим партийным бонзам для чего-то нужен, и я подозревал, что он знает и ходил по маршруту эвакуации вдоль антарктического шельфа. Шла война, и шла она не по планам, на которые рассчитывал Гитлер, а кое-кто знал, чем всё закончится, и примерно когда. В ставке тысячелетнего рейха серьёзно зрел заговор против Гитлера, а это означало раскол. Кто-то готовил покушение, а кто-то уже паковал чемоданы. Для них Донер был ключевой фигурой. Посылая меня с ним, Гиммлер готовил себе своего рода подушку безопасности с Борманом заодно. А Борман – это золотая казна партии. Они готовы были отречься от национал-социализма, а Гиммлер почему-то углубился в изучение древних манускриптов. Зачем? Но Гитлер тоже считал себя владельцем копья Лонгина, копья судьбы. Хотя таких копий существовало великое множество, и в подлинности их стоило сомневаться.
Солдаты топтались, глазели на скалы и на пингвинов, которых увидали впервые.
– Здесь нет никого, – сказал Донер брезгливо, – успеете в штаны наложить. Выстроиться в шеренгу. Смотреть под ноги и идти в след!
Донер командовал. Каждый тащил на себе какой-то груз, четверо замыкающих тянули полозья с навьюченным оборудованием. Отряд продвигался. Впереди возвышались опасные шельфовые нагромождения ползущего ледника Ларсена, грозившие в любой момент обрушиться сходом лавины. До стабильного материкового льда следовало ещё добраться. Но перевал не оказался тяжёлым, и к вечеру без потерь отряд вышел на ровную площадку, окружённую гранитными стенами. Лица негодяев расползались в ухмылках, ах какие они молодцы! Они не знали, что в Антарктике всегда идти вперёд проще, а вот обратную дорогу даже не каждый проходчик смог бы отыскать. Никто не знает наверняка, сколько народу навечно осталось лежать в этих льдах. О пропавших экспедициях слагались легенды.
– Всё, – сказал Донер, переводя дух, – всем двигаться и работать. Иначе замёрзнете. Ставим палатки, утепляемся. Выставляем караул. Никому без дела не шляться.
Донер был прав. В относительном безветрии здесь царил жуткий холод. Под руководством Ланке группе хватило ума правильно поставить палатки и расположить их так, чтобы можно было быстро переместиться из одной в другую. Последнюю палатку поставили поодаль и устроили в ней нечто наподобие складского помещения.
Ночь прошла тихо, но я знал, что-то всё равно произойдёт. Просто потому, что в Антарктике без неожиданностей не обходится. Едва рассвело, Донер стряхнул снег с полога и на четвереньках вылез наружу. Начинал дуть пронизывающий ветер. Донер неуверенно встал и приложился к фляге со шнапсом. Утерев нос варежкой, он крякнул и шумно чихнул. Глупо, конечно, пытаться согреться на таком холоде водкой, но Донер был опытен.
– Эй, Донер, – послышался голос Ланке, – ты бы хоть что-ли закусывал. Если так будешь продолжать, к обеду тебя придётся паковать.
Донер удовлетворённо улыбнулся.
– Закрой пасть, британская потаскуха, – сказал он, продолжая улыбаться, – я всё-ё про тебя знаю.
Донер поднял морской бинокль и присмотрелся к южной стене. Там виднелся вход в естественную пещеру, расположенную на высоте около двадцати метров. К пещере имелся узкий проход. Ещё вчера ничего не было, но к утру ландшафт изменился. Антарктида преподносила очередной сюрприз.
– Так вот, Ланке, – сказал Донер, пахнув на неё перегаром, – чем делать замечания начальству и нарушать субординацию, лучше возьми с собой Кука и исследуй форт. Надо укрыть кое-какое оборудование и иметь убежище на случай чего непредвиденного. Это приказ, между прочим. Шуточки закончились. Предупреждаю, за неподчинение пристрелю. Я хочу что б ты знала, для меня ты такой же исполнитель, как те вон скоты. А время сейчас военное. Так что подумай. Я не буду два раза повторять, тебе ясно?
– Прошу прощения, командир, больше не повторится, – виновато ответила Ева, – всё будет исполнено.
