Занудный ноябрьский дождь мешался с вечной дымной вонью из огромных печей, заливал стёкла очков Ганса. Жёсткие ботинки хлюпали и скользили в ледяной жиже. Приближалась слякотная польская зима.
– Эй, Петер! Не спи на посту! – Ганс зябко дёрнул худым плечом, поправил сползающий ремень автомата.
Толстый весельчак Петер стоял неподвижно, глядя в мокрую темноту, и это насторожило Ганса.
Вдруг жёсткая, пахнущая табаком ладонь зажала ему рот, а острая сталь рассекла шею прямо по кадыку. Воздух со свистом вырвался из трахеи.
Ганс судорожно дёрнулся, разбрызгивая кровь, нелепо взбрыкнул ногой и начал оседать.
– Тише…
Словно летучая мышь прошелестела возле уха.
Очки упали в грязь, хрустнули под чужим сапогом. Чужая рука осторожно сняла с плеча автомат.
Стекленеющим взглядом Ганс видел, как одна за другой неслышно скользили через разрез в «колючке» костлявые серые тени. Вот они канули в дождь, и наступила тьма.