Если бы всё прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия?
Козьма Прутков.
Принципат, I век н.э. Вал Адриана, IX-й легион.
Восход позолотил кроны вековых дубов и листва всколыхнулась. Дремучий бор наполнялся звуками. Небесный купол окрасился синевой, и на востоке разгорался диск просыпающегося светила. На стенах цитадели игриво заплясали солнечные зайчики.
Гай Клавдий Маркелл пробрался к наружным стенам укрепления, уложенных из гладко тёсаных стволов. Седлать коня кентурион не стал, резонно посчитав, что на пересечённой местности он будет лишь обузой. Не в первый раз он отправлялся к языческому дольмену, расположенному в двух стадиях от леса. Блокпост незримо проскочить не удалось. Охранник, бряцая доспехами, спускался. Его лицо отобразило удивление.
– Куда в столь ранний час держит путь наш командир? И почему в одиночку? Опять к тому святилищу?
– К нему, – врать не имело смысла.
– С вечера варвары туда мешки таскали. Развели костёр, плясали. Орали так, что слышно было аж сюда. Не стоит вам туда ходить.
– Знаю. Слушай, Марк, не говори ничего начальству. Не видел и всё. Ну, это если спросят.
– Ладно. Поскорее возвращайтесь, и будьте начеку. Не знаю, что вы там ищете, но наверное, что-то важное.
Ворота отворились и Маркелл, скрываясь в зарослях ольхи, засеменил к холму, на вершине которого виднелся каменный дольмен. Преодолев ров и частокол, кентурион грацией пантеры скользил промеж деревьев. Следовало соблюдать предельную осторожность.
Позавчера его призвал трибун Корнелион. Префекту донесли, что подчинённый тайком покидает крепость и ходит к варварскому святилищу. Корнелион обдумал новость, выругался. Дерьмо кошачье, и собачье, и свинячье. Велел призвать свершавшего самовольные отлучки командира.
Корнелион, по своему обычаю, предавался обжорству, когда кентурион вошёл.
– Ты звал меня, Корнелион? – кентурион вскинул руку в приветственном салюте.
– Садись и раздели со мною трапезу, отведай моего вина, – оскалился трибун, – есть разговор.
Упитанный не в меру Корнелион сидел на мраморной скамье, нависнув над столом, и поглощал зажаренного на костре дикого кабана. Корнелион при этом чавкал и рыгал, вино же, коим он обильно запивал из кубка, отчасти вперемешку с жиром, струилось по рукам и подбородку. Обглоданные кости он швырял двум суетящимся возле стола охотничьим волкодавам. Маркелл поморщился. Пребывая в любом сообществе, Корнелион всегда свинячил, не утруждаясь этикетом и приличием.
– Благодарю тебя, но я позавтракал, – Маркелл присел на край скамьи, – и ты же знаешь, я не пью вина.
– Всегда тебе завидовал, – сказал трибун, – сколько часов в день ты тренируешь своё тело?
– Обычно два, но иногда и более, и это стало частью моего режима.
– Режима, да? Тебя бы на арену. Наверное, из тебя бы получился великий секутор, и ты бы смог обогатить себя и своего хозяина, – трибун прокашлялся и уложил шматок зелёной мокроты прямо к ногам Маркелла.
– Из меня не выйдет гладиатор, – с сомнением сказал Маркелл, не понимая, к чему же это клонит жирный бегемот.
– Это почему?
– Не люблю показуху. Бой заканчивать следует быстро, а не выписывать кульбиты. В идеале противник не должен успеть сообразить, что повержен.
Корнелион хрюкнул.
– И я не раб, – продолжал Маркелл, – свободный гражданин, солдат, призванный защищать империю от врагов. Как внешних, так и внутренних. В том числе и от взбесившихся гладиаторов.
– Солдат? Скажи, какого лешего ты таскаешься к дурацкому языческому капищу? Чего ты там забыл? Ты ищешь золото? Тебе жалованья мало? А я-то думал, что кентурион неплохо обеспечен. А что такое выход за предел расположения ты знаешь? Тебе знакомо слово – дезертирство?
Маркелл опустил взгляд. Трибун был в курсе всех его прогулок.
– Мне например, плевать, каким богам ты поклоняешься, – грозно вопрошал трибун, – но чем тебе так приглянулся языческий идол? Отвечай, поганец, – Корнелион опять прокашлялся, и положил ещё один зелёный сгусток рядом с первым.
– Не знаю точно, но дольмен необычен. Тайна в нём сокрыта. Я это чувствую.
