Солнечный свет бил прямо в глаза. Я зажмурился, потянулся, сел на кровати и от души зевнул. Встал, размялся, босыми ногами прошлёпал на кухню. Ольга, на секунду отвлекшись от шипящей сковороды, вручила мне дымящуюся кружку.
«Доброе утро», — она чмокнула меня в шёку.
«Доброе», — вернул я ей поцелуй.
Кофе был горячий, ароматный, крепкий. Отличный кофе, другого жена и не варила. Я сделал хороший глоток, оглядел просторную, залитую солнцем кухню, посмотрел на свою чудесную, красивую, заботливую жену и безграничное ощушение счастья охватило меня.
«Хорошо», — сказал я в черноту кофе.
«Хорошо», — подтвердила Ольга, ловко переворачивая раскалённый блин.
«Как спалось?», — она шлёпнула готовый блин на тарелку и вылила на сковороду тесто доя нового.
«Отлично. А тебе?»
«Тоже. Как всегда».
Мы помолчали. Шипела сковорода, где-то жужжала муха. Потом я сел за стол, Ольга поставила передо мной тарелку со стопкой дымящихся блинов и вазочку со сметаной. На десятом по счёту, я с трудом заставил себя остановиться.
«Какие планы на сегодня?», — Ольга вновь наполнила кофе мою опустевшую кружку.
Я задумался.
— Ну, пройдусь до Фламинго, выпью с ребятами. К вечеру вернусь, приготовлю что-нибудь нам на ужин.
«Ты просто чудо», — Ольга взъерошила мне волосы, — «А я, пожалуй, займусь картиной».
«Здорово!», — я постарался изобразить восторг как можно более естественно, — «Быстрей бы уже посмотреть».
Живопись была единственным увлечением жены, и хотя получалось, мягко говоря, не очень, я её всячески поддерживал. На таких вещах и держится хороший брак, так-то.
Я накинул ветровку — утро было прохладное, и вышел из дому. В саду тихо перешёптывались яблони. Ольга помахала мне из окна, я помахал ей в ответ. От взмаха её руки, от шёпота яблонь вокруг нашего дома, от свежести утра на меня снова волной накатило счастье. Такое яркое, полное, простое. Такое, ****ь, привычное. Я вздохнул и пошёл к Фламинго.
Идти было недалеко — наш городок вообще невелик, до всего рукой подать. На подходе к бару утро резко сменилось поздним вечером. Никогда не успеваешь уловить этот момент. Как будто лампочку выключили. Только что было синее небо и солнце, и вот вдруг над тобой звёзды и жёлтая тарелка луны. Луна, кстати, всегда полная.
Неоновый фламинго на вывеске поднимал и опускал ногу, будто приплясывал. Я вошёл внутрь. В зале было пусто. Только за угловым столиком, опустив голову на руки, пьяно храпел Старик. Ну и конечно, Игорь, хозяин Фламинго, а по совместительству бармен-повар-официант протирал стойку не очень чистой на вид тряпкой. Мы поздоровались и он, не спрашивая, налил кружку нефильтрованного и плеснул виски в высокую стопку.
— Бургер?
«Не, попозже», — отказался я — «Ольга блинами накормила».
— Как у неё дела?
Я махнул стопку и тут же запил холодным пивом.
— Да по-старому. Возится по дому, рисует. О муже заботится.
«Да уж вижу», — он перегнулся через стойку и похлопал меня по намечающемуся брюшку.
Я расхохотался.
— Ладно, уел. У тебя-то что нового?
Игорь пожал плечами.
«Что тут может быть нового? Наливаю стаканы, протираю стойку. Старик, сам видишь, снова в запое. Платон с двумя статистами ушёл на раскопки. А»;- оживился он, — «Вчера двое новеньких появились»
«А говоришь — ничего», — упрекнул я, — «Что за новенькие?»
«Первая — женщина. Блондинка, около тридцати. Такая, знаешь», — он изобразил руками пышные формы и я понимаюше кивнул.
«Приговор у неё», — он задумался, вспоминая, — «»Никогда больше она не сможет доверчиво заглянуть в мужские глаза». У неё муж оказался серийным убийцей. Жили себе душа в душу и вдруг на тебе — трупы, закопанные в саду, пыточная камера в подвале. В общем, зарубила его топором. И теперь шарахается от любого мужика, как от прокажённого».
