Собственно, идея правого поворота, как противопоставления хождению налево, пришла сразу. Как правило, я отбрасываю первое, что приходит в голову. Но я прозевал начало конкурса, и решил от добра добра не искать. Но раз тема «последний правый», значит должен был быть какой-то последний левый – для равновесия и, как минимум, хождений налево должно было быть несколько. Так родилась идея рулета – хождения по лабиринту с одними правыми поворотами, как противоположность многочисленных хождений налево.
Стояла лишь задача выполненеия идеи в «материале». В реальности таких рулетов нет, значит нужно было поместить место действия в виртуал.
Ну хорошо – это «винт» сюжета, а куда его ввинчивать? Тут я подумал о хождениях налево, с точки зрения морали. Иудео-христианская этика смотрит на эту практику косо. Противопоказания даже включены в одину из библейских заповедей. 14 Не прелюбодействуй.
Однако, насколько мне известно, нет устава наказаний. Вернее сказать в разных религиях прелюбодеяние наказывается по разному. Если память мне не изменяет, в Христианстве такая грешная душа должна носить мельничный жернов на шее, а в Исламе, прелюбодеяние удваивает все остальные грехи.
Но я не верю религиозным текстам. Религиозные книги – не более, чем набор представлений о боге определенного народа или народов, отражающий конкретную политическую идеологию данного времени – проект. Настоящим проявлением божественного создания являются лишь законы природы.
Значит, у религий нет монополии на представления о божественных субстанциях и механики отношений между этими субстанциями, и наказание прелюбодеяний – открыто для интерпретаций.
Возможно предположить, что существуют субстанции, способные к регулировке подобного рода задач, и имеющие на это соответствующие санкции. А если они существуют, интересно каков их мысленный процесс; какова механика принятия такого решения?
И вот тут, на мой взгляд, – самый важный момент замысла. Мне самому стало интересно, каково будет наказание соответствующее такого рода прегрешению. Будет ли оно инкрементальным – за каждую новую измену наказание увеличивается, или существует критическая масса прегрешений, после которых начальное прегрешение перекачивает в новую категорию.
Для иллюстрации, вешают ли на шею грешнику за одну измену жернов в десять килограммов, за две – двадцать, за три – тридцать, и так далее. Или же: что один раз сходил налево, что два, что три – все один жернов, а вот если больше ста, то уже количество переходит в качество и грешнику дадут более суровое наказание.
В рассказе я решил не рисковать, и сделать число достаточно большим. Предположив, что средняя связь такого рода длится около месяца, и взяв трудовую деятельность женщины в сфере любви где-то с восемнадцати до пятидесяти лет, мы придем к числу 12 * 32 = 384 раза. Но мне не понравился номер 384. И я, чисто интуитивно, пришел к более округлому номеру 388.
Но каково физическое или, если хотите, энергетичекое воплощение этих продвинутых субстанций? Как создать их образ, так чтобы читатель смог воспроизвести их визуально в своем сознании? А почему бы не использовать трафарет, уже укоренившийся в общественном сознании, и только наполнить его собственным содержанием?
Отсюда и пришла идея о ангелах, которые оценивают наказание грешника в чистилище, прежде чем отправить его в пункт конечного назначения. Дешево и сердито.
Только мои «ангелы» – это просто существа, стоящие выше людей на эволюционной лестнице. Им ни что не возбраняет иметь обычные «человеческие» слабости. А почему бы и нет, ведь используя трафарет «мы созданы по образу и подобию», все наши достоинства и недостатки – это проекция или дупликация качеств субстанций, стоящих выше нас на лестнице эволюции. Откуда человек унаследовал высокомерие, хитрость, изворотливость, коварство, ехидство, и так далее?
Так появились мои хихикающие ангелы. Ну а дальше – это просто продолжение сюжета. Что могло появиться за последним поворотом, соответствующее возможностям ангелов и мере наказания прегрешения? А почему бы, собственно, авраамические ангелам не послать грешницу на виртуальный полигом с каким-нибудь мифологическим существом? Почему бы им не знать о грецеской, славянской, скандинавской и всех других мифологиях. Что они обязаны чистоту жанра соблюдать? Другое дело – какая мифологическая фигура? Огнедышещий дракон? Кощей Бессмертный? Цербер?
