– «Удивительно, — размышлял я, держась за руль «Скорпиона», — как быстро обстоятельства меняют людей. Вчера ещё друзья, спортсмены, сегодня – волчары. Пальцы гнут, по фене ботают, как будто не из спортзалов, а с зон по откидывались».
Дорога огибала Минск. Слева возвышались панельные многоэтажки, по краю дороги кустарные вывески приглашали в кривенько построенные киоски и магазинчики со всякой дребеденью. Восходящее солнце ослепляло. Я побрызгал на лобовуху омыватель, протёр пыль и, не снижая скорость, внимательно наблюдая за дорогой, мчался по минской окружной, стараясь не пропустить знак выезда на черниговское направление.
Тут я обратил внимание, что сзади меня догоняет убитая «Джета». Машина моргнула дальним светом и, надрывая коленвал и клапана, помчалась на обгон. – «Понятно – шакалы, — сообразил я».
Лихо меня подрезав, водитель стал тормозить, прижимаясь к обочине включив аварийку.
– «Твою мать, — выругался я». Можно было, конечно, их обогнуть, дать газку, но я понимал, что они не оставят меня в покое. Мне ещё восемьсот километров до Киева переть, а эти будут на хвосте сидеть и нервы трепать. Тем более что я с шелупонью разговаривать умел. Я остановился за «Джетой», тоже включил аварийку, слегка приспустил стекло. Всё трое пассажиров вышли из машины. Видимо, все они одевались у одного дизайнера, короче, всё по классической схеме, клетчатые штаны «бананки», кожаные косухи, под ними турецкие свитера и спортивная обувь. Длинные волосы а-ля осёл из Бременских музыкантов, походка в пружинистую вразвалочку, ну и, конечно же, распальцовка. Я еле сдерживал улыбку. Выглядело это очень карикатурно. – «Ну что ж, базар-вокзал, пусть предъявляются кто такие, — решил я».
– Ну чо, лабус, знаешь, что за дороги в Беларуси платить надо? – небрежно, сплёвывая через слово, заговорил главный.
Лабусом он меня назвал потому, что машина была на красных транзитных литовских номерах. Правильнее было бы назвать – лабас. Так, на литовском, звучит – здравствуй. Но почему-то на бывшем СССР литовцев называли именно так – лабусы. Смешно. Я чуть не заржал в голос, но пришлось подавить это в себе. Наоборот, я надел маску неприступной стены. – Обзовись, — как можно небрежней негромко сказал я. – Под кем ходишь?
Гнутые пальцы мгновенно приняли нормальное положение, но понты не перестали гулять по телам моих собеседников – то есть, презрительные взгляды, превосходство численностью и положением, не давали им адекватно мыслить и оценивать свою ущербность. Думать – это не их конёк, понял я, когда один из троицы встал прямо между моим капотом и багажником «Джеты».
Я резко включил первую передачу, газанул и отпустил сцепление, машина дёрнулась и прижала незадачливого «джентльмена удачи» к заднему бамперу, уставшей от дорог и дураков машине. – Эй, ты чё? – засуетились двое оставшихся, переглядываясь друг на друга. Прижатый стонал и хлопал ладонью по моему капоту. Но хлопал как-то нежно, видимо, опасаясь повредить мою машину и оставить там вмятины.
– Я тебе сказал, — прошипел я, — обзовись. Под кем ходишь? Кто сам по жизни?
— Это, братан, отпусти кореша. Ты же ему ноги сломал…
– Ты вопрос не догоняешь? – я окинул его взглядом, — не обрисуешься, я твоего кореша, валю, по-онял? – спросил я перепуганного быка, на понятном ему наречии, чуть растягивая слова, так, как говорят те, кто вчера ещё разговаривал нормальным языком.
Для пущей убедительности я надавил на газ до упора, с выжатым сцеплением двухлитровый дизель зарычал как взбешённый зверь. Чувак, находившийся между капотом и багажником закрутил головой таращась на своих товарищей, переполненными страха, глазами.
– Мы это, братишка… ты за «Сифона» слышал?
Про сифон я знал только из детства, это когда мама давала мне большую бутылку с краником и говорила, — сходи в киоск, заправь сифон, — я брал эту огромную, как мне казалось, бутыль, клал её в сетчатую авоську с плетёными ручками и бежал к тёте Симе. Она наполняла его водой с пузырьками, которые щипали нос.
– «Сифона»? Ты чё гонишь? Или мы базарим не о том же самом «чустном»?
– С «Ангарки».
– Понятно, что с «Ангарки», непонятно когда Сифон с коммерсов на дорогу перекинулся?
— Ну это, мы не совсем под ним ходим… – замямлил предприниматель. – Но мы ему отстёгиваем. Слышь, братуха, кореша отпусти, и разойдёмся.
– Как это разойдёмся? Не понял? А за вмятину на капоте я у кого спрошу, у Сифона? Тем более ты не обозвался. Ты кто, чёрт?
– Я Андрюха. Сколько хочешь за капот? Отпусти кореша, а?
Я понимал, что заигрался. Хорошо, что раннее утро. Но если милиция подъедет, то мне будет грустно. – Триста бакинских, — сказал я.
– Нету у нас столько.
– Сколько есть?
– Баксов семьдесят.
– Давай отстёгивай быстро, а то, вижу, корешок твой что-то загрустил, — прижатый с мольбой смотрел на товарищей.
Трясущимися руками бандит отдал мне всю наличку, я включил заднюю передачу, машина откатилась, освободив несчастного. Товарищи подхватили раненого подмышки и бережно уложили на заднее сиденье «Джеты».
Машины двинулись с места почти одновременно. Я ехал, солнце светило мне в лицо, я размышлял – «всё-таки хорошо знать много языков, вот и один из языков субкультуры помог мне избежать неприятностей. Значит, обо всём можно договориться, просто разговаривать надо на понятных друг другу наречиях».
Шёл девяносто четвёртый год прошлого века, мы выживали как могли…