— Может всё-таки скорую вызовем?
— Дебил? Прораб если узнает, кто дочери дал попробовать, поедем в лес в черных пакетах. К Чёрту ее нужно.
— А он что, еще не спился окончательно?
— Да чёрт его знает, надеюсь, что нет. У меня еще пятка осталась и бутылка водки — хватит ему.
Недострой на окраине встретил парней отсветами костров и безразличными взглядами многочисленных обитателей. Бегом вбежали на верхний этаж, где не было даже стен, а над головой простиралось глубокое небо полное звезд, подсвеченное снизу огнями Города.
Посередине пустой площадки на серых бетонных плитах, стояла старая грязная палатка. Около неё ровным, как у огонька зажигалки, голубоватым пламенем горел костер, у которого на грязном матрасе бесформенной грудой лежал Чёрт.
— Чёрт, чёрт, проснись, помощь нужна. Да проснись ты!!!
Ворон, клюющий хлеб около символического алтаря, где стояла полная рюмка мутной жидкости и была навалена горка мелких косточек и перьев, недовольно каркнул и улетел, выронив черное перо.
Заросший, опухший мужчина в грязной кожаной куртке с пришитыми цветными ленточками и с огромной копной сальных черных волос, почти скрывающих заскорузлое лицо, не шевелился и не подавал признаков жизни и, похоже, даже не дышал.
— Чёрт, твою мать! Чыртай!!! – Щуп энергично тряс тело.
Отшатнувшегося парня пронзил пустой взгляд резко открывшихся желтых глаз с двойными зрачками. Или показалось? Нет, просто блестящие в свете огня темно-коричневые блестящие глаза.
— Чё нада? — хрипло выдохнул перегаром Чыртай-оол, бывший будущий врач, вылетевший с третьего курса мединститута за систематические прогулы и пьянство.
— Помоги ей!
Чыртай тяжело поднялся и присел рядом с безвольным телом девушки. Поднес ухо к ее губам, покрытыми подсохшими следами рвоты, потрогал пульс на шее.
— Скорую вызывайте. Минут десять у неё есть ещё.
Он вернулся к своей лежанке и плюхнулся на нее.
— Нельзя скорую, Чёрт. Большой человек дочь. Больно сделать. Железная палка стрелять.
Щуп от волнения стал по старой привычке передразнивать тувинца, даже не задумываясь об этом.
— Щуп идти, — Чыртай показал куда и безразлично отвернулся.
Кекс достал бутылку водки и поставил на пол рядом с лежанкой.
— Чыртай-оол, как человека прошу, попробуй. Ты же клятву Гиппократа давал.
— Кекс тоже идти.
— Ты же шаман! Разве шаман не должен помогать людям? — парень поставил бутылку рядом с лежанкой.
— Я не шаман, — сквозь зубы прохрипел Чёрт.
— Посмотри какая она молодая и красивая. Алёной звать. Только поступила. Ей жить и жить. Она же первый раз попробовала. Больше не будет!!! Сам сказал: десять минут. Уже девять. Не успеют же!
Кекс встал на колени.
— Чыртай-оол, прошу тебя, как человека прошу.
Минуту он смотрел в безразличную спину.
— Дым нужен, — просипел бывший будущий великий шаман, ученик Кёрген-оола, отринувший мир духов и травяные сборы ради того, чтобы спасать людей с помощью лекарств и инвазивных операций в бесконечно далеком от их стойбища каменном городе, — бутылку, как закончу, отдашь.
— Нас не трогать, в круг не входить, — Чыртай под обалдевшим взглядом Кекса засунул руку прямо в горящий костер, порылся там и достал горсть золы, которой стал отсыпать круг вокруг девушки, оставляя достаточно места рядом, — птица прилетит – не отгоняй. Конфеты, шоколад есть?
Кекс отрицательно помотал головой. Чыртай вздохнул, нырнул в палатку и достал пару карамелек.
— Дым, — требовательно сказал он протягивая руку.
Полученный косяк он обнюхал, довольно причмокнул и растер между пальцев в пластиковую одноразовую тарелку. Туда же попали обе конфеты, пучок травы, поднятое черное перо ворона и горсть перемигивающихся красным углей.
В пластиковой тарелке, поставленной на грудь девушке, от первого же дыхания шамана разгорелся огонь, при этом тарелка даже не думала плавится. Кекс мог поклясться, что ароматный дым живыми любопытными струйками, ласкаясь, протек между пальцев поющего заунывную песню шамана, где понятным словом было только повторяющееся “Алёна” и, любопытно покружившись вокруг девушки, втёк в ее полуоткрытый рот и глаза. Кекс пропустил момент, когда в руке Чыртая появился детский треснувший пластиковый бубен, издавший от удара большой желтой костью неожиданно глухой тягучий звук.