Тут в одном из рассказов автор рассказал о времени в далеком будущем, когда люди по желанию могли иметь бесконечный оргазм. То есть то, что в нашей жизни является наградой, превратиться в обыденность, разъединенную от сопровождающих неё чувств.
Что-то в этом роде я и хотел воспроизвести в моем рассказе, но конечно, пользуясь только возможными мифологемическими средствами, находящимися в распоряжении ангелов. Так и появился Хомад, одим из тех кенавров, которых впоследствии убьет Геракл. Я решил, что до его исчезновения из аналов истории, он успеет достаточно насладиться своей сексуальной рабыней.
Каким он был я, конечно, не знаю, но я прочитал описание одного физиолога, сделавшего предположение о том, каким было бы внешне такое существо, если бы оно существовало с природе. Его описание было основано на необходимости достаточного кислородного обмена, поддерживающей жизнедеятельность такого существа как-то: огромный размер легких, и соответственно очень широкой грудной клеткой, толстой шеей, с большим ртом и носом.
За всеми этими мыслями я сделал пару досадных ошибок. Дело в том, что обычно в рассказах я использую английские имена, просто потому, что боюсь наврать в каких-то бытовых деталех современной жизни на постсоветском пространстве. Поэтому я сначала написал рассказ с грешницей Сюзен.
Но так как на этой площадке только пару человек живет за бугром, то по английским именам нас намного легче просчитать. И я подумал, какого черта? Если дело происходит в виртуальном пространстве, то о каких бытовых деталях идет речь? И я сделал в тексте глобальную замену имени Сюзен на имя Лена. Потом прошелся взглядом по всему тексту, проверить если «Лена» встала в соответствующий падеж.
И здесь я и гуфнулся. Одну Сюзен я пропустил, а одну Лену оставил в именительном падеже, тогда как текст требовал предложного. Из-за этого один пользователь даже заподозрил меня в предварительной заготовке, что по его мнению безапелляционно следовало из практики замены имени.
О другом, менее заметный гуфе, мне потом сказал один мой друг по переписке. Дело в том, что в рассказе Сюзен имела связь с нигерийцем. В Америке найти нигерийца – дело плевое. Однако, как мне сказал мой друг, на просторах постсоветского пространства нигерийцы не так широко предствлены, и лучшим, по его мнению, кандидатом на роль любвиобильного любовника, был бы кавказец, например армянин или грузин. Как говорится, век живи-век учись. Да и с фривеями нужно было быть поосторожней. Что там в России вместо них – автострады? То-есть нужно было попросить кого-то проверить адекватность заднего плана. Но это уже – в следующий раз.
Рассказ раканчивается тем, что пока Лена-Сюзен исследовала правые повороты рулета и отбывала срок наказания с кентавром, оба ответсвенных небесных работника уже давно занимались делами других грешников. Так вот, наверное, судьи плохо знают, насколько действенно наказание, которое они наложили на преступника, и насколько оно соответствует преступлению. Текучка.
Ладно, довольно махать кулаками после драки. Нужно лучше писать.
Расплата
–… и еще. Семнадцатого сентября того же года, пока её муж был в сауне, она с целью прелюбодействия встретилась со своим любовником и занималась с ним сексом, включая оральный, в течении двух часов тринадцати минут, – Радуриэль оторвался от журнала и поднял глаза. – Продолжать?
– Сколько же прелюбодеяний на её счету, архивариус? – спросил Архангел Гавриил. Радуриэль пролистал еще несколько страниц журнала, его губы беззвучно шевелились, складывая подсчитанные записи на каждой странице, – еще двести семьдесят пять. Вместе с уже перечисленными – триста восемьдесят восемь «хождений налево». Читать дальше, архангел?
Страж рая, наставник на путь истинный, Архангел Гавриил многозначительно покачал головой.
– А скажи, архивариус, не было ли в её действиях каких-либо смягчающих обстоятельств? Может, муж её бил, под замком на хлебе и воде держал, или не давал денег на наряды и драгоценности? В чём причина таких многочисленных хождений налево?
– Всё проще, архангел. Не удовлетворял её муж. Оргазма с ним не получала. А как один раз с любовником попробовала, так уже не могла остановиться.
Гавриил опять закивал.
– Причина, конечно, серьёзная. Но… всё равно, сие поведение заслуживает наказания.
– Так что, отошлем её вниз, к Люциферу?