– Вот так-то лучше, – пробубнил Донер, – хромает тут дисциплина, понимаешь, придётся кого-нибудь расстрелять для острастки.
– Я тоже пойду, – вызвался я, отчего Донер равнодушно пожал плечами.
Приказывать он мне не мог, а толку от меня всё равно не было. Донеру следовало организовать распаковку всего барахла, укрепить лагерь. Да много ещё чего. Донер позвал фельдфебеля Крюгера и объявил построение. Крюгер. Мутная личность. Этот фельдфебель крутился в гестапо. Он был из касты, которых называли гестапо внутри гестапо. Не зря он здесь объявился. Папаша Мюллер тоже послал сюда свои глаза и уши.
Ланке притащила откуда-то пару банок тушёнки, спички и флягу со спиртом. Тут же как чёрт из коробочки нарисовался Пауль Кук.
Донер построил лагерь и орал на своих подчинённых, обзывая их падалью и трусливыми недобитками. Теперь он казался трезвым. Он стоял перед строем и на полном серьёзе им угрожал. Напоследок он выстрелил в воздух. А если они взбунтуются и выпустят ему кишки? Эта экспедиция и так организовывалась наспех. Да ещё командор пристрастился водку лакать. Но я знал, что он соблюдает допустимые границы и никогда не переходит черту. В любую минуту он мог превратиться в добродушно подмигивающего бородача и даже принести извинения.
Мы стали на лыжи и двинулись в путь. Однако дошли без проблем. Словно кто-то неведомый помогал. Странно вообще-то. Здесь не могло быть легко по определению. Мне часто везло, хоть я и любил чёрных котов, я позволял им спокойно переходить мне дорогу, однако в систему везение не в ходило. Вход в пещеру выглядел пологим и ровным. У входа свисал огромный, слегка зеленоватый причудливой формы сталактит. Значит лёд здесь когда-то растаял. Растаял? Но в Антарктиде и не такое случается. Стены пещеры были округлыми, покрытыми слабо мерцавшим голубоватым льдом. Ланке шла впереди, Кук замыкал. Через триста метров коридор изменил направление. Пол пещеры по прежнему оставался ровным. Я подсвечивал фонариком и делал ледорубом на стенах отметины.
– Зачем это? – Удивился Кук.
– Чтобы ты здесь не сдох, – бросила Ланке.
Вскоре мы оказались в небольшом зале со сводчатым потолком. На этом пещера заканчивалась. Воцарилась гробовая тишина. Тишина в Антарктиде? Обычно она поёт, трещит, завывает, хохочет и злится. Бывает, она разговаривает, будто душу свою изливает. Но здесь. Скорее всего, крепкая надёжная скала с глубоким фундаментом на века. Что-то присутствовало ещё. И это заметил Кук. Он слегка подпрыгнул и дотянулся рукой до потолка.
– Вы видели? – воскликнул Кук.
Я почувствовал, что двигаться стало значительно легче. А Ланке пробормотала.
– В этом месте какая-то аномалия. Здесь сила притяжения слабее. Смотрите, – сказала она, указывая на свободный ото льда участок гранитной стены, – там что-то есть.
На гладком камне виднелись какие-то письмена.
– Матерь божья, – изрёк изумлённо Кук.
– Похоже на руны, – Ева светила на надпись с рисунками и впервые за всю экспедицию улыбалась, – это очень древняя наскальная живопись. Слушайте, здесь не всегда было холодно. Здесь очень давно царил мягкий климат и кипела жизнь. Я когда-то училась в университете. Это нарисовали те, кто жутко давно здесь обитал.
– Кто?
– Быть может, великая раса арийцев.
– Эта чертовщина, и нам не стоит в неё соваться, – сказал Кук дребезжащим от страха голосом, – лучше бы нам отсюда сматываться.
– Ты прав, – согласился я, – оставим пока всё как есть и сообщим Донеру. Всё-таки он командир, и ему решать, что с этим всем делать. А ты Ева, подозрительно много знаешь.
Но Ева уже расчищала ладонью письмена.
