Грустно

Иван Карамазов работал корреспондентом в одной известной некоторым столичной газете. Он приходил туда, куда направят, и брал интервью. Вот и нынче редактор так и сказал: «Смотайся-ка ты, братец Карамазов, в академию и возьми интервью у академика Мудадзянца».

– А он армянин или японец? – спросил Иван.

– Он действительный член. Делает сенсационные открытия в области наук. Запишешь все как есть, не лакируя. Такой нынче мейнстрим. Понял?

И Карамазов понял и поехал.

В секретариате сказали, что Мудадзянц отбыл на секретный полигон в Мытищах, но интервью согласился дать ученый секретарь Академии, потому что был в курсе и вообще. Секретаря звали Игорь Владимирович, и он тоже был действительный член. Потому Иван согласился.

В кабинете корреспондент сел в кресло, взял в руки блокнот и решил записывать все как есть. Секретарь же стоял перед ним на полу. На нем был костюм-тройка в тонкую полоску, ржавый галстук и бежевая рубашка, а на ногах внизу – носки и коричневые ботинки. Белья видно не было, и Иван написал в блокнотике: «Скрытен, недоверчив. Возможно, претерпел».

– Чем занимается действительный член академик Мудадзянц? – спросил Иван у Игоря Владимировича, и пошевелил блокнотом.

– Нафик Арчибальдович повышает надои зеленой тли. Вы знаете, что зеленая тля кормит муравьев сладкими выделениями?

– А зачем нам это?

– Это нужно для того, чтобы сытые муравьи стойко переносили зиму. А выстояв стужу, они будут активно поедать опасных вредителей, из которых первейший – это зеленая тля.

Иван представил себе, как голодные муравьи терзают беззащитных тлей, и ему стало грустно.

– А откуда известно, что муравьи станут это делать?

Игорь Владимирович почесался в некоторых местах и задумчиво произнес:

– Об этом Нафик Арчибальдович условился с муравьями. Он научился говорить с насекомыми методом мобильной телепатии. Теперь не нужно будет убивать их инсектицидами. Достаточно найти компромисс и подписать совместный протокол. Это повышает этический уровень и искупает ошибки прошлого.

– И к тому же открывает еще более дальнейшие перспективы, не так ли? – спросил Карамазов.

– Да. Вот вы знаете, что только в нашей стране миллиард деревьев в год поражает короед, а на Земном шаре – даже пять миллиардов?

Иван нарисовал в блокноте земной шар и написал на нем цифру пять. Получилось похоже на пятак, за который при коммунистах в школьном буфете давали пирожок с повидлом. Пирожок бывал горячим, с прозрачными пузырями, наполненными маслом и похожими на ожоги от утюга. Карамазову снова стало грустно, потому что демократия куда-то похерила такие пирожки. Иван стал пририсовывать к кружочку Земли светотень, чтобы превратить пятак в шарик, и спросил:

– А что, с короедами тоже можно договориться?

– Можно. Есть предварительное согласие на то, что они переселятся в канадскую тайгу. Там тоже много отличных деревьев.

– И когда ожидается исход?

– К сожалению, возникли трудности. Короедам трудно преодолеть Атлантику. Мы видим выход в том, чтобы скрестить их с жуками-плавунцами.

– Это возможно?

– Да, но есть этическая проблема. Плавунцы не хотят скрещиваться. Они полагают, что межрасовые контакты подрывают устои.

– И?

– Институт философии разработал программу разъяснительной работы среди плавунцов по преодолению расовых предрассудков, и мы надеемся, что дело сдвинется с мертвой точки.

Карамазов нарисовал в блокноте жука, похожего на трижды перечеркнутое солнце, провел несколько волнистых линий, означавших море, и далекий берег с одиноким деревом. Там он написал: «Канада». Дерево грустило в ожидании короедов.

– До свидания», – сказал секретарь и протянул одну руку.

– До свидания, – сказал Иван, и ушел.

Он ехал в вагоне метро и обдумывал первые строки статьи о достижениях действительного члена Мудадзянца. «А не слишком ли смело будет написать так: «Ученый секретарь взялся дать интервью»? Все же «взять» и «дать» – вещи несовместные применительно к одному лицу?»

Перед ним стояла девушка. Ее брови бросались в глаза. У девушки был усталый вид. Наверное, она ждала, что кто-то уступит ей место. На ней было пальто до пола, вязаная шапка и рюкзачок.
«Интересно, а какое у нее белье?» – подумал Карамазов и покраснел. Девушка смело взглянула на него из-под бровей, бросающихся в глаза, и сказала:

– Не нужно смущаться. Там вовсе не то, что вы думаете. Это из-за фридайвинга.

– А что такое фридайвинг? – спросил Карамазов и перестал краснеть.

– Это ныряние без акваланга. Я погружалась в Марианскую впадину восемь раз.

Иван представил себе тонкую фигурку, отвесно уходящую вниз на глубину в тридцать километров, в вечной темноте, в окружении голодных скользких созданий, и ему стало грустно.

– Там же, наверное, очень холодно?

– Да, но спасает гидрокостюм мокрого типа.

– А отчего вы так печальны?

– Я печальна потому, что мокрый тип требует вернуть гидрокостюм. А я не могу этого сделать. Страшное давление глубин прижало ткань гидрокостюма к моему телу почти во всех местах так, что они образовали одно целое. Я и сейчас в гидрокостюме. И мне осталось одно: навеки погрузиться в Марианскую впадину. Там я забуду и вас, и мокрого типа, которого безумно любила.

– Милая девушка! – воскликнул Иван страстно. – Сейчас же едем ко мне домой, там мы снимем с вас гидрокостюм мокрого типа, и вы вернетесь к жизни! Если я сам не смогу одолеть проклятую ткань, то мы призовем на помощь крупного ученого, академика Мудадзянца, для него снять с девушки костюм – раз плюнуть!

Незнакомка грустно улыбнулась красивым ртом и со вздохом сказала:

– Я не доверяю крупным ученым. Костюм – не единственная моя беда. Когда я только начинала заниматься фридайвнгом, один профессор Сальватор, который тоже является действительным членом, пришил мне хвост молодой акулы. Хвост помогает плавать, но тайные человеческие радости теперь, увы, недоступны. Пусть вы снимете с меня гидрокостюм и отдадите его мокрому типу – но что дальше?

– Горе мне, горе! – закричал Иван Карамазов. – Я проехал свою остановку, станцию Теплый Стан! Садитесь, пожалуйста! Разве можно так долго стоять на хвосте, когда брови бросаются в глаза?

И Иван, толкая разных пассажиров своими плечами, поспешил к выходу из вагона.

Вечером он сидел в кресле. За окном шел дождь. «Отчего его струи такие косые?» – думал Иван. Перед его внутренним взором девушка с хвостом вместо задних ног медленно уплывала в черную бездну, какой-то мокрый тип требовал вернуть гидрокостюм, муравьи презрительно тыкали пальцами в короедов, ведущих под венец жуков-плавунцов, а одинокая сосна на канадском берегу ждала погибели.

Было невыносимо грустно.