Налетел порыв ветра, погасивший пламя в тарелке. Все вокруг тут же заволокло густым едким дымом.
Пока парни смогли проморгаться, через дымные вихри внутри круга они увидели, что Чыртай лежит рядом с девушкой, взяв её за руку, а круг из золы замкнут.
— Кар!!!
Парни вздрогнули и уставились на ворона. Он сверкнул черным умным глазом, еще раз громко каркнул и стал прохаживаться вдоль круга, поправляя сдвинувшиеся угольки.
Бескрайняя голая тундра под одеялом из клубов дыма, выпускаемого из трубки старого Ендан-Самбуу, сидящего около старого засохшего дерева в своем любимом халате с бубенцами и чучелом гигантского ворона на голове, чьи крылья лежали на плечах шамана.
— Ааа, оглунун оглу.
— Здравствуй, кырган-ачай.
— Пришел пройти Путь?
Каждый раз, с тех пор как он уехал учится, все его посещения Изнанки начинались с этого вопроса деда.
Он всегда говорил «Да», не желая огорчать старика, которого очень любил. Но в душе он знал, что испытания на гордое звание «шаман» ему не пройти — духи рода не пускали его дальше пары шагов от Дерева. Этого, а еще знание травничества и древних заговоров, хватало, чтобы видеть истинное, прогонять из домов каржы бук, лечить мелкие хвори и предсказывать погоду, чем он и жил. Когда старику надоедало ждать, он насылал воронов и Чыртай, как и детстве, позорно бежал.
Сильный был бы шаман Чыртай-оол: сын родов Ворона и Песца, шаман в десятом поколении, сросшиеся пальцы на левой ноге, вещие сны и видения с раннего детства. Он просто не имел права не стать Великим шаманом. Дед готовил из него преемника, передавая накопленные знания, которые ученик жадно глотал. Все ему легко давалось. Даже за Изнанку он ушел с легко, без обычной долгой медитации медитации.
Дед был рад. Но.
— Они напали на меня! – жаловался вывалившийся с Изнанки бледный трясущийся от пережитого ужаса мальчик, зажимая обильно кровоточащие раны на руках и лице.
Ендан лишь печально покачал головой, затянувшись горьким дымом из трубки.
Раз за разом Чыртай пробовал отойти от Дерева и каждый раз налетали вороны.
«Вы же духи моих предков! Вы должны мне помогать! Почему вы не пускаете меня!» — кричал он им сквозь слезы, закрываясь руками от острых клювов и когтей. Они становились только злее, и мальчик убегал обратно, к теплу костра и расстроенному деду.
— Нет, — ответил он, уверенно ткнув пальцем в бредущую к Белой горе хрупкую девичью фигурку, — я за ней.
Дед удивленно поднял бровь, затянулся из трубки и покачал головой.
— Ты здесь чужой. Уходи.
Он выдохнул дым, который темнея и увеличиваясь в размерах, понесся к шаману, распадаясь на сотни воронов. Они, как и в детстве, кинулись на Чыртая, били крыльями, клевали, рвали острыми когтями, тесня обратно в мир живых. Привычный страх сковал сердце. Бежать! Обратно! К теплу костра, к водке, после которой не снятся Сны. Зачем ему эта девчонка? Пускай уходит. Водку заберу, скажу, что умерла. Он даже уже ощутил запах дыма от костра и услышал разговор парней. И увидел Алёну. Она почти не дышала, а на молодом лице застыла мука. И он остановился. Когда же он стал таким? Ведь всего три весны понадобилось, чтобы скверна проникла в его душу и тело, превратив в алчного Караты-Хаана?
Сердце наполнилось ненавистью к себе. Он, презрел боль, рванулся вперед, расшвыривая воронов. Перешел на шаг, потом побежал. Дальше от Дерева, дальше от довольно улыбнувшегося Ендана. Он спасет эту девушку, чего бы ему это не стоило. Ради себя, ради того, чего в нем осталось от “уруг Чыртай”.
Вороны неслись за ним, продолжая наскакивать на него. “Кар! Кар!” кричали они, а он слышал: «Кижинин! Кижинин!». Страх ушел, оставив только раздражение. Он не чужой! Он же один из них! Почему же они этого не видят! Внезапно, он понял, что нужно делать.
Миг и среди сотен воронов появился еще один, неотличимый от других. Теперь он больше не другой – он стал одни из них. Как же это было просто! Почему он раньше этого не понимал!
Он засмеялся. Вороны больше не атаковали его. Они кричали: «Кар! Кар!», а ему слышалось «Бодунун! Бодунун!».
