Ленка с ранних лет верила в Деда Мороза. И в пять, когда попала в детский дом, и в семь, когда болела ветрянкой, и в одиннадцать, когда на лице появились первые угри, и в тринадцать, когда случились первые месячные, и в восемнадцать, когда переселилась в социальную квартиру, и даже в девятнадцать с половиной, когда получила свой первый крохотный гонорар за нарисованную картину.
Она жила одна в большой, пустой и неуютной квартире, со старенькой газовой плитой, обшарпанным кафелем в ванной и треснутым унитазом, в котором беспрерывно журчала вода. Но девушка просто не замечала всего этого, она жила в каком-то своём, разукрашенном, пахнущем масляными красками мире. Она просто переводила свой мир в картины, зарисовки, этюды.
В своё время её талант разглядела некая Матильда К., весьма посредственная художница, однако, имеющая небольшой художественный салон, в котором перепродавала по баснословным ценам картины разных нераскрытых талантов вроде нашей Ленки, зачастую выдавая их работы за собственные творения. Параллельно брала у богатеньких заказы на репродукции классических картин, которые для неё рисовали за копейки всё те же нераскрытые таланты. Одним словом, крутилась как могла.
Матильда была жутко педантична, поэтому звонок в Ленкину дверь раздался ровно в десять утра четверга, разразив тишину противным «бзззззз-бзззззз».
— И-иду, и-иду, — нараспев проговорила девушка, шаркая тапками без задников по выщербленному паркетному полу.
На пороге ухмылялась хитрая остроносая физиономия Матильды, одновременно напоминающая почтальона Печкина и старуху Шапокляк.
—Здра-авствуйте, — протянула Ленка.
— Здравствуй, здравствуй, девочка. — Матильда вошла в квартиру. — Вот, я тебе тут продуктов принесла, там макароны, тушёнка, картошки немного, чай, сахар, всё как ты любишь. И вот ещё триста рублей, уж я и так, и эдак твой «Шторм» продавала, еле уговорила каких-то туристов из Москвы купить.
На деле Матильда поимела за эту картину три с половиной тысячи, но это уже был её коммерческий секрет.
— Ой, спасибо вам! Храни вас господь! А я тут вот ещё рисую рисунки, посмотрите.
— Гляну, гляну, а как же. Ну-ка, что там у нас?
— Во-от, здеся космос, как вы просили давеча. Ещё Афродита. И на морскую тематику. А тама вон — «Над вечным покоем» Левитана. Хорошо?
— Ну…— мнительно протянула Матильда, — пойдёт, думаю. Может, кто и возьмёт. У Левитана уж больно краски бледновато легли…
— Да нет, что вы, матушка, это солнышко в окошко отсвечивает. Я шторки прикрою сейчас, лампочку зажгу, и всё сразу хорошо будет.
— Ладно-ладно, не стоит. Сама вижу.
Матильда на минуту задумалась, прикидывая, что за эти “шедевры” можно выручить кругленькую сумму, однако сквозь зубы процедила:
— Ох, Ленка, учиться и учиться тебе ещё. Но ты деньги-то копи, не трать попусту. В академию, может, поступишь.
— Я и не трачу. Некуда мне их тратить. Все вон в баночке из-под печенья и хранятся. Я оттуда только на квартплату и беру.
— Ну и молодец! Ах да, я тебе там грампластинки принесла. Там Бах, Шопен и этот самый, как его, Пол Макартур.
— Пол Маккартни! Мне нравятся его песенки. Весёленькие. Спасибо вам, матушка Матильда!
— На-ка, вот работка тебе ещё есть,— она протянула девушке потрёпанную картонную папку на тесёмках, с казённой надписью “Дело №”. — Там клиент попросил Шишкин лес ему нарисовать. Другому — Мону Лизу, только чтоб лицо было женщины его, там вон фото есть.
— Ой, какая красивая… — Ленка заглянула в папку и рассматривала материалы для выполнения заказа.
— Ты много-то не болтай да язык за зубами держи! Ну, всё вроде, побегу я, — Матильда спешно заворачивала в мешковину готовые картины, предвкушая большой куш от новых Ленкиных работ. — Ты пакеты там разбери. Консервы в холодильник поставь, — уже с порога прокричала Матильда.
