Перед глазами стояла белая пелена. Сознание постепенно начинало ко мне возвращаться. Последнее, что я помнил – это то, как я подношу стакан с водкой ко рту, на квартире Никанора Ивановича – где-то в районе Рижского вокзала. Потом всё – темнота…
– …Пойми, всё в этом мире состоит из сгустков энергии: ты, я, вот этот стол. Весь этот мир сплошная энергия и ей просто надо уметь пользоваться, – откуда-то сбоку доносился приятный женский голос. Сначала я не мог разобрать слов, но затем они стали материализоваться в предложения.
Я тряхнул головой и огляделся по сторонам – это явно была не квартира Никанора Ивановича. Я сидел за круглым столом, на котором стояло четыре бутылки без этикетки с прозрачной жидкостью. Посередине стола стоял огромных размеров канделябр с шестью зажжёнными свечами. Электричество не горело, и по всей комнате бегали вдоль стен неясные очертания предметов. Слева от меня сидела женщина, которая, не умолкая ни на секунду что-то болтала. Я никак не мог разглядеть её лицо, то оно казалось мне круглым, то каким-то квадратным. Единственное что я точно мог разглядеть в её облике, так это необычайно яркого, изумрудного цвета глаза и длинные рыжие волосы. Справа от меня за столом сидела здоровенная немецкая овчарка. В кресле около стены прячась в тень от шкафа, сидел мальчишка лет семи. Девушка, которая монотонно болтала, неожиданно замолкла и пощёлкала пальцами прямо перед моими глазами, как бы пытаясь проверить в сознании ли я.
– Стравинский, – обратилась она к псу. – Опохмели гостя.
Собака быстро налила в стакан жидкость, из бутылки, стоящей на столе, и протянула ко мне до краёв наполненный стакан.
– Что это? – спросил я.
– Чистый спирт! – Неожиданно, по-человечески ответил пёс.
– Чем будете закусывать? – спросила девушка, щёлкая в воздухе пальцами. С каждым щелчком на столе стали появляться блюда. – Гречка с почками, – щелчок, – селёдка по- голландски, – щелчок, – солянка по-московски, – щелчок, – щи щавелевые с яйцом, – щелчок, – может быть огурчик солёный?
Голова шла кругом, и надо было срочно выяснить, что здесь происходит, я залпом махнул стакан и закусил солёным огурцом. На мгновение меня повело, и я думал, что опять вырублюсь, но нет, на удивление в голове прошёл туман, с глаз окончательно спала пелена, я пошевелил языком и понял, что могу разговаривать!
– Где я? – с хрипом спросил я, окончательно приходя в себя.
– Ну, наконец-то ты пришёл в себя, – сказала девушка. – Стравинский налей гостю ещё для полного восстановления сил.
Собака покорно выполнила просьбу и налила полный стакан спирта. Я, не задумываясь выпил и закусил селёдкой по-голландски. Стало по-настоящему хорошо и ясно.
– Где я нахожусь? – повторил я свой вопрос.
– Ну, если тебе так нужна географическая справка, тогда, пожалуйста: Семьдесят второй градус северной широты и восемьдесят пятый южной долготы, улица “ Строителей коммунизма” дом шестьдесят шесть, квартира шесть. Так тебя устроит? Меня зовут Марина; Это как ты уже понял Стравинский; Ребёнок зазеркалья, Аркаша, – Марина указала на мальчика, сидящего в тени шкафа. Мальчик чуть привстал с кресла и поклонился. – А это, – продолжала Марина, – его многоуважаемая бабушка, – откуда-то из глубины комнаты выплыла небольшая старушонка, поздоровалась и уплыла опять во тьму комнаты.
– Как я сюда попал? Я точно помню, что бухал у Никанора Ивановича.
– Тебя привёл Петров.
– Да точно, Петров. Петрова помню, был, песни ещё какие-то жалостные пел.
Я ещё раз огляделся по сторонам, но Петрова нигде не было видно.
– А где собственно сам Петров?
– Он плохо себя вел, и я отравила его в четвёртое измерение.
– Что за четвёртое измерение? Что теперь с ним будет в этом четвёртом измерении?
Марина пожала плечами.
– А кто его знает, что там с ним будет. Кто попал в четвёртое измерение – пропадает навсегда, с концами.
– Так что же ведьма, ты и меня в четвёртое измерение хочешь спихнуть?
Марина звонко и раскатисто рассмеялась, запрокинув назад свою огненно-рыжую голову.
– Ну почему сразу ведьма? Нет, тебя мы отправлять в четвёртое измерение не будем, ты себя хорошо вёл.
– Ну и на том спасибо! Глаза у тебя ведовские… Марин, есть чего-нибудь ещё кроме этого спирта, а то от него ни тепло, ни холодно – башка всё яснее и яснее…
– Что вы предпочитаете пить в это время суток Виктор?
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? Ах, ну да Петров… Коньяку бы Марин, если можно.
– Какого разлива? Армянского, грузинского, молдавского или может французского?
– Не мудри, давай чего-нибудь попроще, молдавского, например.
