* * *
– Вы уже дважды пристаёте!
– Нет, что вы! Ручку поцеловать… какое упоенье!
– А ножку не хотите погладить?
– Можно и ножку.
Юрист Вигдорчик, столичный дамский угодник, готов был от восторга расцеловать сам себя, но слишком утомлён был пляжной суетой для столь решительных действий. Вдруг Маня вскрикнула, округлив от испуга и без того довольно круглые глазки:
– Ай-й, кто это?!
– Гос-споди…
Готовясь взять морскую ванну, утомлённое солнце ушло за борт Летучего Голландца, плывущего в размытых облачных далях. По берегу, остывшему от знойных курортниц, гуляли запахи йода и прогорклого масла. Поскрипывала серая галька, в строю кипарисов искал ночного пристанища мокрый бриз. Имея виды, Арон Вигдорчик выгуливал Маню Ставраки, принадлежавшую к общедоступным красотам знойного юга. Промокая пот и бессознательно поглаживая карман, старый ходок то и дело прикладывался к Манюниной лапке, слегка, впрочем, огрубевшей в толчее фруктовых базаров, и торопливо жаловался на жизнь.
Словом, делал всё, что положено в таких ситуациях.
Пополудни Вигдорчик доверчиво авансировал свой белокурый проект, оплатив обед на двоих. Заметим, что признательная барышня не преминула угостить адвоката свежими крымскими фруктами. Слегка утомившись, Вигдорчик, изрядный дока в амурных делах и прочих прегрешениях, рассчитывал на проценты с вложенных инвестиций – так, ничего особенного… пару-тройку банальных телодвижений.
Впрочем, спутница его, Ставраки-младшая, известная в базарном мире как Манька-Ставрида, и не искала прелестей новизны. Поддакивая в нужных местах и вовремя ахая, она прикидывала, удастся ли развести адвоката на нечто большее, чем плёвый междусобойчик – а главное, удастся ли утаить от маменьки внезапный гешефт. Манечка следила за бюстгальтером гораздо пристальней, чем за фигурой, поэтому её щедрые двадцатисемилетние прелести были неизменно востребованы.
В девичьей памяти Ставраки-младшей ещё не увяли грёзы о принце, который вот-вот появится из-за гор – но из-за моря являлись смуглые, воровато озиравшиеся турки, цыганистые испанцы, а то и вовсе мавры с известковыми пятками! – и переменит всё, умчав Ставридку в край посудомоечного уюта с непрерывным достатком. Увы, мужчины, доселе обретавшиеся в Манюниной жизни, новизны совсем не хотели! Кажущееся разнообразие гораздо утомительней, чем непрерывный покой, сообразила Манюня и отдалась капризу судьбы, уйдя под крылышко местного Дона Корлеоне.
Плохая ясность лучше хорошей неопределённости.
Давеча Дон Корлеоне, озверевший и смуглый, как перегретый мавр, приревновал Манюню к Вигдорчику и едва не вышиб весь дух из кавалерственной дамы в предбаннике дешёвого туалета. Но белокурая бестия избежала справедливой расправы. Она спешила ковать железо, уповая на побег с адвокатом в Москву, словно запойный игрок, поставивший на аутсайдера последний завалявшийся грош.
Семейство Манюни состояло из базарного окружения и бедовой мамаши, так как изгнанный с позором папаша не годился даже на роль семейного бонуса. Мамочка у Манечки, m-me Лизавета, звалась по праву «Помидорный Король Привоза». Королевой мадам Ставраки, с её богатырскими предплечьями и толстыми короткими ляжками, похожими на толкушку для вареной картошки, не обозвал бы даже завистник. Недрогнувшей рукой Лизавета усмиряла на рынке любые птичьи базары.
Разбитная торговка с равным успехом могла и чавку грубияну набить, и десяток ящиков с помидорами забросить в багажник залётного «москвичонка». Семейный бизнес мамахен-унд-девахен, как звали парочку окружающие, строился жёстким, но действенным методом, и древнее ремесло Манюни занимало в нём не последнее место.
Вполне себе жили! Не подпускали нахлебников, метивших в ближний круг, не сорили деньгами. Главным житейским фактором для Манюни были два обстоятельства: презрение к мужской недотёпистости и пристальный интерес к заезжим лохам.
Любуясь закатом, Вигдорчик с Маней вполне успели договориться – и каждый, разумеется, о своём. Что ж, грамотное решение финансового вопроса – основа любого благополучия!
Прогулка продолжалась, парочка блаженствовала.
Белокурая ундина отдыхала от заточения, назойливых ласк Дона-Корлеоне, напоминавших своей непритязательностью долбёжку отбойным молотком, и приставаний рыночных воротил. Вигдорчик, пославший, как пророк Моисей злосчастных иудеев в путешествие по пустыне, жену с двумя дочерьми и тёщей в двухнедельный круиз по Волге, наслаждался близостью податливой женской плоти.
Ухмыляясь, адвокат плотоядно разглядывал Манины плечи с изрядным бронзовым декольте; упругие голени с маленькими ступнями в крошечных босоножках; чуткие, парящие руки персикового оттенка с нежным пушком предплечий. Продолговатое лицо Манюни, чуть горбоносое, с изящным, но вялым ртом, носило лёгкий оттенок папиной «кавказистости», разрушаемой васильковыми глазками и осыпью веснушек на переносице.
Между тем, наружность Вигдорчика была самая заурядная. Кроме плеши и животика, растущего дынькой (девочку ждём, ехидничала супруга), Арон выделялся унылым еврейским носом и сросшимися бровями. Вот эти брови и поползли в сторону темечка при виде мужской фигуры, распростёртой на ободранном лежаке.