— Я всё сделаю. Спасибо вам, матушка. Храни вас господь!
Матильда ушла, даже не попрощавшись, но Ленка не очень-то и обиделась. Она привыкла, что Матильда занятая очень, а кроме неё к Ленке больше никто и не захаживал.
Девушка включила новую пластинку и под шуршание граммофонной иглы обмакнула кисть в палитру.
Так и проходили дни. Каждый четверг к ней приходила Матильда. Приносила дешёвые продукты, немного денег, давала новые заказы и забирала готовые работы. Настрого запрещала Ленке выходить на улицу, потому как «такой беспредел в мире сейчас творится, и мало ли что…». И Ленка послушно сидела дома, редко-редко выходя во двор прогуляться около дома или до соседнего ларька.
Настал декабрь. В углу Ленкиной квартиры появилась куцая ёлочка со старыми тусклыми игрушками и жидким ленточным дождиком. А девушка каждый вечер засыпала, думая о Деде Морозе и о письме, которое она приготовила для него. У неё даже и в мыслях не было, что существование Деда Мороза — это выдумки или сказки.
Когда в среду около семи вечера позвонили в дверь, Ленка точно знала, что это он! Девушка даже не заглянула в глазок, дрожащими руками поворачивая в замке ключ и распахивая дверь.
И интуиция её не подвела. На пороге действительно стоял Дед Мороз. Самый что ни есть настоящий, с кучерявой бородой, в красной шапке с помпоном, красном полушубке, подвязанном кушаком. Девушка даже не обратила внимания, что у Деда Мороза нет ни посоха, ни мешка с подарками, даже рукавиц у него не было, а замёрзшие короткие пальцы синели от наколотых на них перстней.
—Здра-авствуй, дедушка! — зачарованно произнесла Ленка.
— Здравствуй, дочка. Впустишь ли в дом? — ответил ей приглушённый с хрипотцой голос.
— Впущу, конечно, проходите же. А я так давно вас ждала!
— Ну, вот и дождалась. Главное, дочка, верить в чудо, и оно однажды произойдёт!
— А вы правда ко мне? Ничего не перепутали? К Ленке Кляксиной?
— Ну, если тут больше никто не живёт…— насторожился Дед Мороз.
— Одна я тут, дедушка. Никого больше!
— Значит, именно к Ленке Кляксиной и шёл из заснеженных лесов. Путь мой долог был. Позволишь ли передохнуть у тебя с дороги, дочка?
— Конечно же, дедушка, только я сейчас, у меня ведь для вас письмо есть, я его ещё в третьем классе написала, всё ждала-ждала вас. Вот вы и пришли.
Ленка поставила шаткий стул и полезла на антресоли искать письмо, а Дед Мороз в это время привалился к дверному косяку и устало прикрыл глаза, переводя дух.
Петрович был вор-рецидивист, имел несколько ходок на зону. Каждый раз, оказавшись на свободе, он зарекался воровать, но судьба его имела свою точку зрения на этот счёт. Как и теперь: после неудачной попытки взять кассу в небольшом магазинчике он еле оторвался от погони и, «одолжив» у какого-то мужика костюм Деда Мороза, забежал в первую попавшуюся квартиру…
—Вот,—девушка протянула ему мятый, замусоленный конверт, и глаза её искрились неподдельным восторгом.
Петрович мог ждать чего угодно: кучу гомонящих детишек, наперебой пытающихся ухватить его за поддельную бороду, подозрительного молодчика с битой в руках, пару сенбернаров, приученных сразу вцепляться в глотку, и даже знакомого участкового Акиньшина, имевшего особенность всегда объявляться в самом неподходящем месте. Но встретить в этой квартире полубезумную девушку с двумя огромными озёрами голубых глаз и интеллектом ребёнка он никак не ожидал и счёл это большой удачей, потому и решил уж играть свою роль до конца.
Дед Мороз взял помятый, видавший виды конверт, долго разглядывал его, качал головой, хмуря брови, чем напугал молодую девушку, которой показалось, что время давно упущено, и Дед Мороз не примет её письмо, и не выполнит самое заветное желание. Но в последний момент глаза его дрогнули, губы расплылись в широкой улыбке, обнажая два ряда гнилых и жёлтых от чифиря зубов.
