– Баклажкин, ты что свихнулся? Стреляться с Заунывкиным это же самоубийство! У него восемь дуэлей и восемь трупов! Как же мы потом без тебя?! – поручик Гаврилкин, скупо пролив водку, рванул на себе мундир и прижал лицо Баклажкина к своей волосатой груди.
– Ерунда, брат Гаврилкин, – приглушенно отозвался Баклажкин. Волосы лезли ему в рот и мешали дышать. С трудом вырвавшись из волосяных зарослей, он перевел дух, смачно сплюнул и продолжил – Я лучший стрелок в нашем полку. А те видать так были, новички.
– Да какой новички! Скрострелкин из пистолета в муху на лету попадал! Да что из пистолета, он и плюнуть-то не мог, чтобы в муху не попасть. Да только ему это не помогло. Как раз восьмым и стал.
Баклажкин мутно посмотрел на заросшую Гаврилкинскую грудь, по джунглям которой он только что блуждал, вытащил трехлитровую флягу из кармана штанов, глубокомысленно хлебнул пару раз и задумался. Гаврилкин обманывать не станет.
– А чего так? – спросил Баклажкин задремавшего Гаврилкина.
– А? Чего? – спохватился спросонок Гаврилкин.
– Я спрашиваю, чего так? Этот Заунывкин такой отменный стрелок?
– Да какой там стрелок! Он раз хотел жизнь самоубийством закончить, так не нашел курок у пистолета.
– Как же так? Как же он в восьми дуэлях победил?
– Эх… Ты же вызов обратно не возьмешь? Не возьмешь. Завтра сам все узнаешь. А пока давай прощаться. Не поминай лихом, брат Баклажкин, – и Гаврилкин вновь утопил его в своей, пропахшей потом, шерсти.
Утро выдалось прохладным и туманным. Пистолеты еще не выдали и Баклажкин, дрожа от холода, тренировался с собственной рукой. Вытянув указательный палец, он попытался прицелиться. Рука проткнула туман и по локоть скрылась из виду. Баклажкин даже засомневался, что у него есть эта рука, и с облегчением вздохнул, когда она благополучно вернулась на свое место.
– Готовы? – раздалось из тумана. По голосу Баклажкин определил, что спрашивал секундант Заунывкина.
– Готов… – уныло ответил ему сам Заунывкин.
– Готов! – рявкнул Баклажкин.
– Тогда подойдите ко мне и возьмите пистолеты!
Баклажкин пошел вперед. Он бродил минут десять, прежде чем понял, что окончательно заблудился в этом чертовом тумане. Так и на дуэль опоздать можно!
– Ау! – отчаянно крикнул он.
– Ау, ау, – нестройным хором отозвались Заунывкин с секундантом.
Баклажкин поторопился на голос и больно стукнулся головой об дерево. От удара он совсем потерял ориентацию. Куда же идти? И рычит кто-то прямо за деревом! То ли сожрать кого хочет, то ли сам помирает…
Баклажкин осторожно обогнул толстый ствол дерева.
Ба! Да это Гаврилкин храпит!
Баклажкин отбил ладонь, пока нахлестывал Гаврилкину по щекам, чтобы разбудить. Наконец Гаврилкин открыл глаза, затуманенные не меньше, чем лесная поляна.
– Просыпайся брат Гаврилкин, – горячо заговорил Баклажкин. – Эка, брат незадача вышла. Стреляться пора, а куда идти не знаю. За туманом не видать ни зги!
Гаврилкин поморгал глазами.
– Да, туман… – протянул он, почесал в затылке и вдруг радостно сказал. – А мы его разгоним! Во! Я вчера на балу у княжны Мери веер реквизировал. Насильно. Вместе с княжной. Княжна нам сейчас ни к чему, да и пропала она куда-то… а веер пригодится.
Гаврилкин кряхтя поднялся, порылся в карманах, извлек на свет божий веер чуть ли не метровой длинны и, обдирая пальцы, с усилием развернул его.
– Ничего так, опахало, – пробормотал он, с трудом удерживая веер в трясущихся руках.
Спросонья и похмелья Гаврилкина бил крупный колотун. Его так трясло, что веер в его руках ходил ходуном и поднял такой ветер, что в ближайших деревьях зашумела листва.
– Ну ты голова! – восхищенно проговорил Баклажкин, глядя на выплывающую из тумана длинную и тощую фигуру Заунывкина в намокшей фуражке. Рядом с ним топтался секундант с поникшими усами, с которых стекали капли не то росы, не то соплей, и пистолетным ящиком в руках.
– Я иду! – выпятив грудь громко сказал Баклажкин и строевым шагом направился к противнику.
Всего лишь один раз провалившись в кротовую нору, Баклажкин приблизился на расстояние вытянутой руки. Не глядя взяв пистолет, он развернулся и так же чеканя шаг вернулся на свое место, по пути еще раз повалившись в ту же самую нору.
Секундант поднял платок.
– М-минуточку, – заикаясь остановил его Заунывкин. – У моего пистолета, кажется, мушка погнута. Не могли бы вы ее выправить? И кстати, где тут дуло? Как же стрелять, когда дула нет!
Секундант нашел дуло, а заодно проверил мушку и снова поднял платок.
– М-минуточку… – снова прервал его Заунывкин. – У меня тут палец застрял в колечке…
Баклажник в негодовании топнул ногой.
Секундант помог Заунывкину вытащить палец из колечка, оказавшимся кольцом для привязывания веревочки к рукоятке пистолета, а заодно показал, где находится курок. Наконец он снова поднял платок.
– М-минуточку…
Баклажкин в сердцах кинул свой пистолет на землю и отвернулся.
– А вы точно пороху отмеряли? – Заунывкин заглядывал в дуло своего пистолета, силясь разглядеть что там внутри. – И пули какие-то странные…
Секундант перезарядил пистолет, предварительно измеряв калибр пули, и вопросительно посмотрел на Заунывкина. Заунывкин молчал. Секундант поднял платок.
– М-минуточку…
– К черту!!! – заорал Баклажкин и пустил себе пулю в лоб.
Заунывкин подошел к лежащему Баклажкину, попутно споткнувшись об уже известную кротовую нору, скорбно посмотрел на неподвижное тело и тихо произнес:
– Д-девятый… А я так еще ни разу и не выстрелил!
Автор публикации
