Через год после того, как издатель Ричард Симпсон опубликовал весьма искажённое изложение моих путешествий, соседи-йеху стали весьма докучать моему затворничеству. Как я узнал стороной, множество зевак, не внявших добродетельному примеру гуигнгмов из-за скудоумия, желали своими глазами увидеть автора, по-видимому, из праздного любопытства. Однако гордыня – презренный порок презренных животных – толкала некоторых на совершенно безрассудные поступки. Не было числа диким выходкам, становившимся небезопасными для меня и йеху моей семьи. В конце концов, обдумав создавшееся положение вещей, я решил оставить Англию. Лет мне уже немало, но, благодаря природному здоровью и благоприобретённой умеренности, сил ещё достаточно. Посему лучшим выходом я положил переселение на какой-либо уединённый, но не слишком отдалённый остров.
В мае 1728 года на шебеке «Альциона» я отправился на север, к Оркнейским островам. В городке Керкуолл я запасся необходимыми припасами и нанял рыболовный баркас, на котором собирался совершать вылазки в поисках будущего убежища от соотечественников. 8 июня, вечером, устав от целого дня маневрирования в суровых водах архипелага, я на минуту задремал. Очнувшись, я обнаружил, что ничего не могу разглядеть в густом тумане, в то время как мою посудину влечёт довольно быстрое течение. Бороться с морем было невозможно. Направление по компасу было норд-норд-ост, и оставалась надежда, что если туман рассеется, а течение не изменит направления, то баркас сможет добраться до Шетландских островов. И действительно, преодолевшее (по моим расчётам) 60 миль, как говорится, «вслепую», судёнышко было выброшено прибоем на острые скалы. Предположив, что нахожусь на крупнейшем из островов – Мэйнленде – я отправился берегом в поисках помощи, ибо уже начала сказываться жажда, да и продрог я изрядно.
Пройдя около мили по галечнику (обрыв в том месте был низок, не в пример прочему побережью), я наткнулся на небольшой ручей и, утолив жажду, думал отправиться вверх по течению, как всегда советуют поступать в незнакомой местности опытные путешественники. Внезапно громкий возглас привлёк моё внимание. Обернувшись, я обнаружил наблюдавшего за мной йеху. Он до странности походил на меня ростом, сложением, всем обликом. Думаю, что и годами мы могли быть ровесниками. Это сходство, а также то, что я давно был лишён отвратительного общества себеподобных, позволило вытерпеть последующее. Первым делом это создание подбежало ко мне с различными восклицаниями, по-видимому, удивления, неразборчиво болтая на смутно понятном языке. Йеху тряс меня за плечи, порывался обнять, вновь отскакивал и хлопал себя по бокам, как бы от восторга. Я не смог сдержать на лице выражения некоторой брезгливости, что довольно скоро охладило пыл островитянина. Он несколько успокоился, отступил на пару шагов и, церемонно сняв шляпу, издал звуки, походившие на английское приветствие. Мне не осталось ничего иного, как ответить тем же. Итак, мы познакомились. Шетландского йеху звали Эл Нидерстейн. К своему удивлению я понял, что испытываю к нему не слишком сильное отвращение. Этому, несомненно, способствовала его внешность: мне было не труднее привыкнуть к Элу, чем к отражению в зеркале, с поправкой на одеяние, разумеется. Успокоившись и поразмыслив, я решил довериться островитянину, который с ласковой настойчивостью приглашал следовать за собой.
Около получаса мы блуждали среди прибрежных скал и лугов, пока не вышли на обочину прекрасной дороги, покрытой чрезвычайно твёрдым материалом и раскрашенной белыми полосами. Заметив, что я голоден, Эл извлёк из кармана небольшой предмет в яркой обёртке, тут же им сорванной. Откусив добрую половину содержимого, прочим он угостил меня. Содержимым оказалось нечто вроде бисквита, облитого застывшим шоколадом, чрезвычайно сладкое и мгновенно меня подкрепившее. Удивительно, как удалось заставить мексиканское лакомство затвердеть! Ещё более непостижимым образом была изготовлена обёртка, представлявшая собой невероятно тонкую фольгу, раскрашенную самым дикарским образом. При виде столь знакомой тяги йеху к бессмысленной пестроте и прочим излишествам, я затосковал, испытывая сильнейшее желание остаться в одиночестве, хотя уже смеркалось и укрытие от холода тоже не стало бы лишним.