—Добро, дочка. Прочту его утром и сразу же всё выполню, — искренне пообещал он. — А теперь позволишь ли пройти да передохнуть с дороги дальней?
— Проходите, проходите, дедушка, как дома будьте, храни вас господь! А я чайник поставлю. У меня сахар есть и сухари с изюмом.
Счастливая Ленка унеслась в кухню, откуда тотчас послышался шум набираемой в чайник воды.
Петрович прошёл в квартиру и присвистнул. Большая комната вся была увешана и уставлена разными картинами, посередине стояли два мольберта: небольшой и вовсе огромный. Пол был заляпан разноцветными каплями красок. На небольших столиках громоздились тюбики, баночки, засохшие кисточки.
Рецидивист аккуратно выглянул в окно, но никакой опасности не заметил. «Пронесло» — подумал он.
— Чай готов, проходите, шубку-то можете в прихожей снять, да и бороду свою отцепляйте, думаете, я не знаю, что она не настоящая у вас? Вот знаю, что вы самый что ни на есть настоящий, а костюм ваш — нет! Уж больно старомодный.
Остаток вечера Ленка что-то без умолку щебетала уставшему Деду Морозу, который глядел в темень окна осоловелыми глазами и думал, как податься в соседний городок, пересидеть месяц-другой на хате у кореша, пока всё поутихнет.
Когда Петрович начал клевать носом, Ленка услужливо предложила ему прилечь на диване, а сама уселась подле, с ногами забравшись в старое просиженное кресло. Взяв вышивку, девушка ещё долго бубнила себе под нос, рассказывая какие-то истории не то спящему Деду Морозу, не то себе самой.
Утром Петрович ушёл ещё затемно.
Когда Ленка проснулась в кресле, морщась от боли в затёкших ногах, его уже не было, но самое главное, что он забрал то заветное письмо. То самое письмо Деду Морозу, которое Ленка написала двенадцать лет назад и хранила все эти годы в ожидании чуда! От счастья она даже не обратила внимания, что вместе с письмом Дед Мороз забрал из жестяной конфетной коробки все её сбережения — пять тысяч семьсот пятьдесят рублей, прихватив так же на всякий случай несколько картин небольшого формата и пять банок тушёнки — весь запас, что хранился у Ленки в холодильнике.
Все следующие дни девушка ходила окрылённая, а в её окошко с треснутым стеклом светило яркое декабрьское солнце.
Доподлинно неизвестно, ЧТО именно попросила Ленка у Деда Мороза в письме, как и то, успел ли прочитать письмо Петрович до того, как его повязали на Зеленяхинском вокзале в три пополудни следующего дня. Но то, что жизнь Ленкина в последующем кардинально изменилась, — это факт.
Она всё так же рисовала для Матильды К., ела макароны с тушёнкой и слушала старые грампластинки. Однако не успели завершиться крещенские морозы, как в дверь её раздался тройной прерывистый звонок. «Бззззз-бзззззз-бзззззз». И это была не Матильда, ибо был не четверг, было не десять утра, и Матильда всегда звонила только дважды.
— Иду-у, иду-у, — по обыкновению пропела Ленка, шаркая всё теми же тапками без задников.
На пороге стоял представительный мужчина в дорогом пальто, тёмно-бордовый шарф отлично смотрелся с такого же цвета галстуком. Рядом с ним были худенькая девушка в больших стильных очках и молодой человек, держащий в руках дорогой планшет, а за ними — пара здоровых мордоворотов с цепкими холодными взглядами.
—Здра-авствуйте…— опешила Ленка.
— Здравствуй, Лена. Мы зайдём? — глубокий голос представительного мужчины проникал во все поры не то что кожи, а души, и Ленка лишь посторонилась с раскрытым ртом.
Нежданные гости вошли в квартиру. Амбалы остались у входа, а Представительный вместе с девушкой и молодым парнем прошли по комнате, разглядывая Ленкины рисунки. Представительный лишь молча покивал и, сказав негромко что-то молодой девушке, удалился с мордоворотами, даже не попрощавшись.