Марина щёлкнула пальцами и на столе появилась бутылка молдавского коньяку. Я выпил одну за другой сразу две стопки, прохладной кисловато-горькой жидкости и закусил солянкой по-московски.
– Ну, вот другое дело, – сказал я и откинулся на спинку стула. – Чего ты там всё трещала, пока я спал, про энергию кажется, продолжай.
– Так вот, всё в мире состоит из энергии и главное научиться ей управлять – ты меня понимаешь?
– Ну, если честно не совсем.
– Так, ну, вот смотри, – Марина щелкнула пальцами, и на столе появился огромный разноцветный попугай. – Кто это?
– Попугай какой-то, – попугай важно переступал с лапы на лапу и расправлял свои тёмно-желтоватые крылья.
– Не какой-то, а австралийский хохлатый – Корелла, – ответила Марина.
– И на кой он чёрт, этот хохлатый здесь нужен? – спросил я.
– Это чтобы ты понял, как материализуется энергия.
Марина щёлкнула пальцами, и попугай исчез.
– Смотри, вот ещё, – она опять щёлкнула пальцами, и на столе появился огромный серый кот.
Стравинский злобно на него ощерился. Кот значительно и важно мяукнул, и прыгнул под стол.
– Теперь понял? – спросила Марина.
– Я вообще не понимаю, что здесь происходит. Шабаш что ли у вас, и вы хотите меня принести в жертву или же вы какие-нибудь сектанты чокнутые – хотите моя квартиру оттяпать. Так вот знайте – хрен вам! – я сделал характерный жест рукой.
– Кому нужна твоя жалкая “однушка” на окраине?
– А может вам и нужна, чтобы свои шабаши проводить.
– Мы не проводим никаких шабашей, успокойся и пей коньяк.
– Это мы с превеликим удовольствием! – я дёргнул ещё две рюмочки и закусил щавелевыми щами.
– Ты готов слушать и смотреть дальше?
– Ну, давай бухти!
– Аркадий продемонстрируй Виктору сгусток энергии.
Аркадий встал и начал делать руками круговые движения. Через минуту у него в руках оказалась стеклянная сфера, внутри которой был электрический ток.
– Вот, видишь эту энергию в руках у Аркаши, теперь во всём северном Медведково нет света.
– То-то я смотрю, вы при свечках сидите, Аркаша всю энергию перетаскал?!
– Мы сидим при свечах, потому что так положено. Аркаш, спасибо! Верни людям электричество.
Аркадий дунул на сферу, она вылетела из рук, покружила в воздухе и исчезла. В этот момент настенные часы пробили тринадцать раз. Стравинский продолжительно завыл, Марина и Аркадий истошно завопили, а бабка серой тенью выплыла из глубины комнаты и включила телевизор. По телеку показывали новогоднее обращение Генсека КПСС Михаила Сергеевича Горбачёва. Возвещавшего о наступлении одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года.
– Ну, за Новый Год! – я налил рюмку и выпил.
Через минуту все стихли, и телек отключился сам собой. Стравинский тоже махнул коньяку и залез мордой в тарелку с селёдкой.
– Эй, Стравинский – будь человеком! Мне ещё закусывать, а ты прямо мордой в тарелку, возьми вилку и нормально ешь, – сказал я.
– Действительно, Стравинский, не будь свиньёй! – сказала укоризненно Марина.
Собака виновато заскулила и вытащила морду из тарелки.
– Простите великодушно, приношу вам свои извинения! – сказал Стравинский, и слегка поклонился.
– Это что было? Какое-то поклонение “демонам коммунизма”? – Спросил я у Марины, показывая на телевизор.
– Не обращай внимания – так надо.
– Кому надо-то?
– Ты всё узнаешь в своё время, не торопи события. Давай, лучше почитаем. Аркаш принеси Виктору “Книгу Судеб.”
Аркадий принёс книгу и положил передо мной.
– Что это? – спросил я.
– “Книга Cудеб”, – ответила Марина.
Я посмотрел на книгу и прочитал название: Чернышевский “ Что делать?”.
– Серьёзно? – Это и есть ваша “Книга Судеб”, Чернышевский?
– Читал? – спросила Марина.
– Ну, в школе, что-то там помню – сны Веры Павловны, кажется…
– Всё верно, на самом деле отвратительнейшая и пустая книга. Но любую книгу надо уметь читать. Открой четвёртую страницу и прочитай полностью задом наперёд, сверху вниз, без ошибок, со знаками препинания.
– Ты смеёшься? Задом наперед. Я твоё-то лицо до сих пор не могу поймать в фокус.
– Читай, у тебя всё получиться.
Я открыл книгу на четвёртой странице и начал читать, сначала не получалось и я запинался, но затем приноровился и дело пошло на удивление легко. Где-то минут за двадцать я одолел страницу и отложил книгу.
– Ну и что дальше?
– Сейчас увидим, смотри туда, – ответила Марина и указала на стену сзади меня, где был повешен портрет Владимира Путина, как всегда сосредоточенного и уверенного в себе.
– Ну, эту рожу по телеку раз сто за день показывают.
– Будь почтителен к нашему отцу! Но не в нём сейчас дело, соберись и смотри…
Прямо под портретом отца русской демократии появились какие-то знаки похожие на еврейские буквы.