– Просто в отличие от некоторых, в своё время много училась. Да навряд ли этот пропойца способен на адекватные действия. Я вообще не понимаю, какого чёрта он высадился на материк. По мне, так оставался бы на борту, и не путался под ногами со своими бутылками.
Но Ева не знала Донера. Кто-либо другой мог потерять контроль над собой и спровоцировать какую-нибудь нехорошую штуку. Устроить пожар, стрельбу, драку. Или подрыв тех же толовых шашек. Но Донера, этого человека с двойным дном, с виду рубаху-парня, который с улыбочкой хлопает тебя по плечу, а за спиной уже взводит курок, мало кто знал по настоящему. Про него даже я не всё знал.
Я присмотрелся. На стене было всего несколько угловатых символов и рисунки человечков, превращающихся в каких-то чудищ.
– Что это значит? – изумился Кук.
– Наверное, мы не узнаем, – сказала Ева, – да и не нужно. Я просто сделаю зарисовки. Может, это имеет какое-то отношение к Аненербе. Гиммлеру явно понравится. Пусть он и ломает голову.
Ева достала блокнот, и стянув зубами меховую перчатку, провела ладонью по наскальной живописи, пытаясь её расчистить от наледи.
То, что произошло дальше, не укладывалось в разумные рамки. Квадратный участок стены с загадочной символикой внезапно отъехал в сторону, обнажив округлую нишу, в центре которой покоился похожий на металлический шарообразный предмет размером с дыню. Ева протянула руки, а Кук почти завопил.
– Не трогай, не лезь туда, чёрт бы тебя побрал вместе со всеми безмозглыми бабами, а если оно заминировано?
Я стоял и молча пялился на шар. Я не знал, как поступить. С одной стороны, Кук был прав. Ведь Донер теперь сюда припрётся и всё равно этот шар откопает. Было бы разумным вообще скрыть факт нахождения этого загадочного предмета, замаскировать так, чтобы сто лет ещё искали, но эти двое всё равно не удержат язык за зубами, а Кук побежит докладывать первым. Нахмурив брови, я нащупал на поясе кобуру. Первой мыслью было избавиться от свидетелей, а всю эту дрянь засунуть на место и тщательно заложить льдом. Но Донер мне не поверит. Каким это образом я смог потерять сразу двух членов экспедиции, одна из которых имела жетон Снежного Барса. Чёрт. Я чувствовал, что Донер что-то об этом знает. Некто могущественный, или ячейка, организаторы всех экспедиций, которым возможно завязывал шнурки на ботинках сам фюрер, намеренно фрагментировали информацию. По непонятным причинам наскальная живопись не скрывалась подо льдом. Она размещалась на видном месте, мимо уж точно не пройдёшь. Это напоминало сейф, шкаф, ящик для длительного хранения запчастей, которые впоследствии могли пригодиться, а на дверце нарисовали инструкцию, как этим воспользоваться.
– Кук, повернись, мы положим это тебе в ранец. Мы возвращаемся. Ева, бери это только в перчатках.
Ева осторожно засунула ладонь внутрь ниши и потыкала пальцем в шар. Ничего не произошло. Затем, ухватив обеими руками, она осторожно вынула шар из ниши и удивлённо отметила.
– Боже, он лёгкий. Он что, изнутри полый?
В свете фонарика шар блестел и отражал наши лица как в зеркале. Серьёзная полировка. Ни единого следа коррозии, как будто его положили сюда вчера.
Я расстегнул ранец на спине Кука, и Ева бережно уложила в него шар.
– Двигаемся осторожно. Кук, если ты поскользнёшься или споткнёшься, в общем, иди спокойно и ни о чём не думай.
Ева обернулась и посмотрела мне в глаза.
– А ты и правда смог бы меня убить?
– Ещё как. Всё-то ты у нас знаешь, профессор, но учти, будешь и впредь принимать самостоятельные решения, живой из этого лагеря не уйдёшь. Донер тебя запросто пустит в расход. Он в курсе всех твоих делишек, и про гестапо он тоже знает.
Только теперь, в этой пещере ко мне начало приходить понимание, что клоунаду на борту Викинга он устроил исключительно для команды и капитана. А для чего, стоило выяснить.
Автор публикации