– Почувствуешь, когда эти голодранцы посадят тебя на кол. Или ты возомнил себя непобедимым? – в голосе трибуна гремел металл, – всё это блажь, тебя тянет на приключения. Что, скучно стало? Так я найду тебе работу! Нет там ничего, кроме костей и помоев, которые стаскивает со всей округи эта чернь. Хочешь красивую кельтскую девочку? – Корнелион смягчился, – быть может, мальчика? Я тебе всё предоставлю, и мысли о языческих штандартах сразу вылетят. Маркелл, ты далеко пойдёшь, если бросишь эту дурь. Сам же сказал, что ты солдат, а солдату надлежит соблюдать дисциплину. Ты должен быть примером для своих легионеров, они тебя боготворят, а ты? Слушай, я не знаю, зачем тебе читаю эти лекции, ведь ты же взрослый муж, достойный римлянин, и не дурак. У меня прямо руки чешутся всыпать тебе ха-ароших плетей. За нарушение дисциплины, которую ты так почитаешь.
Трибун перестал жевать и уставился на Маркелла жёлчным взглядом.
Корнелион был зол. Случись, кентуриона схватят, Корнелион получит взбучку от легата. А если варвары затребуют выкуп? В любом случае, на него ляжет пятно, и даже поколеблет доверие сената. А это отразится на боевом духе солдат.
Но кентурион ничего не мог с собой поделать. Какая-то магическая сила влекла его к сооружению на том холме.
Однажды, находясь в дозоре, он вдруг заметил, что дольмен источает ровное голубоватое сияние. Это был не костёр и тлеющие угли, а нечто неизвестное и непонятное. Сияние излучало отверстие в дольмене, а что же за источник был внутри? Где-то, когда-то, он такое уже видел. Где, когда? Будто незримая нить соединяла со святилищем. Он должен с этим разобраться
Сооружение на дольмен похоже было только внешне. Он представлял собою куб, стены которого были идеально ровными, пропорции же соблюдены на уровне, исключающим обработку камня киркой. Да и камень был не камень, а неизвестный по структуре материал, толщина которого всего лишь ширина ладони, обычный известняк не выдержал бы собственного веса. На одной из граней округлая дыра, в которую спокойно бы пролез солдат в тяжёлой амуниции. Внутри под круглым входом начертана символика, само собой не римская. По центру варвары сложили пирамидку из человеческих черепов. Вокруг дольмена следы кострищ. Сооружение под ритуальный жертвенник всего лишь приспособили, но изначальное предназначение было совсем другим. В прошлый раз ему не дали дообследовать дольмен. Раздался хруст ломающихся веток, и перед ним нарисовалось пятеро бриттов. Один скрутил верёвку, остальные с копьями наперевес стояли кровожадно улыбаясь. Маркелл перескочил наружу, и переделанный под свою руку гладиус привычно прыгнул в руку. Короткий выпад, и двое повалились навзничь. Еще удар, затем прыжок и пируэт танцора. Меч описал изящный полукруг, заблокировав копья противника. Огрызок верёвки повис плетью. Двое остались лежать, остальные пустились наутёк. Но подмога могла подойти в любой момент. Пришлось ретироваться.
Маркелл подкрался к дольмену и заглянул в отверстие. Стены прочные, но тонкие. Навскидку копьём не пробить, а вот удара каменного снаряда из баллисты точно не выдержит. О назначении сооружения оставалось лишь гадать. А если попробовать прочесть те символы? Маркелл закинул было ногу внутрь, но тут раздался треск ломающегося веток. Клич варваров разнёсся по округе. Подобно муравьям, и с обезьяньей ловкостью пикты струились меж деревьев. Только теперь Маркелл понял, за ним следили с того самого момента, как он прошёл за вал. И угодил в засаду. Его визиты к капищу не остались незамеченными даже для римлян, а варвары выставили здесь дозор. Сквозь окружение, да в одиночку? Маркелл забрался внутрь дольмена. Кентурион понимал, что не продержится и двух минут. С десяток бриттов, он, может, и уложит, но неминуемо подставится. Пробиться можно было только с дюжиной солдат, выстроенных черепахой.
Внезапно стены озарились голубым свечением. Таким же точно, что он видел в карауле. Изумлённые варвары попятились. Тело стало невесомым, а пол. Куда же делся пол? Черепа посыпались куда-то в черноту. Дольмен закручивало в тоннель, в конце которого угадывались облака на фоне голубого неба. Случайно взгляд остановился на символике. Надпись ожила! Она светилась желтым светом. Это было последнее, что он увидел.
– Таймыр, это Ермак, как слышите, приём, – раздалось с потолка дольмена.
– Ермак, слышу хорошо. Запускаю протокол перемещения.
– Добро, возвращайте странника. Как примете, погружайте в дельта сон.
– Вас понял, уже делается.
Куб вынырнул из металлического раструба и опустился на бетонную поверхность. Со всех сторон пищали, щёлкали приборы. Седовласый человек в белом одеянии сидел перед панелью, переключая клавиши, в раздумье шевеля губами.
Автор публикации