– Что это за еврейские каракули? Почему Чернышевский отвечает мне на Иврите?
– Это каббалистические символы. Слышал что-нибудь о Каббале?
– Секта, какая-то, вроде свидетелей Иеговы?
– Нет. Каббала – это древнеиудейское мистическое учение, с помощью которого можно постичь истину.
– И на кой чёрт мне эта ваша древнееврейская истина? Я евреев как-то не очень, если честно.
– Истина не может быть древнееврейской. У истины вообще не может быть национальности – она либо есть, либо её нет.
– Так и что там за писанина под портретом вождя народов?
– Там начертана твоя судьба. Эта надпись гласит о том, что ты являешься избранным.
– Избранным куда, в думу? Или в парламент? Да и вообще-то я думал, что книга Чернышевского отвечает только на вопросы что делать?!
– Ты избранный, и ты нужен нам, тебе предстоит долгое обучение…
– Так и знал, что сектанты! Пошли вы на хер, отучился, хватит! В школе десять лет, пять в университете, с меня довольно! Всё давайте кончать этот ваш шабаш. За хлеб и за соль спасибо, низкий поклон тебе хозяйка, но пора, как говориться и честь знать!
– Тебя никто не держит, но помни, мы тебя найдем, когда придёт твоё время. Где ты хочешь в данный момент оказаться?
– На квартире Никанора Ивановича.
– Я бы тебе не советовала сейчас там оказаться, этот старый алкаш умер сегодня ночью.
– Это ты его ведьма?
– Нет – это его портвейн и водка…
– Ну, тогда хочу к себе домой.
Марина тряхнула своей огненно-рыжей гривой, засмеялась и щёлкнула пальцами. Всё вокруг потемнело, и я провалился в небытие.
Я проснулся у себя в кровати, комнату уже во всю заливало яркое сентябрьское солнце. Голова на удивление была ясной и никаких признаков похмелья не ощущалось.
Надо бы позвонить Петрову, – думал я, – спросить, как я до дома добрался. Память начисто отказывалась выдавать концовку вчерашнего вечера. Зато я в малейших деталях помнил жуткий сон. Приснится же такое! Надо, наверное, на время завязать с выпивкой.
Я зашёл на кухню и увидел там Марину – ведьму из моего ночного кошмара. Она сидела за столом, и как ни в чём не бывало пила кофе. Лицо её на этот раз я прекрасно видел: оно имело плавные линии, её можно даже было назвать красивой; огненно рыжие волосы были собраны сзади в аккуратный хвостик, а зелёные глаза уже не светились изумрудным светом и вообще на самом деле были синими, лишь с зеленоватым оттенком.
– Ты что тут делаешь ведьма? – спросил я.
– И тебе доброе утро Витя! – ответила Марина
– Как ты сюда попала?
– Похоже, тебе надо похмелиться.
– Коньяком молдавским?
– Ну, коньяка молдавского у тебя в холодильнике нет, только бутылка пива.
Я достал бутылку холодного пива и жадно отхлебнул.
– Ты не ответила, как ты оказалась в моей квартире и где прячется твой говорящий пёс Стравинский, где Аркаша – ребёнок зазеркалья и его бабка, где вся эта свита. Она тоже здесь?
– Нет, мой сын Аркадий сейчас гостит у своей бабушки, а собака дома. Я же тебе вчера всё это рассказывала, ты вообще, что ли ничего не помнишь?
– Ни хрена не помню.
– Мы с тобой встретились на квартире Никанора Ивановича. Ты пришёл с Петровым, ну и закрутилось-завертелось. А сюда мы доехали на такси. Почему ты называешь меня ведьмой?
– Извини Марин, сон приснился, чёрт знает что… На вот, допей пока пиво, а я схожу приму душ и всё тебе потом расскажу.
Только я открыл дверь ванной, зазвонил телефон.
– Да, Аллё?
– Вить, это я, Миша Антонов, ты как в порядке? – голос его был дрожащим и взволнованным.
– Всё вроде бы нормально, только не помню ни хрена. Баба вон какая-то на кухне сидит, говорит, что вчера у Никанора Ивановича познакомились, а что случилось?
– Какая баба, ты чего? Никакой у Никанора вчера бабы не было.
– Как не было? Ну, Мариной зовут – рыжая такая…
– Говорю тебе, не было вчера никакой бабы, забудь. Тут такое творится… Короче, Никанор вчера ночью, того, помер в общем; Петрова нашли мёртвым где-то на окраине, а тебя менты ищут, поскольку ты уходил от Никанора вместе с Петровым. Я им ничего не сказал кто ты, мол не знаю, мужик какой-то, но ты будь в курсе если что. Ну, всё бывай.
– Спасибо Мишань, пока.
Я повесил трубку и в задумчивости поплёлся на кухню. На кухне Марины уже не было, на столе лежала книга Чернышевского – “ Что делать?” развёрнутая на четвёртой странице и стояла недопитая бутылка пива. Из окна, распахнутого настежь, в лицо мне дул освежающий осенний ветерок.
Автор публикации
