Чиновник младшего звена К* губернии, Иван Альбертович Фигейн проспал накануне пятницы.
Сон был вязким, Иван Альбертович прилип к подушке, не чувствуя, что отлежал уже правое ухо.
Он быстрым шагом направлялся по коридору в свой кабинет, встречал по пути каких-то людей, волновался, когда ком подкатывал к горлу. Чувствовалось вокруг, что что-то случилось, наваливалась неизвестность и тревога.
Близилось одиннадцать утра, когда должно начаться селекторное совещание, о чем не забыла напомнить секретарь. На ходу бросив на вешалку в приемной пальто, впрыгнул за стол, заваленный бумагами, пошевелил их, чтобы взбодрить, то же проделал с прической.
– Уважаемые коллеги, – начал басом заместитель губернатора, появляясь на экране размытыми квадратиками и икая. – …новость… не знаем… происшествие.
Когда технический отдел направил трансляцию, басу пришлось повторить все снова.
После услышанного, в каждой картинке на экране повисло тяжелое и недоуменное молчание, сопряженное со страхом вымолвить хоть слово.
– Что же вы молчите, господа? – первым разрезал тишину руководитель.
– Может быть, вызвать врача? – испуганно предложила представитель министерства здравоохранения.
– Они уже там, – прогудел зам.
– Что нам теперь делать? – спросил Иван Альбертович.
Руководитель очнулся от своих мыслей, услышав этот вопрос, поводил бровями, почесал подбородок и ответил:
– Продолжайте работать, как работали! Пока что…
И зачем-то добавил:
– Будьте на связи.
Надо отметить, что работы было всегда предостаточно, но вся она не отличалась разнообразием, остротою по важности, а так, рутинная, и, по правде сказать, большей частью ненужная. Прошения о починке моста в Зауздовке, ремонт ветхих домов в Семеновке, весной половодье, зимой уборка снега. Другое бы дело законы издавать.
После совещания Иван Альбертович тут же полез в интернет, чтобы узнать подробности события. Но, кроме того, что сообщило руководство, ничего узнать не удалось.
Наш чиновник вышел до уборной, чтобы умыть лицо и обрести трезвость восприятия, и оказался в другом коридоре, до сих пор ему неизвестном.
В приоткрытую высокую золоченую дверь слышна была какая-то возня, шепот и странные звуки.
Любопытство взяло верх, и Иван Альбертович осторожно заглянул.
Около десятка врачей толпились у кровати больного, переговаривались, кто-то задумчиво похаживал из стороны в сторону. А на кровати лежал спеленатый… петух! Настоящий, с маленькой дергающейся головой, резко и зло поглядывающими глазками и красным, как подобает, гребешком.
У Ивана Альбертовича пересохло во рту, он силился убежать, но прилип к месту, ощущая каменную тяжесть во всем теле.
– Бейте их! – прокричал петушиным голосом больной. – Всех бить!
– Кого бить, батюшка? – ласково спросил самый пожилой из докторов, профессор Синявский.
– Всех… кок…кок… поп… поп… популяцию!
Молодая докторша обхватила руками лицо и отбежала в угол зала, рыдая.
– Отпустите меня! Я сам!
И птица стала кувыркаться на постели, чтобы выпутаться из простыни.
На глазах присутствующих он вырвался, растеряв несколько перьев, расклевал до дыр ткань и бросился к резному комоду, на котором аккуратно лежали ордена и медали. Взлетев на комод и наскоро нацепив на себя несколько наград, гордо и величаво поглядел в зеркало и произнес:
– С сегодняшнего дня запрещена в употребление любая птица! И поднять цену на зерно и на яйца!
Как из-под земли вырос старший советник губернатора Барабаев с пышными бакенбардами и такими же бровями и стал, кивая, быстро записывать. Странно было, что его нисколько не смутило происходящее.
– Далее, – губернатор продолжал расхаживать по комоду, – губернию огородить во избежание опасности со стороны и для всеобщего блага в ней живущих. Недовольных и умных – к мяснику, благодаря чему мы наладим экспорт мяса региона и убьем двух зайцев, то есть, кур.
Советник продолжал писать, довольно похмыкивая, а Фигейн увидел, как у профессора медицины зашевелилось на макушке и проглянул хохолок, маленький, зубчатый такой. У плачущей докторицы из-под короткого халата, позади выперли перышки.
– Господа! – вскрикнул один из врачей, – Это же заразно! Что-то нужно делать!
Иван Альбертович упал на пол возле двери и, силясь, на четвереньках бросился прочь, чувствуя, что ноги уже не ноги в обычном понимании, а на мягкие пуховые руки сложно опираться. Глаза смотрели по бокам, и стало вдруг очень жарко.
Он уже не понимал, где находится, а только слышал издалека крики мужиков под окнами, визг баб, топот, испуганное кудахтанье со всех сторон, перья и пух.
Потом куда-то провалился. И видит: по городу ходят куры да петухи в людских одеждах, чуть что дерутся, клюются. Цыплята в панамках бегают, пытаются на качелях качаться. Умом-разумом и не пахнет, пахнет пометом, от куриной болтовни шум стоит, как на ярмарке.
– Что здесь происходит? – спрашивает продавщицу кукурузы Фигейн.
– А что? – удивленно смотрит продавщица. – Ничего не произошло. Все, как всегда.
– Да вы что же, не видите?! – вскрикнул Иван Альбертович.
– А, вы про это, – протянула квочка, – это указ такой, новая мода. И всего делов. Главное, войны нет, слава богу. Стерпим, стерпим, ничего. Хотите кукурузку?
– Да на что она мне! – не выдержал чиновник.
– Ты, батюшка, не шуми, – понимающе вдруг зашептала курица, – люди говорят, это от жадности бывает, понимаешь? Губернатор-то наш брал, брал, последнее отобрал. Вот бог и разгневался. Теперь, пока назад все не вернет, жить нам по новому порядку.
Фигейн проснулся весь в поту, с затекшими ногами. Долго осматривал себя и оглядывался по сторонам своей обставленной комнаты.
«Что за чертовщина, – подумал он. – Приснится же такое!»
Дотянулся до пульта и включил местный канал.
– Срочная новость: стало известно о болезни губернатора К* губернии. Мы будем следить за развитием событий.
Кок.