Разум наполнился ясностью. Он теперь знал свой путь — лететь с ними над бескрайней тундрой, ощущая весь мир под сильным крылом. Над Деревом, над Белой горой, над бредущей внизу фигуркой девушки. Он сделал круг над ней. Все ближе она к горе – уже видны черепа, из которых она состоит. Снижаться стал Чыртай. Именно за ней он пришел сюда. Вороны снова раскаркались: «За нами, за нами! Ветер играет перьями, далеко видит глаз. Зачем тебе эти смертные?»
Совсем близко девушка к Горе. Сейчас бы сложить крылья и стрелой вниз! Тогда успеет!
Почувствовал тогда Чыртай, что Ворон берет над ним верх: он хочет лететь дальше, ни о чем не думая, ни о чем не заботясь. Не важна ему эта совсем еще юная Алёна и нет ему до неё никакого дела. Как и до других людей. Снова он стал набирать высоту. Дернулся Чыртай, попытался вырваться, но тесна шкура, крепко его держит Ворон внутри. Вцепился тога он когтями в грудь и разорвал себя пополам, сорвал перья, только руки—крылья еще держали в воздухе.
«Лети! Разобьёшься! Еще не поздно взлететь в небо!» — кричали вороны.
Но он решительно стряхнул крылья с рук и полетел камнем вниз – к земле. Там его место, ибо он человек, а не птица.
Мягко приняла его земля, лишь горизонт качнулся, Дерево затрещало, Ендан дымом поперхнулся, пара черепов скатилась с горы, а девушка, перед которой он оказался, подняла глаза и посмотрела прямо ему в глаза.
Уверенно встал он двумя ногами на землю опершись, загораживая путь к Горе.
Скалились черепа, звали её к себе. «Наша! Наша! Кто ты такой, чтобы мешать нам! Уходи!!!»
Ничего не сказал Чартай, взяв девушку за руку и повел прочь.
Черепа кричали, выли, грозили карами, но он уверенно тащил девушку за собой. Она вырывалась, пыталась выдернуть руку, упиралась ногами, беззвучно кричала, билась, но он не обращал на это внимания, ибо действовал по праву сильного.
Чем дальше уходили от Горы они, тем меньше сопротивлялась девушка. Можно уже отпустить руку, и она сама пойдет за ним. Но он не отпускал и все чаще смотрел в ее наливающиеся светом и жизнью глаза.
Проходя мимо Дерева, он вызывающе взглянул на нахохлившегося на ветке Ендан-Самбуу.
— Я её забираю.
— Ты не шаман.
Промолчал Чыртай-оол и дальше пошёл.
Отвернулся огромный ворон, только сильнее перья взъерошил.
Вот оно, дупло. Толкнул он девушку в мир живых и ногу занес следом шагнуть, но застыл на месте. Запах дыма, немытого тела, слова чужого языка двух чужих людей и чужое небо. Он вспомнил, что там он не шаман, а всего лишь спившийся никчемный бомж, роющийся на помойках и готовый на всё за глоток огненной воды. Зачем ему туда возвращаться, где он Чёрт, тогда как здесь – он Чыртай-оол. Девушка уже медленно открывала глаза – он вытащил её. Пускай живет. Там её мир. А этот – его.
Девушка резко открыла глаза, непонимающе огляделась, брезгливо вырвала руку из руки Чыртая, а потом опасливо сбросила с себя тарелку с еще тлеющей травой.
— Где я? Что со мной?
— Алёнка!!! Живая! — Кекс с Щупом кинулся к ней, но опасливо замерли около круга золы.
— Фу, а это кто?! – она брезгливо отодвинулась от Чыртая.
— Он спас тебя, — уважительно сказал Щуп.
— От чего спас?
— Да так…
— Он живой хоть? – она осмотрела лицо с плотно сжатыми губами, — не дышит! Скорую, может?
— Нельзя, — еще впечатленный Кекс помотал головой, — шаман сказал нельзя за круг. Алён, ты бы отцу позвонила – три пропущенных уже. Сказала бы, что всё хорошо, а?
— Идиоты.
Телефон засветился в руках.
– Алло, пап, да всё хорошо – спала. Да. Сейчас уже еду домой.
Легкая фигурка, с спешащими за ней угодливо улыбающимися и указывающими путь парнями, исчезла на лестнице.
Ветер тут же жадно набросился на еще тлеющие угли, разметав золу. Пластиковая тарелка улетела в темноту за край.
Огромный черный ворон, словно соткавшийся из тьмы, грузно сел рядом с неподвижным телом. Деловито обошел его и громко хрипло каркнул. Тут же, рядом приземлился второй ворон. Он подошел к самому лицу Чыртая, заглянул в него, поводя клювом. Видимо, что-то рассмотрев, он каркнул, решительно выклевал широко открытые глаза и оба ворона, беззвучно взмахнув крыльями, поднялись в небо, мгновенно растворяясь в ночи.
Автор публикации
