– Антонио, Антонио!!! – в кабинет влетел бледный Джузеппе, воткнул в руки директора галереи планшет и быстро ткнул кнопку проигрывания.
«… На месте аварии уже работают спасатели. В тушении пожара участвую три пожарных расчета. Трасса перекрыта. На данный момент известно о троих погибших».
Камера из-за оцепления показывала все еще пылающий остов грузовика-длинномера рядом с бензовозом и остатками смятой легковушки.
Антонио непонимающе посмотрел на своего зама.
– Все картины из Каррары. Все. Там, – и он ткнул дрожащим пальцем в планшет.
– Мамма мия… – директор осел в кресло и промокнул лысину платком, лихорадочно охлопал себя по карманам, взял догадливо протянутую уже зажжённую сигарету, глубоко затянулся.
Из распахнутого окна кабинета была хорошо виден огромный баннер, хлопающий на ветру: «Впервые. Академия Каррара открывает закрытые фонды. Вы этого еще не видели».
– Снимаем? – кивнул Антонио в окно.
– Снимаем, – обреченно кивнул Джузеппе.
В комнату зашла донна Пьяченса, исподлобья осмотрела мужчин, которые под ее осуждающим взглядом стыдливо принялись тушить сигареты, и сухо доложила:
– Внизу курьер приехал, спрашивает кому передать картину из Каррары.
Оба тут же метнулись вниз.
– Она в грузовик не влезла, – протягивая бумаги для росписи сказал курьер в форме EIR, пока два грузчика втаскивали большой холст, обернутый бумагой.
– Оценочная стоимость тридцать лир? – Антонио удивлено вчитался в мелкие рукописные цифры, – всего?
Курьер безразлично пожал плечами, забрал бумаги и, попрощавшись, покинули холл галереи.
– Что ж это там за картина такая за тридцать лир, – директор уже сдирал бумагу.
С полотна, на которое даже пожалели рамы, смотрел какой-то чернобородый мужчина в черном френче.
– И кто это? – спросила Пьяченса.
– Без малейших понятий, – задумчиво оглядывая угол картины в безуспешных поисках авторской подписи, сказал Джузеппе, – первый раз вижу.
– Сейчас в онлайн каталоге их гляну.
– Франческа, дорогая, позови кого-нибудь, чтобы картину в четвертый зал отнесли. Ну что, нашел что-то?
– Да погоди, у них сайт дурацкий ничего не грузится. Пока шесть страниц просмотрел нет ничего похожего.
Через двадцать минут, просмотрев на три раза весь каталог уже с ноутбука, оба были вынуждены признать, что такой картины там нет.
– И что?
– Что, что… Давай выставлять.
– С ума сошел?
– А что? Написано же в рекламе: закрытые фонды, никто не видел.
– Одна картина?
– А ты покажи, где в рекламе, – и Джузеппе ткнул пальцем в окно, – написано, сколько картин, которые никто не видел, будет выставляться.
Антонио лишь грустно вздохнул, обхватив голову руками: видимо придется выходить на пенсию досрочно.
– Ты же понимаешь, что мы уже тут не работаем?
– Зато уйдем с музыкой. Есть у меня пара идей.
– Джузеппе, ты сумасшедший – нас же разорвут!
– Улыбайся, Антонио, и режь эту чертову ленту.
В зал хлынули посетители и в удивлении замерли: абсолютно пустые залы с голыми стенами и лишь стрелки, указывающие куда-то вперед. Гулкие шаги сотен ног. Открываются двери последнего зала. На возвышении из трех ступеней, за ограждением из пурпурных лент на одиннадцати позолоченных столбиках, увенчанных орлами, за толстым бронированным стеклом, простой портрет без рамки: чернобородый человека в черном френче на фоне кроваво красной стены, спокойно и властно оглядывает сверху пронзительным мудрым взглядом притихшую толпу.
Повисла гулкая тишина. Люди все подходили и вскоре, в зале стало не протолкнутся. Задние ряды давили на передние, вынуждая делать тех еще один шаг к ступеням. Но на сами ступени, никто подняться не решился…
Вдруг, из толпы тихий шепот, прозвучавший набатом, произнес:
– Это же Он.