– Мда…– сказал Гавриил в раздумье. Наблюдая, как Радуриэль начал делать соответствующую запись, архангел остановил его. – Нет, нет… это я просто так «мда» сказал. Размышляю я… Наказать её, конечно, нужно, но к Люциферу… Это, всё-таки, перебор. Мы ей другое наказание дадим. Коль скоро она триста восемьдесят раз ходила налево, то, во искупление, пусть столько же раз сходит «направо».
– Как это, архангел? Что значит «ходить направо»? Нет такого выражения.
– Пойдет по лабиринту с одними правыми поворотами. Понятно?
– Понятно. Триста восемьдесят поворотов направо. Так и запишем. А что же будет за последним поворотом? Спасение?
– Ну, это уж на вкус и цвет, как говорится, – хохотнул Гавриил, – одним это может показаться наказанием, ну, а другим, может быть, даже и наградой.
Архангел наклонился к уху Радуриэля и прошептал несколько слов. После чего оба ангела расхохотались.
– Ох, до чего ловко вы это придумали, архангел! – заключил Радуриэль, когда взрыв хохота утих. – Я только одного не понимаю. Ведь она в двадцать первом веке жила. А вы хотите её забросить в тело, которое воплощалось аж три тысячи лет назад. Непорядок какой-то. Разве так, против движения времени, можно?
– Кто сказал, что против движения? Шаблонами мыслишь, брат Радуриэль. Мы её на наш виртуальный полигон выпустим.
– Ах, вот как? Отлично, так и зафиксируем, – и Радуриэль сделал соответствующую запись в книге судеб.
***
Лена очнулась в чужом теле. Как ни странно, она помнила все, что с ней случилось до момента аварии на автостраде в пятницу. Она возвращалась с пикантного свидания с очередным любовником – нежным и страстным грузином, чьи волоокие глаза смотрели ей прямо в душу, а часть тела, предназначенная для любви, проникала под самое сердце. В пьяном эндорфинном приливе, не удержав на повороте машину и вылетев на полосу встречного движения, Лена стала жертвой лобового столкновения с мощным траком, который смял её маленькую Хонду Аккорд в печальную гармошку.
Она помнила и своего мужа Алексея, и дочек Веру и Надю. Она помнила о протекающей крыше, которую изготовитель не желал чинить, ссылаясь на мелкий текст в договоре. Помнила и о тете Любе, лежащей в больнице с раком легких, и о множестве других людей и дел, важных и мелких, наполнявших её внезапно закончившуюся жизнь. Но все эти события и люди находились словно поодаль от неё, в сиреневой дымке, и Лена не чувствовала по отношению к ним принадлежности.
Первым делом она ощупала свое тело. Оно оказалось на удивление молодым. Осмотрев себя, она пришла к двум позитивным выводам. Её ножки оказались длинными и стройными, а груди упругими, они держали форму безо всякого бюстгальтера и приятно покачивались под белым одеянием, спадающим от плеч до колен. Жаль только, рядом нет зеркала. Да и вообще, где она?
Она стояла на узкой каменистой дороге или, лучше сказать, тропе, шириной в пару метров. Слева – огромной высоты обрыв, далеко внизу виднелось аквамариновое море. С правой стороны – почти отвесная скалистая гряда. Лену обдекало уже оцененное ею белое одеяние, на ногах – сандалии неизвестного бренда, скорее всего, даже не бренда, а какого-то кустарного производства. Однако, сидели они очень хорошо – сделав несколько шагов, Лена отметила их удобство при хождении. Заглянув внутрь переброшенной через плечо сумки, Лена обнаружила кожаную флягу, одеяло и кувшинчик с мазью. «Зачем мне все это?» – она хотела выбросить сумку в пропасть, но остановилась. Было тепло, но облачно, и легкий ветерок, приносил запах моря.
Лена обернулась – позади неё дорожка упиралась в скалу. Путь открывался только вперед. На расстоянии примерно в километр она увидела дерево, а приблизившись к нему, обнаружила на его ветвях налитые соком спелые фиги. Ветви опускались низко, Лена легко дотягивалась до плодов и с удовольствием поела. Насытившись, она заполнила сумку питательными плодами, оценив её вместимость.
Она отошла от дерева шагов на сто, здесь тропинка резко поворачивала направо. После поворота окружающий ландшафт удивил идентичностью: слева внизу море, а справа скала.
