Было приятно слышать, как его голос дрогнул от волнения. Узнал. Не мог не узнать.
Вцепившись в штурвал, Джек боялся шелохнуться — спугнуть холодные пальцы, блуждавшие по его груди и такие же холодные губы, нежно ласкавшие его шею.
— Лишь раз дух корабля может явиться перед своим капитаном. В день Лазурного Полнолуния.
На протяжении многих лет он разговаривал с ней. Она всегда молчала, но сегодня Жемчужина ответила. Шёпот стихал, оставляя памятные зарубки на сердце пирата.
“Единственный мой… Мой капитан… Моя любовь… Моя душа… Жизнь моя…”
Спи, моя радость, усни! Кракен давно позади; Ведьмы и фурии спят, Съели на ужин котят... Нехотя пел Воробей, покачивая люльку с пухленьким большеглазым младенцем. — Чего слюни пускаешь? Песня не нравится? Ну уж извини, ты мне тоже не нравишься... — буркнул кэп, уворачиваясь от цепких ручек младенца, который так и норовил дёрнуть за косички на ...
— Недавно мне на глаза попалась рукопись об одном пирате. — Джек протянул пачку засаленных листов и подвинул другу бутыль рома, предлагая выпить. — Ловкач, — пробубнил старпом, пробегая глазами текст. — Имя везде подтёрто... — Этот прохвост опасный противник и пренеприятнейший тип...— сквасился Воробей. — Самовлюблённый, хитрый и изворотливый, как уж! По-моему, ужасное сочетание... ...
Охрана преследовала Джека от самого поместья, где он весело проводил время с небезызвестной герцогиней. Шагать на виселицу из-за истерички, испугавшейся малюсенького тарантула, совершенно не входило в планы капитана, поэтому, недолго думая, Джек прыгнул в глубокую яму, куда сбрасывались отходы из таверны. Судьба оказалась благосклонна к пирату. Яма подошла ему идеально — словно её копали строго ...