* * *
– Уснул, дядя? Здесь вам «ночник», а не зал ожидания!
Ещё и ржёт, сосунок! Слишком уж доволен собой, официантишка, решил Михеев, с трудом разлепляя веки. Пока его бить не буду. Оно и правда, пора восвояси. Музыка не проблема, таксист под трактором уснёт.
В неугомонном клубе «Путилов», размышлял Михеев, раскуривая последнюю сигарету, извлеченную из скомканной пачки «Кэмел» – сыщутся, конечно, и другие, кроме него, козлы «за сорок», но девочки в эту пору отыщутся, увы, лишь из разряда «по двести». Так, всё – конец, пора по коням! Докурив, сорокалетний таксист на аренде опрокинул в себя, словно микстуру, неопределённо-сиреневый коктейль и вышел на улицу.
Гирлянды мелких лампионов слепили, но не освещали, и за крыльцом гулял сиреневый сумрак. Стоило сойти по ступенькам – бац! Кто-то, извлекаемый охраной следом за ним, въехал Вене кулаком под лопатку и рухнул в лужу. Ну, я тебе прочищу сейчас слуховой аппарат… заодно со зрительным. Но ничего не вышло, все планы улетели с неминуемым возгласом:
– Ёж твою медь!
Присмотревшись, Веня обнаружил плотную девичью фигурку без признаков двигательной активности. Распознав привычным глазом, что девочка молода и хороша собой, Михеев осмотрелся по сторонам – никто не спешил на помощь. Кряхтя, кое-как приподнял увесистое тельце, пошлёпал по щекам. Девочка сонно улыбнулась и сказала:
– Идём быстрей! Я сейчас описаюсь.
«Дилемма, – вздохнул таксист. – Куда идти-то?»
– Адрес есть у тебя, земноводное? – спросил Михеев, не обинуясь с риторикой: с подруги текло, как с прохудившейся крыши.
– Постой, я пописаю. Только, чур, не смотреть, – сказало земноводное.
Пожав плечами, таксист отвернулся. Послышалось «о-ой!», раздался новый всплеск, и, обернувшись, водитель обнаружил, что девочка, выперев попу с приспущенных джинсов, шлёпнулась в осеннюю лужу. Некоторое время повозилась, пока не вышла на четвереньки. К шлепкам по грязи добавились журчанье струйки и невнятное оханье. «Вот горе-то, куда тебя деть? Ни клеёнки, ни тряпки, ни адреса. Порядочный таксист такое чмо ни за что не возьмёт. И я бы не взял», – резюмировал расстроенный Веня. Вывод был очевиден, но ясности не прибавил.
Ко всему, ворочалось внутри Михеева странное чувство, что девушка ему не чужая. Он выругал себя, но ощущение не пропадало. Чиркнув колёсиком зажигалки, таксист осветил перемазанное лицо: нет, ничего внутри не всплывает. Меж тем незнакомка, охая, постепенно вздымалась из лужи, и облик её был ужасен. Осенняя грязь смешалась с ярким макияжем, обратив милое личико в маску индейца, только что вставшего на тропу войны.
– Ладно, чёрт с тобой. Ко мне поедем, недалеко, – сказал Михеев, прощаясь одновременно с тарифом и возможностью отоспаться.
– А ко мне нельзя? – спросила то ли девочка, то ли виденье. – На сорок втором трамвае шесть… остановков, и-и… маму не разбудите!
– Трамвай, деточка – это общественный транспорт! А общество желает поспать. Особенно в четыре утра, – угрюмо отозвался Михеев. Ухватив даму за перепачканный карман чего-то, вроде длинного парусинового кардигана, он поволок её в неосвещённый тупик.
– Эй, дядя! Пивом не угостишь? – послышалось из тьмы.
Под неработающим фонарём переминались смутные тени. Трое-четверо, оценил Михеев. Он уже раскрыл рот, дабы сформулировать лаконичный отказ, но дама опередила:
– Вы что, уроды, говном объелись? А ну, марш в стойла на свиноферму!
Тени удовлетворённо заухали, словно влились в пивную распродажу. И согласованно бросились на Михеева. Ночное зрение, с позиции обывателя – блажь и неуместная роскошь. Однако в некоторых профессиях начатки никталопии – не излишество, не роскошь, а способ примириться с реальностью. Таковы, к примеру, пограничники.