Избитый и окровавленный, лежал без сознания Лёша Терьяк, тот самый местный Дон Корлеоне. Адвокат огляделся в поисках возможных свидетелей, н, как назло, на пляже не было ни души! Манюня осторожно потрогала Лёшино запястье с гравировкой страны вечно уходящего солнца. Запястье отозвалось слабыми угасающими толчками. Умирает, с ужасом подумала барышня. И что теперь делать?
– Это Лёша, мой парень. Бывший! – спохватилась Манюня.
– Что делать будем? – спросил Вигдорчик. – Если Лёша узнает…
– В порошок нас сотрёт!
И они замолчали, не наблюдая выхода из ситуации. Придя в себя, Манюня выхватила мобильник:
– Попробуем вызвать скорую. Летучий бог! Не вовремя батарейка сдохла…
– Какой у них номер? – спросил Вигдорчик, обрывая второпях кармашек с айфоном. Потыкал в виртуальные кнопки, следуя Маниной скороговорке, и заорал, едва услышав ответ:
– Человек без сознания! Избит до полусмерти… где-где! На пляже. Ну, откуда я знаю?! На лежаке. Фамилия? (Жаркий шёпот Манюни). Терьяк его фамилия! Кто с вами разговаривал? Общественность!
Странные, однако же, огни у скорой, подумал Вигдорчик.
Больше похожи на…
– Стоять, бояться! – гаркнул недомерок в полицейском мундире, демонстрируя «макарова» в окно полицейской «Нивы». – Где Терьяк?
– Во-от, еле дышит… – всхлипнула Манюня, повернувшись к лежаку.
– Недоработочка, – протянул недомерок.
Хлопнув дверцей, полицейский быстрым шагом приблизился к недвижному Корлеоне. Мгновенно приставил ствол пистолета к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Маня в ужасе захлопнула рот рукой. Вигдорчик, подавляя в горле куриный всхлип, спросил:
– Это что, плановая операция? Преследуете террористов?
– Это мой свояк, – хмуро пояснил недомерок. – Бабу снасильничал и в город убёг. Думал, в курорте не отыщу… да наши голуби любого отыщут!
– На курорте, – машинально поправил Вигдорчик.
Он лихорадочно размышлял. Если недомерка отыщут менты, адвокат становится свидетелем обвинения в эпизоде с умышленным убийством. И хорошо, если не соучастником. А если отыщут бандиты… нет, об этом лучше не думать! Будет суд, по варианту – сходняк. Вылезет тема с Манюней, и… всё, надо линять!
– Послушайте, – начал Вигдорчик. – Я здесь проездом. С женщиной практически незнаком! Давайте договоримся, у меня есть немного…
– Денег своих навалом! – оборвал недомерок.
Он что-то хотел добавить, но тут вмешалась рука Судьбы, то есть воля женщины со всей её непосредственностью:
– Слушай сюда! – сказала Манюня. – Нет! Лучше туда послушай…
Подойдя к недомерку, всё ещё стоявшему возле трупа с пистолетом в руке, Манюня что-то прошептала ему на ухо. Недомерок хмыкнул, коротко глянул на Вигдорчика, потом на неё – и повернулся к машине. Усевшись на заднее сиденье, он повозился и стих. Вздохнув, Манюня тоже села в машину и наклонилась к недомерковым брюкам. Вигдорчик недоумённо уставился на неё, потом, ожегшись мгновенным пониманием, вздрогнул и отвернулся. В салоне послышались тянущие недомерковы стоны – и вдруг грянул выстрел!
Манюня, отплёвываясь, выбралась из автомобиля и резким движением направила дуло пистолета на Вигдорчика, ощутившего тоску и полное непонимание происходящего. Всё, что оставалось в свободном доступе адвоката – за каких-то десять минут ему уже дважды угрожали заряженным пистолетом! Меж тем Манюня, отдышавшись, объявила Вигдорчику прерывистым хриплым голосом:
– В Москву отвезёшь меня, понял? И к делу приставишь! Иначе двойную мокруху повешу… нашли себе профурсетку!
Закинув тела в багажник, парочка, пыхтя и отдуваясь, скатила полицейскую машину по песчаной косе и подарила прибою. Всё стихло. На песке остались неровные следы, едва подёрнутые чьей-то незримой болью. Потом и они затянулись пеной, словно шрамы из прошлой жизни.
Ранним сентябрьским утром в столичном офисе Вигдорчика раздался телефонный звонок. Зевающие клерки, украдкой поглядывая по сторонам, раскладывали стопками текучку и незавершёнку, стараясь выглядеть уверенно и независимо.
Секретарша Вигдорчика, почетный чекист Дося Ефимовна Сталь, была с почётом спроважена на пенсию. Теперь в насиженном кресле вертелась гибкая белокурая девочка, которую за бойкий, непоседливый нрав и кукольное горбоносое личико коллеги по адвокатскому цеху окрестили Личинкой. Аккуратно сцапав трубку розовыми коготками, Манюня-Личинка пропела:
– Контора Вигдорчика! Кто будет у аппарата?
Никакими уговорами Вигдорчику так и не удалось выбить из Мани провинциально-дерзкую претенциозность – как известно, девушку можно увезти из деревни, а вот деревню из девушки… впрочем, строптивость референтки только придавала звонкам чарующий южный шарм.
Однако на сей раз, к удивлению окружающих, лицо Манюни посерело, и плотная фигура её как-то съёжилась. Хриплый тенор, срываясь на полушёпот, сказал ей на ухо:
– Скажите, Маня, где делся Лёша Тирьяк? У нас тут накопилось вопросов…
Автор публикации