И тут толпа зашумела, загалдела, кто-то закрестился, шепча молитву, но большинство стояли, не понимающе глядя по сторонам.– Обычный портрет, – сказал равнодушно один мужчина в длинном шарфе и начал пробираться к выходу. За ним потянулись и остальные.
– Верните деньги, жулики – послышался выкрик, который был поддержан посетителями.
Антонио лишь горестно вздохнул.
– Закрывайтесь, – рыкнул присутствовавший хозяин галереи уже, по-видимому, бывшему директору и, раздраженно хлопая себя по бедру тростью, вышел.
Но были и те, кто остался в зале, все еще завороженно неотрывно взиравших на холст, которых пришлось уговаривать покинуть зал.
На следующий день, когда Антонио шел на работу сдавать дела, еще на подходе он увидел огромную очередь, стоящую у закрытых дверей. Тайком пройдя внутрь через заднюю дверь, он нашел своих сотрудников у окон, ведущих на площадь.
– Представляешь, охрана говорит люди стали собираться еще с пяти утра.
– Ты спрашивал, что они хотят?
Джузеппе молча отдал газету, которую держал в руках.
На развороте откровенно желтой газеты, была черно-белая фотография их экспозиции с крестящимися людьми, на которой, скорее всего, случайно, портрет оказался высвечен падающим из окна лучом света и от этого мужчина на картине будто парил над самим холстом. «Обман или знамение» гласил заголовок.
«Сотни людей попались на уловку владельцев Галереи: вместо экспозиции картин из всемирно известной Академии Карраре, они представили всего одну картину никому не известного автора, выставив ее так, будто она является шедевром уровня «Мона Лизы».Никаких комментариев от владельца Галереи или ее директора мы получить не смогли.Но мы узнали мнение посетителей выставки, успевших увидеть экспозицию до ее закрытия.Дон Абруццио, искусствовед:
«Я не имею понятия, ни что это за картина, ни кто ее автор. Просто обычный портрет».
Бернардо, флорист:
«Обычный портрет. Еще и сто лир за вход содрали. Хорошо, хоть вернули».
Донна Альба, домохозяйка:
«Это Он! Это Он! Мой Бог! Он посмотрел на меня, мне теперь не страшно умирать!»
От себя добавим, что наш фотограф уверяет, что никакого луча, освещавшего картину, когда он делал снимок, не было. И виден он стал только лишь позже, при подготовке фотографии к публикации.
Что же это? Обман, какой-то хитрый замысел или откровение?От редактора:Уже при выдаче в тираж стало известно, что все картины, которые должны были быть выставлены в Галереи погибли в пожаре. Уцелела только одна эта картина. Руководство Академии Каррары не смогло оперативно предоставить изданию данных ни об авторстве картины, ни кто на ней изображен.
Мы будем держать вас в курсе обстоятельств этого странно мистического события.»
Джузеппе положил газету на подоконник.
– И с каких это пор ты стал читать желтую прессу?
– Это я, – невозмутимо парировала донна Пьяченса, – только в этих газетах пишут о нашествии инопланетян, а в подконтрольных правительству изданиях правду скрывают.
Она гневно сверкнула глазами из-под очков и Джованни решил промолчать.
– Мы же не собирались открываться, – перевел он тему, – не было распоряжения.
– Тогда ты им пойдешь лично об этом говорить, – Антонио показал на стоящих вплотную людей.
Джованни скептически выглянул из-за шторы и махнул рукой охране.
Ровно в восемь утра двери открылись, и толпа хлынула внутрь, чтобы в последнем зале в шаге от трех ступеней замереть под взглядом Неизвестного. Некоторые уходили сразу, кто-то – спустя минуты, а кто-то оставался часами. В распахнутые настежь окна влетал теплый южный ветер и трепал тяжелые портьеры, донося в зал шум толпы у входа.
Вход сделали свободным. Только просили, чтобы очередной посетитель входил только тогда, когда кто-то выйдет. Тут же самоорганизовались добровольцы, которые следили за порядком. Появились лоточники с едой и торговцы сувенирами – магнитиками, кружками и прочими вещами с той самой фотографией из газеты, но уже цветной – видимо смогли выкупить оригинал.
«Истерия с «Его портретом» набирает обороты. Люди уже не только с Италии, но и с других стран приезжают, чтобы лично увидеть «Его», как выражаются некоторые. Давайте пойдем и спросим тех, кто уже с утра занял километровую очередь в Его галерею, как ее стали называть.»– Доброе утро, – пара улыбающихся молодых людей радостно машут в камеру.