Хотелось пить. Метрах в пятидесяти на скале время от времени появлялись какие-то блики света – видимо, это сверкали в солнечных лучах брызги воды, ударяясь о горную породу. Она поторопилась и, подойдя ближе, заметила чашеобразное углубление в скале, где собиралась живительная влага. Лена с радостью напилась, ополоснула тело и наполнила флягу водой. «Ах, вот зачем нужна фляга», – мелькнула мысль.
Пройдя по тропинке еще метров пятьсот вперед, она снова увидела правый поворот, и, завернув, поразилась совершенно аналогичному ландшафту: слева море, а справа скала.
Она шла весь день. Один участок пути сменялся другим, с тем же характерным ландшафтом и неизменным правым поворотом в конце. К вечеру силы иссякли, и похолодвло. Лена дошла до небольшого грота, примерно два на два метра. На площадке, покрытой густой мягкой травой, Лена вытащила из сумки одеяло, расстелила его на земле, завернулась в него и заснула, как убитая.
Первое, о чем она подумала, проснувшись – как прекрасно, что у нее с собой одеяло. Кто-то позаботился о ней. Единственное, чего она пока не могла понять – для чего нужна мазь? Использовать её еще не приходилось, и полезность была не очевидна. Однако, Лена решила не испытывать судьбу и баночку не выкидывала.
В этот день все повторилось. Тот же ландшафт, та же тропинка, те же повороты направо. Каждые пять-шесть прогонов, или участков, появлялось новое дерево. На одном росли оливки, на другом яблоки или груши. Случались и кусты с малиной или лоза с виноградом. А между ними неизменно располагались водопады, купели и площадки для ночлега.
День шел за днем, ничего не менялось. Лена сбилась со счета, вспомниная, сколько участков она прошла. Однажды она попыталась слезть вниз, но скала обрывалась так круто и море колыхалось так далеко внизу, что она испугалась. Безуспешной стала и попытка взобраться наверх, на скалу. Ей удалось подняться всего на пару метров. Она сломала ногти до корней, расцарапала до крови кожу на руках и ногах, отказалась от покорения скалы и продолжала идти вперед. Неужели она всю жизнь будет так ходить, до старости, пока не умрет?
Поначалу ей казалось странным, что тропинка все время заворачивала направо. Как будто она находилась внутри бесконечного рулета. Но этот парадокс скоро перестал её интересовать, и Лена шла и шла, без интереса и надежды на изменения.
Она сходила с ума от этой бесконечной и бесцельной дороги, встречающиеся на пути чудесные водопады и фруктовые деревья со вкуснейшими плодами не радовали. Сандали, однако, стали изнашиваться, и этот факт вселил в неё надежду. Все происходящее казалось странным испытанием и данные ей вещи, вероятно, задумывались как необходимый минимум для того, чтобы она смогла пройти это испытание. «Может быть, когда я изношу сандалии, моё испытание закончится?»
С одной стороны, с испугом, а с другой – со слабой надеждой она ждала момента, когда сандали окончательно порвутся. И вот они протерлись – Лена пришлось их бросить и идти дальше босиком. Теперь она передвигалась очень медленно, смотря под ноги, стараясь не наступать на острые камушки. Когда же она завернула за очередной поворот, ей пришлось прикрыть рот рукой, чтобы не вскрикнуть.
Горы кончились – впереди расстилался огромный луг, полный цветов. В разных его местах виднелись поросли кустарника и небольших деревцев. Сияло солнце. Неподалеку от деревьев она увидела странное существо и, испугавшись, спряталась за выступом скалы на последнем повороте. Сзади существо напоминало лошадь. Ветви густого кустарника, листья или плоды которого, оно, очевидно, ело скрывали голову. Что-то в поведении этого животного показалось Лене странным, хотя она не могла понять, что именно.
Она внимательно наблюдала из-за скалы, внезапно животное вышло из тени ветвей и повернулось. Глаза Лены широко открылись, а из груди вырвался слабый крик – перед ней стояло существо, которое она знала только по мифам Древней Греции – кентавр.
Мускулистое тело человеческой части его корпуса, покрытое телесного цвета, смугловатой кожей, ниже пупка было покрыто шерстью черного цвета и полностью соответствовало анатомии лошади: длинные мускулистые ноги, мощный круп, лоснящаяся на солнце спина и чёрный мохнатый хвост.
