Тринити – это первое в мире испытание ядерной технологии в целях создания оружия массового поражения, произошедшее 16 июля 1945 года в штате Нью-Мексико на полигоне Аламогордо а рамках Манхэттенского проекта.
И когда он снял четвёртую печать, я слышал голос четвёртого животного, говорящий: иди и смотри. И взглянул я – вот конь бледный, имя которому смерть, и ад следовал за ним.
Иоанн Богослов, откровение 6: 7 – 8
За спиной гулкие шаги. Впереди тупик. Это верхний ярус станции, дальше бежать некуда. Я остановилась и повернулась к нему лицом. Макс смотрел на меня холодным взглядом, и словно заправский ковбой обеими руками сжимал направленный на меня пистолет.
– Макс, не надо, не делай непоправимых ошибок, – я говорила в пустоту, я знала, решение он принял.
Он отрицательно покачал головой.
– Ведь ты останешься совсем один, – вновь прошептала я, но он молчал.
Наверное, я не испытывала страха, его попросту не осталось. Ну и пусть. Пусть стреляет. Дурак. И пусть всё закончится здесь, в этом мрачном глухом коридоре. Быть может, так надо, и это мой крест.
Макс выстрелил. Этот доморощенный пацифист, скорее всего, стрелял первый раз в своей жизни, но с трёх шагов промахнуться не мог. Я судорожно cхватилась за переборку отсека, и медленно сползла на пол. Я лежала раскинув руки, и сознание моё угасало. Вскоре стены и потолок окончательно растворились в наступившей тьме.
1.
Сталь между пальцев, сжатый кулак,
Удар выше кисти, терзающей плоть,
Но вместо крови в жилах застыл яд, медленный яд.
Разрушенный мир, разбитые лбы, разломанный надвое хлеб.
И вот кто-то плачет, а кто-то молчит,
А кто-то так рад, кто-то так рад…
Марианский архипелаг глубоководная исследовательская платформа ЦПИ РГО Единорог.
Ох, ну бывает же такое. Любовь с первого взгляда. Не верила, не верила, и вот так, с бухты барахты втрескалась по уши и по самое не балуйся. Как раз накануне долгожданного отпуска. Ну и что теперь отпуск? Всем планам каюк? Да хрен с ними. Ведь жизнь с тридцати только начинается! Сквозь ветви с зелёной листвой пробивались озорные лучики золотистого света, в которых суетилась причудливыми узорчиками пыльца из луговых цветов. Наступал новый день. Он наступит и завтра, и послезавтра. Так будет всегда. А я кружилась в задорном танце, плавно распахивая руки навстречу утреннему солнцу. Я была тогда словно большая белая птица, имя которой: счастье. И любовь – это тоже счастье. Я звонко пела и пела моя душа. Сегодня вечером в Премьере состоится танцпол. На сей раз Золушка нарушит традицию, и первая пригласит прекрасного принца на медленный блюз. Ну никакого достоинства целомудренной девы. Плевать. Я знаю, что нравлюсь ему, я поведу себя как шалава. Он, кажется, программист? Программист, программист, я тебя съем. В коротенькой юбке а-ля шнурок и новомодном топе, под ослепительные сполохи стробоскопа, я словно пантера перед прыжком, подкрадусь. Надев на лицо маску похотливой таинственности, я выдохну пылким жаром ему в глаза, и он ни за что не устоит. Сети мои крепки, да и чары почти колдовские. Я пущу в ход все свои грязные поганые секретики, я затащу его в постель, и вихрь безумной страсти вознесёт нас на небеса. Мы отправимся на побережье и поднимемся на Эльбруc. Я сделаю из этого смазливого хлюпика мало-мальски приличного эдельвейса. Вот так я проведу свой отпуск, и это прекрасно. Потому что я так хочу.
Говорят, что имеешь, не ценишь. Начиная с простой зубной щётки. Теперь всё утрачено на века. А реальность такова, что хочется заново погрузиться в тот сон. На потолке мигает плафон, в углу травит кислородный баллон, на пластиковой стене проступает серая плесень. Но даже и эта реальность скоро закончится. За пультом сидит Макс, и что-то печатает в ворде.