– Доброе утро.
– Откуда вы приехали?– Из Иерусалима.
– Так далеко? Что же вас побудило проделать такой далекий путь?– Ну, – смущается девушка, – мы не специально. Мы были в Риме и услышали про Обычный портрет и решили, что такое раз в жизни. К тому же, я слышала, что тому, кому он улыбнется, будет сопутствовать удача.
– Мы такие клевые – он нам обязательно улыбнется, – заканчивает парень и целует девушку. Они прыгают на месте и другие люди прыгают с ними и смеются.
Внезапно, в кадр вбегает человек в черной сутане с большой черной книгой. Голос его усталый, но твердый и сильный:
– Покайтесь! Ибо дал знак Господь, что явится грядет Второе пришествие и Апокалипсис, семь ангелов протрубят в трубы, придут Четверо и начнется Страшный суд!. Отриньте мирское, спасайте душу!
Он трясет книгой и бежит дальше, под недовольными взглядами собравшихся, крутящих у виска. Но есть и те, кто слышит его и идут за ним следом.
Новости бегущей строкой.
«Два часа назад члены секты «Его второго пришествия» попытались прорваться силой в Его галерею и вывезти Его портрет. Во время завязавшейся драки с посетителями, один сектант был убит, четверо в тяжелом состоянии доставлены в госпиталь. Для охраны порядка к Его галерее выставлен усиленный пост карабинеров».
«После вчерашнего инцидента в Его галерее, власти города заявили о необходимости ограничения доступа к портрету из-за угрозы безопасности собравшихся. После закрытия и опечатывания дверей, на прилегающей площади возникли стихийные беспорядки. В город стянуты дополнительные силы полиции.»
«После серии беспорядков, вспыхнувших в городе после закрытия Его галереи, перетекших в уличные бои с полицией и продолжающихся акциях протеста, портрет решено вывезти из города. На площади усилены меры безопасности. Туристам и приезжим строго не рекомендовано посещение города».
Похудевший и усталый Антонио в одиночестве стоял напротив портрета, который сегодня должны были увезти. Мог ли он знать, что хулиганская выходка Джузеппе так далеко заведет. В городе шла война. Строились баррикады, стояли танки и регулярные войска. А с другой стороны, были просто люди, которые хотели увидеть Его. И вот он, Антонио, может сделать то, о чем и не смели мечтать тысячи человек – прикоснуться. Вот он, всего три ступеньки, ограждение, сантиметр бронестекла. Это же просто картина – почему он так боится сделать эти три шага наверх? Он держал уже картину в руках, трогал холст, когда вместе с Джузеппе искал подпись автора. Что изменилось за эти четыре недели? Просто картина, просто еще одна картина, которых он видел тысячи за свою жизнь. Просто поднимись наверх и дотронься. Это не Он. Какой-то политический деятель конца 19 века, написанный Карновалли. Ну же. Твой последний шанс. Он занес ногу, но поднял глаза и встретился с его взглядом. Ему показалось, что через эти темные глаза на него посмотрела сама Бездна. Голова закружилась. Беснующийся Огонь и ледяная Бесконечность, нестерпимый Свет и нестерпимая Тьма. Ужас и благоговение сковали его. Дрожь пронзила тело. Он отступил, шаг, еще шаг, упал на колени, боясь снова встретить этот Взгляд. Пятился на карачках, не поднимая головы. Потом закрывая лицо руками, вскочил и побежал. Только глухие шаги отдавались в пустых коридорах Его галереи. Вскоре, затихли и они.
Луна еще ярко светила в ночном небе, пробиваясь через неплотно задернутые портьеры, когда из-за колон вышли четверо и молча подошли к ступеням. Один из них без раздумий поднялся наверх, приложил ладони к стеклу и долго всматривался в изображение.
– Не он, – глухо и разочарованно прозвучало из-под низко опущенного капюшона.
Трое тут же развернулись и пошли к выходу из зала. Четвертый, спустившись, обернулся и еще раз внимательно посмотрел на портрет.– Не он, – снова печально проговорил он, ни к кому не обращаясь, и пошел за остальными.
Портрет был вывезен на военном вертолете этой же ночью в неизвестном направлении.
Автор публикации