От переживаний меня отвлёк внезапно вспыхнувший свет, сопровождаемый сильным немелодичным звуком. С запада к нам с большой скоростью приближалась невиданная повозка. Не было ни упряжных животных, ни кучера. Сама колесница походила на гигантскую деревянную колодку, которой пользуются башмачники. Четыре широких колеса, два фонаря, освещавшие путь, огромное застеклённое окно спереди – таковы были заметные детали экипажа. Поравнявшись с нами, повозка замедлила ход и остановилась. Теперь можно было разглядеть, что сама она около двух ярдов ширины и шести длины, в высоту около двух с половиной ярдов, лимонно-жёлтая, с зелёными квадратами и крестом св. Георгия на боку, изготовлена, казалось, из металла вплоть до крыши. Сквозь переднее окно был виден возница за подобием штурвального колеса. Признаюсь, я был не только удивлён, но и несколько напуган этим зрелищем. Однако, взяв себя в руки и припомнив путешествие в Лапуту, догадался, что туземцы, по-видимому, много продвинулись в усовершенствовании различных механизмов.
Пока я разглядывал повозку, сбоку открылась дверца и на дорогу вышла дородная самка йеху с ярко окрашенными волосами, в одеянии, напоминающем белый халат. Поприветствовав Эла и не обратив никакого внимания на меня, она отвернулась и заговорила со странными паузами, словно беседуя с невидимым собеседником. Иногда её речь сопровождалась жестами, предназначенными этому невидимке. Словом, впечатление странности происходящего усилилось. Впрочем, скоро она улыбнулась и, махнув рукой, пригласила нас в свою механическую карету. Мой спутник без раздумий полез внутрь. Мне пришлось последовать его примеру. В карете оказались мягкие откидные скамьи и различные приспособления – как мне показалось, медицинского назначения. Отделённые перегородкой от нашего помещения молодой, татуированный как каннибал возница и красноволосая самка немного поспорили, затем повозка устремилась на север. Судя по мелькавшим за окном скалам и пучкам травы, ехали чрезвычайно быстро. В то же время, нас нисколько не трясло на этой гладкой дороге. Так мы неслись в наступившей ночи, освещая путь яркими передними фонарями, сопровождаемые неведомой музыкой с невидимым оркестром и хором, которому не в такт подпевал возница. Справа показались строения, ярко освещённые разноцветными огнями на высоких столбах и просто фасадах. Поселение исчезло прежде, чем я смог подробно рассмотреть дома и их обитателей. Неожиданным утешением для меня оказались обычные овцы. Они, вероятно, возвращались в овчарни на короткую летнюю ночь и не сразу отбегали с обочины, спугнутые быстрой повозкой. Поведение этих спокойных животных, а, кроме того, привычные ругательства йеху, исторгаемые возницей, успокоили меня своей обыденностью.
Через полчаса наш экипаж остановился в глухом месте. Поблагодарив хозяев, Эл пригласил меня следовать за собой. Издав сигнальную трель и мигнув фонарями, механическая повозка быстро исчезла вдали. Мы остались на площадке перед массивным зданием, в котором я без труда опознал маяк. Его башня была прямоугольной, около двадцати ярдов высоты. Слепящий луч мелькал через равные промежутки, видимо, управляемый точнейшими механизмами. Мой спутник, вероятно, был смотрителем – так мне показалось до разговора, который развеял мои заблуждения. Ниже я кратко излагаю нашу беседу, насколько смог понять странные речи на не вполне совпадающем с грамотным английском языке.
Итак, мы действительно находились на Мэйнленде, загадочным образом перенёсшимся почти на триста лет вперёд. Впрочем, неверно выразился: не острова, а сам я оказался в будущем, оказавшись через 289 лет после своего отплытия с Оркнеев. Если вспомнить, что истории о подобных путешествиях бытуют среди простого народа в Верхней Голландии, на севере Италии, да и в моих прежних путешествиях я слышал нечто в этом роде на острове Глаббдобдриб, то допустить справедливость этой мысли не так уж и сложно. Понятно, что я с нетерпением побуждал Эла к рассказу о минувшем за эти годы. Но так же скоро был разочарован, поскольку он не смог привести ни единого факта, свидетельствующего об улучшении скотской породы йеху. Все его речи сводились к истории войн и насилия либо примерах «усовершенствования» Природы. Так, я услышал о страшных орудиях убийства и миллионах невинных жертв, погибших из-за неспособности йеху к самовоспитанию. Заметив гадливость, отразившуюся на моём лице, Эл постарался описать достижения в технике, медицине, искусстве, но говорил об этом без воодушевления. Там, где он старался показать «прогресс», я видел умножение потребностей – неотъемлемое свойство натуры йеху. Мои наводящие вопросы помогли и ему самому признать пагубность «цивилизованного пути». Оказалось, что их чудесные дороги истощали недра и загрязняли поверхность Земли. Их волшебные повозки отравляли воздух и служили ослаблению жизненных сил, способствовали зависти и во множестве были источником опасности. Их медицина, победившая сотню страшных недугов, осталась малодоступна для неимущих и, кроме того, породила несколько новых ужасных заболеваний. Общение на расстоянии привело к усилению эгоизма отдельных особей, усилило развращение характеров и ослабление умственных способностей, и без того невысоких. Искусство же… Но тут я умолкну, поскольку отучился вести разговоры о том, чего нет. Бездумные, бесцельные, бессмысленные занятия, служащие ширмой тщеславия, обмана и стяжательства! Эл показал мне некоторые образчики «достижений» своего века с помощью «тиви», как он называл некое окно, волшебным способом демонстрирующее различные уголки мира. Нигде я не увидел признаков истинной мудрости, но лишь грязь, разврат, упадок, о чём немедленно и заявил.