А у меня появилась идея. Идея, надежда, мечта, как угодно. Создать камеру стазиса. Воплотить в реальность то, о чём грезили в своих творениях романисты. Физиология человека не предусматривает замедления жизнедеятельности, но в определённых условиях организм адаптируется. Соединив несколько технологий, быть может, получится. Должно получиться.
Когда я стала циничной?
В один распрекрасный день.
Когда мир поделился на “до” и на “после”. Вернее, его не стало. У кого-то прямо чесалось нажать на заветную кнопку, даже не представляя в собственной злобе, что по настоящему произойдёт. Хотела бы я посмотреть ему в глаза. Я бы спросила. Кто? Ты? Такой? Тактическое, стратегическое. Нет разницы! Так на кой ляд сдались человечеству технологии? Махали бы деревянными дубинами дальше хоть миллион лет.
Я потянулась на узкой кушетке.
– Доброе утро, – бодро сказал Макс отворачиваясь от монитора.
– Почему не разбудил?
– Ты так улыбалась, что я не посмел.
– Ты сенсоры проверял?
– Уровень на поверхности упал на тридцать рад. Но это в пределах колебаний погрешности.
Заправив волосы в массивную заколку, я встала и подошла к монитору. Всё та же тёмно-зелёная пустота. Изменений нет, их не предвидится в обозримом будущем. Стоит ли вообще за него бороться? Наверное. стоит. На то я исследователь. Ты трудишься не покладая рук, и тебе кажется, что на горизонте твоих изысканий появился хоть слабый, но шанс. Я просто обязана его использовать. На меня навалилась депрессия от утраты всего того, что называлось нормальной жизнью? У всех на душе лежит этот камень. Нас осталось немного, но если мы есть, не всё потеряно. Про меня сказывали, что я сильная. Но не ведали, как моментами хочется закрыться в шлюзовой камере и открыть люк.
За два долгих года на поверхности ничего не изменилось. Наступила ядерная зима, и средняя температура теперь составляла до минус двадцать по цельсию в экваториальных широтах. Однако фрагменты осядут. Расчёты показывали, что пригодная для жизни среда сформируется через триста – четыреста лет. Короткоживущие изотопы распались уже через год, но долгоживущие будут подвергаться эрозии и медленно дрейфовать в космос как раз триста лет. Атомные взрывы уничтожили биосферу. Сдвинули полюса. Кислород выгорел. Выгорело всё, что могло гореть, выгорело даже то, что не горело по определению.
Однако планета живуча. И не такие катаклизмы переживала. Ей нужно время, которого нет у нас. Она возродится, создаст совершенно иную жизнь. В этом плане Земля уникальна. Но нам попытаться стоит. Кое-какие регионы станут пригодны для жизни лет через сто. Этот спорный момент обсуждался и обсуждался. Я вспоминала на данную тему весьма интересный фильм, как двое учёных спорили о долговременном эффекте радиации в естественной среде, и прав оказался тот, что предрекал фатальный исход. В сто лет уложиться можно. Полупроводники сохранят функционал. Жёсткие диски вполне долговечны. Оптический диск на сто лет и рассчитан. Компьютеры с двухгодичной гарантией проработали четверть века, пока насовсем не устарели, но в большинстве-то не сдохли.
Я не герой, и не ура патриотка. Мне некогда было заниматься ерундой наподобие разглагольствований о войне и мире, да кто тут агрессор и агнец. Я погрузилась в работу всецело, и не заметила, как упряжка оказалась на краю пропасти.
– Спасём мир! Сохраним планету! – провозглашали с высоких трибун нацлидеры.
Чего это ради? И от кого? От нас самих? Эти вопросы возникли потом, кода произошёл рукотворный апокалипсис. Те, кто ратовал за мир, и бил себя в грудь кулаками, доказывая, что не допустят подобного сценария, они же свершили светопреставление. И выгоревший до мантии мир погрузился во тьму ядерной ночи.
Автор публикации