Таковы сторожа, страдающие любопытством и недосыпом. Или таксисты, за кошельками которых неустанно ведётся охота ленивой к иному занятию швали. Зайдёшь по нужде за кустик, а там бродяга с заточкой… плавали, знаем. Жизнь приучила Михеева: даже на пороге собственного дома непременно будь начеку.
Толкнув даму в сторону, на что она ответила немедленным падением и всплеском, Веня исхитрился уловить двух нападавших за отвороты одежды и что есть силы столкнуть друг с другом. Раздался треск упругих соударений. Двое заохали, третий фигурант отвесил Грише полноценный хук слева, после чего стороны задумались над вариантами паритета.
Не тут-то было! Напряжённо сопя, отторгнутая Михеевым юная склочница наконец-то выкарабкалась из глубины своего падения. Подскочив к нападавшему, бодро двинула его носком туфли-лодочки в район правой голени, после чего бедняга заухал, как филин, и все дальнейшие события приобрели характер празднества на Лысой горе. Покончив со злодеями, дама бросилась бить таксиста.
– Ну, это слишком! – вскричал Михеев, получив солидный “фетюк”.
Схватив за плечо комбатантку, он повлёк её с поля боя, применяя обсценную лексику.
– Я вам не очень вставила? – осведомилась незнакомка, бодро его дослушав.
– Я бы щас вставил… э-э, – смешался Михеев, ощутив, что ступает на скользкий путь.
– Так в чём же дело? – поинтересовалась ночная дива. – Душ у тебя работает? Картошки наварим?
– Работает. Наварим.
Больше приключений не нашлось, и парочка со вздохом облегчения вползла в освещённую зону лифта. Устав бояться встречи с соседями, Михеев маялся в предчувствии сильнейшей мигрени.
– Чем чёрт не шутит, покуда Бог спит! Не хватало, чтобы меня заподозрили в хищении малолетних. Ты уж постарайся без сцены на арене, веди себя хорошо! – спохватился Веня, стараясь не смотреть на жалкую, облепленную мокрой грязью девичью фигуру.
– Бог сам ведёт себя плохо. Чего это я всё падаю?! – укоризненно спросила дама и рухнула в забытьё. И вновь Михееву, напрягая все силы, пришлось удерживать незадачливую спутницу от окончательного падения, схватив за предплечье, изрядно мокрое и грязное. Он и сам изгваздался, но размышлять об этом не хотелось. Наливался знакомой тяжестью, расцветал на скуле будущий “бланш”, заработанный ловким выпадом спутницы. Ощупав лицо и размазав грязь по нему,насколько возможно, Михеев мрачно подумал, какие тернии ожидают его на внутреннем распорядке.
– Стиральную машину включи, а дальше я вся помоюсь, – вздохнула дама, ныряя лицом в прихожую. Обессиленный Михеев, проклиная все мужские добродетели, кое-как рассупонил мокрые девичьи одежды, подивившись их узорчатой спутанности, бросил вместе с плащом и содранными с себя курткой-брюками в стиральную машину.
Девушку, оставшуюся полуобнажённой, но всё ещё перемазанной, Веня сунул под тёплый душ, плеснул себе на руку гелем и смыл с красотки разводы грязи наряду с остатками макияжа. Девочка и впрямь была неплоха, отчего в изнемогавшем от усталости Вене каким-то параллельным потоком возродилось желание, э-э… урвать недостойную радость.
Вытерев девушку огромным полотенцем, таксист напялил на неё огромный махровый халат и отнёс на руках в гостиную. Положил на диван, сел рядом. Включил уютный торшер. Глянул девушке в юное, так и не разбуженное личико – и обомлел. Перед ним лежала изрядно повзрослевшая падчерица, дочь бывшей жены. Звали юную побродяжку знойным именем Вероника, по прозвищу Винька.
– Просыпайся, засранка! – Михеев затормошил девчонку, похлопал по щёкам.
– Дядя Веня-а, – счастливо улыбнулась “засранка”. – Чего так грубо? Мы у тебя? Спать негде, да? Иди ко мне под бочок… моя крошка.
Вероника зевнула, потянулась сладко и вновь закрыла глаза.
«М-да. Хоть ты и падчерица, а всё же родная кровь!» – заключил Михеев, не удержавшись от разочарованного вздоха.
Он щёлкнул выключателем, затем поднялся, опустошенный и усталый. Постоял, прислушиваясь к дыханию спящей Виньки, вышел на кухню, стараясь ничем не греметь, и набрал на мобильнике номер бывшей супруги
Автор публикации
