Темной-темной ночью в мокрый-мокрый дождь старый-старый мафиози Фрюкт Костеломо встретился с начинающим преступником юным Бернанделло Мустангелло.
— Я тебя убью! – воскликнул Фрюкт.
— Нет, я тебя убью! – возразил Бернанделло.
Ну дальше стрельба и всё такое. А дело происходило на ферме Блин Де Гуталина славного героя капиталистического труда Америки, французского выходца из Африки. А именно в овчарне.
Ба-бах – бабахнул смит-энд-вессон Фрюкта, и 44 стоячих овечки превратились в 43 лежачих овечки – одна убежала.
Ба-бах – бабахнул смит-энд-вессон Бернанделло, и 44 ещё стоячих овечки превратились в 43 лежачих овечки – одна опять убежала.
Короче, под утро патроны и овцы закончились и мафиозям пришлось разойтись для пополнения боезапаса.
А славный Блин Де Гуталин, проснувшись на рассвете, поспал ещё часиков 5-6, и отправился на утреннюю дойку. Приходит, а там — ах-ох! – одни трупы, а с трупов какое молоко? А те, что разбежались ещё не вернулись.
Ну, славный Блин Де Гуталин срочно вызывает шерифа Пинкердринкера с его помощником Хрендисоном.
Хрендисон носом поводил над дохлыми овечками и говорит:
— По-моему, шеф, всё ясно – массовое самоубийство.
А Пинкердринкер, он же умный, прямо жуть!
— Похоже, — говорит он, — но есть у меня сомнения. Как овцы курок нажимали? У них же пальцев нет!
— Ну шеф, от вас ничего не ускользнет. Тогда другая версия – массовое другдругоубийство.
— А мотив?
— Ну не знаю, может Блин Де Гуталин им мало сена за молоко давал…
— Нет Хрендисон, тут дело сложнее. Видишь, все овцы головами к ящику с гнилыми яблоками лежат. А яблоки это фрукты, наверняка здесь не обошлось без Фрюкта Костеломо. Опять же, последнее слово последней овцы, которое слышал во сне Блин Де Гуталин было «и-го-го». Чего бы овце ни с того ни с сего кричать «и-го-го»? Думаю и без Мустангелло здесь не обошлось. К тому я сам видел, как сегодня утром обои отряхивались от овечьей шерсти, закупили по отаре овец и ящику патронов… Нет, что ни говори, но здесь есть над чем подумать!
— А может арестуем их? –спросил Хрендисон и, положив руку на свой кольт, с надеждой добавил. – Глядишь, они и сопротивляться будут…
— У нас нет доказательств, — ответил Пинкердринкер.
И тут прибегает овца. Ну та, которая раньше сбежала. И так настойчиво, с явным намеком, показывает рогом на кучу стрелянных гильз.
От наблюдательного Хрендисона это не ускользнуло.
— Шеф, а ведь овца права. Во всей округе только 3 пистолета: 2 смит-энд-вессона у Костеломо и Мустангелло, и мой кольт.
— Я ей не верю, — сказал Пинкердринкер.
— Почему?
— У овец нет рогов.
— Ну шеф, у меня нет слов! Я бы не в жизнь не догадался! – Хрендисон в почтении хотел снять шляпу, но вспомнил, что забыл её дома. Тогда он снял левый ботинок и почесал мизинец на ноге.
— Вот что сынок, — по отечески сказал Пинкердринкер, — пойдем-ка в бар. Ты купишь мне выпивку, посидим, обдумаем.
По дороге в бар им навстречу попались Блин Де Гуталин, который ходил в магазин за коровьим молоком, чтобы потом продать его как целебное овечье, и Бернанделло Мустангелло, который старательно прятал за спиной отару овец, запрудившую улицу.
Блин Де Гуталин спросил было у шерифа, как идет расследование, но Пинкердринкер лишь отмахнулся от него. Хмуря брови, Пинкердринкер подошел к Мустангелло и, глядя ему прямо в карман, где приличные люди хранят деньги, сурово спросил:
— А что, Мустангелло, не ты ли сегодня ночью промазал в несчастную 44-ую овцу?
Отара за спиной Мустангелло дружно заблеяла «И-ГО-ГО!»
— Да что вы, шериф, чтобы я да промахнулся? – глядя на Пинкердринкера честными глаза, удивился Мустангелло.
— Я тоже не промахивался! – донося с соседней улицы голос Костеломо, слегка заглушаемый возмущенным блеянием его отары овец.
— Ну, ну… — сказал шериф Пинкердринкер и пошел в бар.
