Романов стоял посреди раскопа перед саркофагом и благоговейно взирал на явившееся миру древнее чудо. Ему несказанно повезло. Этакая удача выпадает далеко не каждому исследователю. Рядом суетились студенты и волонтёры, расширяя лопатами доисторический могильник. Двое аспирантов аккуратно орудовали кисточками, расчищая гробницу с неведомыми письменами, красовавшимися на её рёбрах. Наталья Суреновна щёлкала переносной камерой. Наверху за ограждением собралась толпа любопытных зевак. Саркофаг представлял собой прямоугольный ящик серго известняка почти без повреждений и сколов. Артефакт был украшен витиеватой резьбой с какими-то круглыми выступами по бокам. Кое-где сохранились поблёкшие от времени участки красноватой охры. На крышке гробницы имелась изящная гравировка. Романов присмотрелся. Письмена были чем-то похожими на скифские. И в то же время они напоминали меотскую вязь, с примесью чего-то таинственного и нехорошего. Предупреждение? Наверное так и есть. Он даст задание это расшифровать. Хотя и так ясно. К примеру, подобными надписями были украшены многие египетские усыпальницы. “Великая богиня Исида трижды покарает каждого, кто осмелится потревожить сей прах” Или так. “Посмевшему прикоснуться к останкам – вечный огонь преисподней”. Второстепенные погребения располагались в строго геометрическом порядке с ориентацией головными частями на восток. Несомненно, это имело свой смысл. Захоронение такого масштаба являлось достаточно крупной находкой, не говоря уж о том, что могло находиться внутри. Ух как жалеют все эти чёрные копатели об упущенной добыче! – подумал Романов. Профессору назойливо ещё разок на ум явилось пресловутое проклятие теперь уже с гробницы Тутанхамона. “Смерть быстрыми шагами настигнет каждого, кто посмеет нарушить покой фараона”. И что, надо бояться? Тем не менее, быстрыми, или не очень, но высохшая мумия укокошила мистера Картера иже с ассистентами, раскопавшими и вскрывшими гроб египетского бонзы. Чушь! Ересь, белиберда, – думал Романов. Ахинея и околесица, распространённая падкими на дешёвые сенсации газетчиками того времени. Эти надписи жадных охотников за древними реликвиями никогда не останавливали.
Романов объяснил студентам, как правильно и без повреждений сдвинуть крышку саркофага. Он присмотрелся к ножной части гробницы. На ней был выбит кулак, из которого исходили зигзагами молнии. Что это? Боги молнии метали, но чтобы это делали человеческие кулаки? Такое он видел впервые. Cтуденты деловито поддели арматурой крышку, и бережно уложили её рядом с cаркофагом. Петр Петрович сунул голову внутрь, и тут началось. Он увидал зияющие чернотой провалы глазниц, отвалившуюся нижнюю челюсть, корону на черепе, походу из золота, какие-то бусы, обвивавшие шейный отдел позвоночника скелета. Казалось, что прах источал неведомую силу. Не впервой Романову было копаться в останках, и до нынешнего момента в этом плане было всё безмятежно. Теперь же неведомый страх вихрем окутал мозг, когтистой лапой закрался в душу. Разум пронзила короткая фраза: “Предначертание свершилось”. После чего в глаза ударил нестерпимо яркий свет.
Романов отпрянул и выпрямился. Секунду он стоял недвижно, вращая выпученными глазами, после чего изогнувшись дугой мешком повалился на землю. Тщедушное тело сотряслось в конвульсиях. Романов сочно хрипел, изо рта забрызгала розоватая пена. Какую-то толстую студентку, доедающую купленную незадёшево шаурму, моментально вырвало. У профессора изо рта вылетали недопереваренные куски проглоченных наспех сосисок вперемешку с макарошками, в паховой области на штанах расползалось мокрое пятно. Это было странно, противно, необъяснимо. В гробу находился обычный скелет, обвешанный побрякушками с лоскутками истлевшей одежды. Однако со стороны выглядело так, будто посреди бела дня в магистра взаправду ударила молния. Студенты распластали профессора на земле, и кто-то засунул ему меж зубов обмотанный полотенцем кусок арматуры.
Вызов поступил на центральный диспетчерский пункт и был передан на подстанцию скорой помощи. Ядовито-жёлтый реанимобиль, расчищая дорогу сиреной, рванул к месту злосчастного раскопа. Профессорский приступ всё продолжался, и дёргающееся тело с трудом удерживало пятеро волонтёров. Эскулапы спустились в раскоп. Бегло осмотрев пациента, один из реаниматоров деловито повытаскивал у него изо рта фрагменты блевотины и воткнул в его глотку изогнутую трубу, второй уже впрыскивал ему в вену мутноватую жидкость из большого шприца. Профессор наконец затих, и погрузился в тяжёлый медикаментозный сон. Время от времени он всё же гримасничал, видать снились ему разные чудища-юдища. Студенты поместили Романова на носилки и понесли наверх вон из раскопа. Наталья Суреновна, причитая и дырявя колготки, карабкалась следом. С торчащей изо рта трубой Романов напоминал носорога, он булькающе хрюкал, сучил ногами, но спал. Выпустив в зевак струю удушающего смога, реанимобиль помчал по уже отремонтированному участку трассы в сторону многопрофильного центра. Казалось, что горькая чаша Романова миновала.
Автомобиль на ровном асфальте почти не качало, Наталья Суреновна всхлипывала и причитала над спящим профессором.
– Это эпилепсия, – успокаивающе вещал медик, – просто эпилепсия, и всё. С каждым такое может случиться. Но живут дальше, у многих и рецидива не повторяется.
– Все вы так говорите, – шмыгала носом доцентша.
Скорая подъезжала к больничному пандусу.
Автор публикации
