Ну что ж, такова судьба…
Критик засунул поглубже руки в карманы и втянул голову в воротник, спасаясь от моросящего промозглого дождя.
Говорила же мама, учись лучше, не то станешь критиком. И вот ее слова оправдались. Теперь он критик и от этого не уйдешь… Судьба! А если бы учил таблицу умножения? Да что теперь думать, мечтать о несбыточном… Пришел час расплаты! Может прыгнуть с моста в реку? Нет, не поможет. Раздолбайкин, вон, прыгнул, думал отвертеться. Не вышло! Выловили из воды и казнили. Причем три раза подряд…
Критик остановился перед старинным зданием из красного кирпича. Наверное, кирпичи замешивали на крови критиков… Над входной дверью кровавыми каплями призывно мигала гирлянда алых лампочек.
Пора! Критик осторожно потянул на себя скрипнувшую дверь, заглянул краем глаза внутрь и замер в потрясении. Казнилка была ужасна даже своим крохотным уголком, который было видно через приоткрытую дверь…
Критик в испуге отпустил ручку двери. Она хлопнула, заполнив улицу гулким эхом, похожим на дьявольский хохот. Критик оглянулся в надежде увидеть людей, спешащих ему на помощь, но улица была пустынна. Да и кому спешить? Критику вдруг привиделась беснующаяся толпа, выкрикивающая лозунги «Он знает, как писать запятые!!!» Нет, надо идти… Критик отчаянно рванул дверь на себя и шагнул внутрь.
Большую часть комнаты заполняло диковинное сооружение, поражающее бессмысленным нагромождением прямых, овалов, синусоид. Кажется, там были даже косинусоиды, но критик побоялся представить их себе. Прямо перед входом зловеще поблескивала тупилка для карандашей. Пол под ней был усеян деревянной стружкой и надкусанными макаронами.
– Пришел? – прогудел зловещий голос откуда-то из недр казнилки.
– Пришел, – понурил голову критик.
– Ну что ж, приступим, гы-гы-гы… – в притворной радости прогыкал голос.
Критик покорно протянул коробку с карандашами.
Железная лапа выхватила их из рук критика и сунула в тупилку. Послышался душераздирающий скрежет, полетели опилки. Лапа бросила карандаши обратно критику: грифели были безнадежно скруглены и замазаны белой краской. То ли еще будет, подумал критик.
– Букварь! – рявкнул голос.
– Может не надо? – робко спросил критик. – Как же я без букваря?
– Букварь!!! – голос взревел так, что задрожали стекла.
Критик протянул букварь, и он исчез в недрах машины. Какое-то время в ней что-то жужжало и щелкало, прежде чем букварь упал обратно критику в руки. Он открыл его на первой попавшейся странице. Там было написано кривыми буквами поверх печатного текста «Жы-шы пышы с буковой Ы казел». Критик уронил на страницу скупую слезу.
– Ноутбук! – прорычал голос.
Критик поцеловал на прощание тачпад и протянул ноутбук. Из казнилки посыпались искры и ноутбук исчез, словно проглоченный. Довольно долго слышался только шорох осыпающейся информации. Тоненько бряцали единицы, с дробным стуком раскатывались нули. Наконец, ноутбук вернулся к владельцу. Критик дрожащими руками раскрыл его: экран засветился адским светом, а в центре появилось окно сообщений – «Проверка орфографии удалена из вашего компьютера. Навсегда!», гласила надпись, а вместо привычно значка, окно было украшено печатью союза писателей.
Это конец! У критика подкосились ноги, и он с трудом устоял на ногах.
– Можешь идти, казненный, – громогласно объявил голос и зловеще захохотал.
Чуть не падая и едва сумев открыть дверь, критик вышел на улицу. Мир стал чужим и неприветливым. «Пойду учить таблицу умножения», в отчаянии подумал критик…
Автор публикации