«Ясно», — я отхлебнул пива, — «А второй?»
«Аа», — поморщился Игорь, — «Очередной поехавший. «Тварь была настолько чудовищно непостижима, что его бедный разум перегорел как лампочка»».
«Где-то я уже такое слышал», — фыркнул я в кружку.
— Не ты один. Отволокли его в лечебницу. Сидит в одиночке, пишет на стенах всякую дичь про Козлище с тысячью младых и всякое такое. Хорошо, хоть карандашом, а не своим дерьмом, как другие.
Мы, не сговариваясь, захохотали.
«За счёт заведения», — он налил мне виски.
Я отсалютовал ему стопкой.
Дверь распахнулась и в бар ввалился Платон и с ним два молодых парня — статисты. Все трое были вымазаны в земле и глине. Мы перездоровались, Игорь выставил на стойку тарелку с соленьями, наполнил рюмки водкой, потом обновил мой виски. Плеснул и себе. Мы чокнулись и выпили.
«Как успехи?», — поинтересовался я, заедая виски маринованным огурцом.
«Как обычно», — вздохнул Платон. Он сел с краю, полубоком, чтобы не показывать нам изуродованную половину лица, — «Слышали, как бедняга орёт там, под землёй, по крышке колотит. А начинаем рыть — гроб как будто зарывается глубже и всё тут»
«Пять часов коту под хвост», — угрюмо подытожил первый статист.
Второй согласно кивнул.
«Я же тебе сто раз говорил — приговор есть приговор», — Игорь налил по-новой.
«Да знаю я», — махнул рукой Платон, — «Просто не могу слушать как он кричит и ничего не делать», — он выпил и аппетитно захрустел квашеной капустой, — «Не могу. Знаю, что бесполезно, но вдруг…»
«Нет», — хлопнул он вдруг ладонью по стойке, — «Написал бы, мудак, что парня спасли или хотя бы, что он задохнулся, но это ж вообще! Урод…»
«Чудовище? Кто сказал «чудовище»?», — Старик выпрыгнул откуда-то из под стойки, как чёрт из табакерки.
«Да никто не говорил «чудовище»», — поморщился Игорь, — «Иди спи».
«Я расскажу вам про чудовише», — закашлял Старик, — «Мой собственный отец привёз эту тварь в город. Он был капитаном…»
«Твою мать», — обречённо произнёс Платон, — «И так каждый раз».
«Не обращай внимания», — посоветовал я, — «Выговорится и заснёт».
И правда, рассказав в сотый раз как отец-капитан привёз в город человекообезьяну, которая изнасиловала и убила с десяток женщин, старый пьяница вернулся за столик и захрапел.
«Старожил», — уважительно протянул Игорь, — «Еще до меня здесь появился».
Мы выпили за здоровье Старика.
«А правда», — нерешительно начал первый статист, — «Что вчера человеку оторвали голову прямо на площади?»
«Правда», — подтвердил Платон, — «Я лично видел».
— И…как это было?
Платон хмыкнул
— Как обычно. Слетела с неба какая-то крылатая мерзость и оторвала голову какому-то статисту.
— Статисту?
«Так ты им еще не рассказывал?», — спросил я у Платона.
Тот разом помрачнел.
— Ну не могу я , мужики. Давайте лучше вы
«Да без проблем», — я заёрзал, поудобнее устраиваясь на стуле, и начал.
— Вот смотрите, допустим, есть у нас какое-то произведение. И есть в нём главные герои. Или один герой. Про него мы знаем много — и как зовут, и внешность с характером, и что-то из биографии. Даже если автор темнит и пытается героя представить тёмной лошадкой — всё равно, через поступки, через других персонажей он нам всё это расскажет. Пока понятно?
Статисты кивнули.