Кентавр оглянулся на её крик, прислушался и стремительно поскакал к выступу скалы, за которым скрывалась Лена.
Она побежала назад по тропинке, но, сделав несколько шагов, напоролась на острый камешек. Страх гнал её прочь, и понимая, что нет никаких шансов скрыться от этой человеко-лошади, Лена, прихрамывая, всё равно, пыталась двигаться.
Скоро позади себя она услышала крик:
– Стой! – Услышав громкий, низкий, глухой и страшный голос Лена, в панике, не останавливалась.
Она даже не заметила, что кентавр кричал на незнакомом языке, странным образом ей понятном. Звуки копыт приближались, существо догоняло, и вот мощная рука, схватив её за волосы, развернула голову Лена лицом вверх так, что она могла подробно рассмотреть кентавра.
Совсем близко Лена увидела наклоненное к ней широкое, скуластое, с большим носом и ртом лицо кентавра. Его крупная голова, заросшая длинными нечесанными волосами, усами и бородой сидела на толстенной шее и было видно, как напряжены жилы на шее. Грудь была широченной, а глаза смотрели на неё жадно, нагло и уверенно.
– Стой, женщина! Зачем ты убегаешь? Это глупо, – кентавр громко рассмеялся. – Не бойся. Меня зовут Хомад, – он отпустил её волосы, почувствовав, что она не сопротивляется. – А тебя как зовут?
– Лена.
– Лена, – повторил кентавр. – Похоже на наше. Какая ты худая. Хочешь жареного мяса и вина? Я живу здесь недалеко.
Есть, действительно, очень хотелось. Ей до смерти надоели фрукты, и даже снилась нормальная человеческая пища. При упоминание о жареном мясе Лена проглотила слюну и кивнула.
Кентавр наклонился, одним мощным движением поднял её и усадил себе на спину.
– Держись за шею. Я побегу иноходью, чтобы ты задницу не отсидела.
Лена обхватила его шею. Сильно пахло потом.
Они двигались минут пять. Он подвез её к скале, поросшей густым кустарником.
– Вот мой дом, – сказал кентавр, раздвигая зеленую поросль и открывая вход в пещеру.
Внутри повеяло прохладой. В глубине пещеры горел огонь. Рядом лежала закопченная полусъеденная туша барана с воткнутым в неё по рукоять ножом. Кентавр развернул торс к Лене, снял её со спины и поставил на землю.
– Ешь.
Лена подошла к туше, отрезала себе кусочек, села на корточки и начала есть вкусное, пахнущее дымом мясо. Пока она ела, кентавр во все глаза смотрел на неё. Она закончила, подняла свою сумку, хотела поблагодарить и удалиться, но он безапелляционно заявил:
– Будешь моей женой. Это – он указал на тунику – тебе больше не понадобится. Мгновенно приблизившись, он одним движением сорвал её с тела Лены. Увидев, как она от неожиданности присела, прикрыв руками и сумкой грудь и пах, кентавр раскатисто засмеялся.
– Выпрямись. Тебе нечего скрывать – ты прекрасна. Что у тебя там? – пригнувшись Хомад вырвал из рук Лена сумку и заглянул внутрь.
– Так, фляга для вина. – У меня сколько угодно сока и вина, – он отбросил флягу в сторону и указал на стоящие в пещере амфоры. – Я обмениваю их у крестьян на мясо и плоды. – А вот это, – он указал на одеяло, – положи куда-нибудь в укромное место. Будешь им укрываться ночью, а мазь – сказал он, взглянув на Лену еще раз с восхищением – помажь ей себе между ног, чтобы потом не болело, иди вон туда и ложись животом на этот камень.
В шоке от разворачивающихся событий, Лена молча повиновалась. Теплый, темно-серого цвета, гладкий и приятный на ощупь камень, поднимался от земли приблизительно под углом шестидесяти градусов. Ногами Лена упиралась в землю, а телом прилегла к камню, обхватив его руками. Кентавр встал прямо над ней так, что коленные суставы его передних лошадиных ног оказались рядом с её руками. Взглянув назад через плечо, она увидела, как, к месту, смазанному мазью, приближалась черная, набухшая до гипертрофических размеров, часть конской анатомии.
Так проявилась воля ангелов – в то время как они уже определяли дальнейшую судьбу следующего грешника.