Тогда Эл, уже некоторое время проявлявший обеспокоенность горячностью гостя, отключил все приборы и механизмы (за исключением собственно маяка). Затем он плотно прикрыл окна и двери, и сперва осторожным шёпотом, а затем с увлечением, не уступающим моему собственному, поведал об открытии. Он привёл неопровержимые свидетельства, как из области медицины, так и из наблюдений за миром животных. В двух словах, его открытием является факт заражённости большинства йеху особым видом паразитов, а именно – тараканами! Действительно, изучая поведение овец или коров, больных вертячкой – медики называют её «ценурозом» – и доискавшись причин этого заболевания путём анатомирования погибших животных, легко понять, что виновен в странном поведении животных некий червь (Multiceps multiceps), а точнее, его личинка (Coenurus cerebralis), поселяющаяся в мозгу несчастных созданий. По словам опытных пастухов, «у овец волдыри в мозгу растут». Терпя страшные муки, животные ведут себя неестественно, что, в конце концов, и приводит их к гибели. Изучив поведение скота, больного ценурозом, приняв во внимание факты попадания тараканов в ушные раковины и ноздри людей, особенно детей или спящих, скрупулёзно сравнив отклонения от нормального поведения здоровых существ с поведением представителей «рода человеческого», дотошный исследователь сделал вывод, которого не удалось сделать мне самому. По его мнению, всё гадкое, гнусное, отвратительное в нашей природе – не от естества йеху, но от проклятых паразитов!
Отныне стали понятны необъяснимое пристрастие к ядовитым веществам, одурманивающим разум и отравляющим тело: так организм пытается бороться с источником заболевания (на деле – усугубляя оное). Увлечение спортом, в том числе скачками, кулачным боем и ножным мячом это не что иное, как вертячка овец, только в несколько своеобразных, причудливых формах. Загадки бесчеловечной политики, причуды безумной моды, вычурное и бесцельное литературное творчество и всё искусство, все беды нашего мира – плод деятельности отвратительных насекомых в нашем мозге. Нидерстейн ещё не вполне решил, появляются ли отклонения в поведении людей из-за механического повреждения, поедания или вытаптывания мозговой ткани, либо это результат загрязнения мозга экскрементами насекомых. В последнее время он стал склоняться к мысли, что это более сложный процесс, но так или иначе – виноваты именно тараканы.
Изложив это, Эл признался, что в последнее время его беспокоит мысль о собственной участи. Он – писатель, арендовавший этот уединённый уголок для того, чтобы без помех обобщить факты и явить людям их противника, самой Природой сотворённого для противодействия человеческой гордыне. Но мысль о том, что он сам может быть заражён, что в его мозгу ползает ужасный паразит и именно по произволу этого враждебного организма возникла такая причудливая идея, останавливала до сих пор его излияния. Встреча со мной – независимым и непредвзятым слушателем и собеседником – стала для несчастного символом надежды на избавление от двойственности восприятия.
Я сижу возле бездымного камина с неестественным пламенем, разглядывая дёргающуюся на стене тень Эла. При здравом размышлении приходится признать, что помочь ему я не в силах. Когда Нидерстейн отправится спать, я изложу последние события – не потому, что надеюсь помочь йеху разглядеть свои недостатки, но лишь вследствие многолетней привычки делать заметки о реальных событиях, которым стал свидетелем. Завтра я попытаюсь найти какую-нибудь лодку и отправлюсь обратно, на запад. Тому, кто найдёт эти записки, дозволяется поступить с ними по собственному разумению. Если же, паче чаяния, он окажется смышлёнее прочих йеху, пусть
Примечание издателя
Рукопись с этим текстом была найдена на конторке в жилой комнате маяка Eshaness после исчезновения Э. Нидерстейна. Как известно, выдающийся исследователь творчества Дж. Свифта пропал в прошлом году. Удалённость от ближайшего жилья, отсутствие интернета и живых собеседников, привлекающие на Шетландский архипелаг творческих личностей, по-видимому, пагубно повлияли на рассудок шестидесятидвухлетнего писателя. Публикация последней работы Эла – дань нашего уважения его памяти.
На правах рекламы
Благотворительная организация Shetland Amenity Trust выкупила и полностью восстановила большинство автоматических маяков. Теперь их может арендовать любой желающий (подробнее об этом можно узнать по ссылке). Помимо этого, есть специальная программа для художников, писателей, музыкантов. Мы ждём Вас!
Автор публикации
Не трогай - не уколешься