— Отлично. Есть второстепенные персонажи. Про них мы знаем не так много, но, всё-таки что-то знаем. Например, что он бывший десантник, прирождённый бармен и хороший друг ;Игорь смушённо хмыкнул;. Или что он добряк, готов прийти на помошь любому человеку, даже если совсем его не знает ;»Ладно тебе», — отмахнулся Платон;. А есть ;я сделал эффектную паузу;статисты. Пишет, скажем, автор: «Прохожий;это был мужчина сорока с лишним лет, наклонился над люком. Тварь стремительным рывком выпрыгнула наружу и вцепилась ему в горло». Этот мужчина сорока с лишним лет и есть статист. Что мы о нём знаем? Что он мужчина и ему за сорок ;»И что ему, видимо, ****ец», — засмеялся второй статист, но тут же смолк;. Ни имени, ни есть ли у него жена, дети, ни кем он работал. Потому что нужен он только для статистики или как декорация. Статистов рвут на куски монстры, приносят в жертву культисты, расчленяют маньяки. И никто их даже не запоминает.
Я перевёл дух и залпом допил содержимое кружки.
«Значит, мы…», — парни испуганно переглянулись.
«Да», — сочувственно сказал я, — «Вы статисты. Соболезную».
«Да какого!…», — взревел второй статист, вскакивая с места, — «Втираете нам херню какую-то!»
Платон положил ему руку на плечо и усадил на место.
«Как тебя зовут?», — мягко спросил он.
Парень раскрыл было рот, видимо, хотел проорать своё имя Платону прямо в лицо, но внезапно сник, съёжился на табурете, даже как будто стал меньше ростом.
«Как же так?», — плаксиво сказал он.
«Авторский замысел неисповедим», — развёл я руками , — «Ничего не поделаешь».
«Не верю», — первый статист поднялся с места и пошёл к выходу, — «Я не какая-то там декорация. На хер вас и вашего автора на хер». Он ушёл и ни разу не оглянулся.
«Характер», — задумчиво произнёс Игорь, — «Может, всё-таки второстепенный?»
— Не думаю
Я покачал головой.
С улицы донёсся короткий крик. Второй статист бросился было на помошь, но Платон снова усадил его на табурет.
«Сиди», — жёстко сказал он, — «Всё уже».
«Кстати, какой у тебя приговор?», — я посмотрел на парня.
«Приговор?», — недоумённо спросил тот.
«Закрой глаза и постарайся ни о чём не думать. Потом скажи первое, что придёт в голову»
Он старательно зажмурился, потом выдал:»Спасенный ими парень сидел на обочине, очумело потряхивая головой.
— Что это за городишко? — спросил он у близнецов.
— Тихий Лог.
— Круто. Пожалуй, осяду тут ненадолго».
Он замолчал и обвёл нас удивлённым взглядом.
«Это и есть Приговор», — пояснил я, — «Последнее, что Автор написал о тебе. У тебя всё неплохо, кстати. Не погребение заживо, и не вечная агония».
«Давай на посошок», — кивнул я Игорю на стопки, — «Надо еще Ольге с ужином помочь».
Мы выпили. Статист чокнулся машинально и водку махнул как воду, даже не заметив. Ничего, свыкнется.
Я попрощался и уже было вышел из Фламинго, когда он окликнул меня.
-А какой у вас Приговор?
Я криво ухмыльнулся.
— И жили они долго и счастливо. Так-то.
Он собирался что-то ещё спросить, но я просто развернулся и ушёл.
Было темно, лишь жёлтый лунный диск освещал дорогу. Внезапно его закрыла чёрная тень, я услышал хлопанье крыльев. Запахло падалью.
Что-то шлёпнулось на дорогу передо мной. Что-то круглое. Я подошёл посмотреть. Это была голова первого статиста.
Вечер сменило утро и показался наш дом в окружении яблонь. Я вошёл, разулся в прихожей, повесил ветровку. Потом прошёл в спальню. Ольга лежала на кровати, лицо, ночная рубашка и простыня перемазаны зелёной рвотой. Пустой пузырёк таблеток лежал на тумбочке. Я лёг рядом и закрыл глаза. Счастье, счастье, счастье…
Солнечный свет нарисовал на полу светлый прямоугольник. Я встал прямо в него, ступнями ощущая приятное тепло нагретого дерева. Размялся, прошёл на кухню. Ольга, склонившись над плитой, колдовала над маленькой кастрюлькой. По кухне плыл дивный запах.
«Привет», — она чмокнула меня в щёку и подала дымящуюся кружку кофе.
«Привет», — я сделал глоток и ощущение счастья мягкой волной накрыло меня.
Автор публикации