В баре как обычно командовал китаец Ливер Су. А чего бы ему и не командовать? Во-первых, он был бедным, ну просто жуть каким бедным, а во-вторых, владельцем бара. А ещё он владел всеми зданиями в городишке Дряньвилл (кстати дело происходило как раз там) и всеми землями в городе и на 100 миль вокруг, кроме фермы Блин Де Гуталина. Дело в том, что Блин Де Гуталин говорил с жутким франко-африканским акцентом, а Ливер Су кроме китайского никаких акцентов не знал, и они никак не могли договориться, поскольку не понимали друг друга. Ещё Ливер Су формально принадлежала половина Белого Дома в Вашингтоне, купленная по случаю у какого-то пройдохи еврея, но это доставляло больше головную боль, чем выгоду. Суд, рассматривавший дело, не мог не признать правомочность сделки, но и оставить президента без последней крыши над головой не решался. Дело легло в долгий ящик и окончание его в ближайшем будущем не предвиделось.
Войдя в бар, Пинкердринкер взгромоздился на табурет у стойки и сказал:
— Как обычно.
Ливер прекрасно знал привычки всех местных алкоголиков, поэтому немедленно отозвался:
— Как обычно не будет.
— Почему? – удивился Пинкердринкер.
— Потому что овечье молоко закончилось, самогон гнать не из чего.
— Ну давай что есть…
Ливер плеснул в стакан простокваши на два пальца.
Пинкердринкер выпил, поморщился и откинулся на спинку табурета. Спинки у табурета не было, и Пинкердринкер грохнулся на пол.
— Шеф, вы думаете, что так удобнее вести расследование? – спросил Хрендисон.
— Я никогда не думаю, — проворчал Пинкердринкер, поднялся и сел на стул за столом. У стула спинка была, и Пинкердринкер наконец смог откинуться.
В бар вошел кот миссис Флоридуси, жившей напротив. Кот посмотрел на Пинкердринкера и сказал:
— Мяу!
— А ты знаешь, что бывает за дачу ложных показаний? — грозно спросил Пинкердринкер.
Кот подумал и пошёл ловить мышей в кладовке.
— Сообщников ищет, — недовольно проговорил Пинкердринкер, глядя на задранный хвост кота. – Ох, доберусь я до него!
— Шеф, а почему бы не допросить миссис Флоридусю? – предложил Хрендисон.
— Она что, больше кота знает?
— Ну чем черт не шутит…
— Черт может и шутит, а миссис Флоридуся нет! Но попробовать стоит, пригласи-ка её сюда.
Пока Хрендисон ходил за миссис Флоридусей, Пинкердринкер пропустил ещё стаканчик простокваши.
Грохнула входная дверь, и в бар вошла – скорее ворвалась — миссис Флоридуся.
— Кто тут меня хотел? – сурово спросила она, прицеливаясь в Пинкердринкера из дробовика. На фоне её внушительного бюста дробовик казался детской игрушкой.
— Успокойтесь, миссис Флоридуся, никто вас не хотел…
Пинкердринкер едва успел спрятаться за стол, как грохнул выстрел, разбив край столешницы в мочалку прямо над его головой.
— Хотел, хотел!!! – крикнул Пинкердринкер. – Я не это имел ввиду!
— Щас я тебе введу… — проворчала миссис Флоридуся, перезаряжая дробовик.
— Миссис Флоридуся, я всего лишь хотел задать вам несколько вопросов!
— Комплименты? Лыжи подбиваешь?
— В каком-то смысле… Если вы на минуту отложите свой дробовик в сторону, мы сможем поговорить.
Миссис Флоридуся подумала, приставила дробовик к стойке бара и уселась на жалобно скрипнувший стул.
— Ну поговори милок… только не долго, меня дела ждут.
— А что за дела? – поинтересовался Пинкердринкер, вылезая из-за стола.
— Квашню поставила, теперь сторожу.
— А зачем вам ружье?
— Шериф, ты когда-нибудь квашню сторожил?
— Нет, — честно признался Пинкердринкер.
— Тогда чего спрашиваешь?
— Ну ладно, бог с неё с квашнёй… вы слышали что-нибудь подозрительное сегодня ночью?
— А то!
— Что?
— Что что?
— Что слышали?
— А-а… кот к сметане подбирался. Стервец, думал, что я его не замечу…
— А ещё что-нибудь слышали?
Миссис Флоридуся задумалась.
— Ах да… овцы, блин, у Гуталина орали, а ещё пальба была.
— И что?
— Что что?
— Ну а дальше что было?
— А-а… овца ко мне прибежала. Вся в слезах, от истерики чуть не полысела, пришлось её виски отпаивать.
— А что говорила?
— Кто? Овца? Шериф, у тебя чего в той перестрелке голову отстрелили? Где это видано, чтобы овцы говорили?
— Ну я так, на всякий случай…
— На всякий случай к психиатру сходи. Ещё вопросы будут?
— Нет.
— Ну вот, а обещал поговорить… нет, мужикам верить нельзя!
Миссис Флоридуся подхватила могучей рукой дробовик и вышла, ещё раз грохнув дверью.
Автор публикации