Девушка в очках, проводив взглядом спину шефа, тут же с профессиональной улыбкой обратилась к молодой художнице:
— Елена, здравствуйте! Меня зовут Ангелина, я — помощник депутата городского совета Московцева Виктора Фёдоровича. А это Артём, старший специалист по молодёжной политике. Виктор Фёдорович — очень значимый человек в политических кругах, который проводит огромную работу для благоустройства и развития нашего города. Он хотел бы купить несколько ваших картин, чтобы подарить их Художественной галерее, а также некоторые — для своей личной коллекции. И он предлагает вам тесное сотрудничество.
— Но я… У меня забирает на продажу картины Матильда?..
— Этот вопрос уже решён. Вам не следует беспокоиться. И ещё, на следующей неделе приглашаем вас принять участие в выставке молодых талантов нашего города.
Так Ленка попала под крыло влиятельного мецената Московцева, который платил за её картины вполне реальные, в отличие от Матильды, деньги. Матильда, к слову сказать, перестала появляться у молодой художницы, как-то резко закрылся её салон после некоего скандала, а сама она внезапно продала свою двухкомнатную квартиру в центре и переехала жить к тётке в Одессу.
У Ленки, можно сказать, началась новая жизнь. Появились деньги. Её стали приглашать на выставки, мероприятия, а весной она планировала подать документы в художественную академию.
***
Май выдался тёплый. Ленка по обыкновению сидела на скамейке в городском парке, поставив перед собой мольберт, и рисовала цветущую сирень. Она так увлеклась картиной, что не сразу заметила рядом парня, любующегося её работой.
— Очень красиво! —отозвался молодой человек, широко улыбнувшись, когда Ленка обратила на него свои большие синие глаза.
— Спасибо!
— Я заметил, ты часто тут бываешь, сидишь на лавочке, рисуешь.
— А я тебя тут ни разу не видела.
— Какой там, ты всецело погружаешься в свои картины и не замечаешь вокруг ничего и никого, кроме объекта своего вдохновения!
— Да? Хм. Наверное, и правда. Я не думала об этом! А ты, значит, за мной наблюдаешь?
— Нет! — смутился парень. — Просто случайно проезжал мимо пару раз. А сегодня решил… припарковаться рядом.
Только сейчас Ленка обратила внимание, что парень сидит не на скамейке, а около неё, практически вровень, в инвалидном кресле.
— Тогда сиди тихо, пока солнце на месте, чтоб мне успеть поймать его лучи, а потом мы сможем поболтать, если хочешь.
— Хочу! — почему-то шёпотом ответил парень, и Ленка вновь принялась рисовать.
Спустя несколько минут ему наскучило сидеть в тишине, и он украдкой достал из внутреннего кармана куртки небольшую флейту и начал выдувать из неё едва слышные печальные ноты.
Андрей — так звали парня — уже пару лет как был прикован к креслу из-за травмы, которую получил во время занятий альпинизмом. А ещё он очень любил играть на флейте. Любил, но жутко стеснялся это делать. Порой ему хотелось просто приехать в парк и поиграть — в первую очередь для себя, а если кому-то захочется слушать, то и для окружающих тоже. Но едва он доставал флейту, как зеваки тут же начинали искать шляпу, коробку или футляр, куда кинуть деньги, думая, что инвалид просто хочет подзаработать. Андрею это не нравилось, он тут же прекращал игру и, раздосадованный, уезжал прочь…
— Что это за мелодия? Очень знакомая.
— Прости! — парень тут же перестал играть и, смутившись, спрятал флейту обратно. — Я не хотел тебя отвлекать.
— Играй. Играй. Это такая приятная мелодия. Она есть у меня на пластинке. Это же Битлз?
— Да. Это «Yesterday». Только я исполнял её в своей обработке…
Ленка с удивлением и радостью посмотрела на этого улыбчивого парня, и в её груди, там, где находится сердце, затеплилось какое-то новое, доселе неизведанное чувство…
Говорят, спустя пару дней она уже катила по парковым дорожкам инвалидную коляску, в которой сидел улыбающийся парень. Разместив на коленях сложенный мольберт художницы, он умудрялся выдувать из флейты красивые мелодии. Та ещё парочка! И оба были полны жизни и энергии.
А что дальше, спросите вы?
Да, в принципе, и ничего.
Тот, кто верит в чудо, в конечном счёте получает его в той или иной форме. Главное — верить.
А для Ленки с Андреем эти чудеса только начались!
Автор публикации
