Санёк припас залётного коммерса, открывшего в городе фирму по продаже компьютеров, и предложил его нахлобучить. Ездил лох на подержанной восьмёре, передвигался без охраны, жил в обычной двенадцатиэтажке. Делюга – раз плюнуть!
Три дня подряд мы следили за обшарпанной панелькой на Ленина, но клиент домой не возвращался. Начали закрадываться сомнения в положительном исходе нашего предприятия, ведь лоха могли обуть и до нас. Город небольшой, “деловых” людей хватает.
Коммерс появился только на четвёртый день, в компании блондинистой марамойки. Я был на легке, а Санёк прихватил с собой сапёрку. Безобидная с виду лопатка, в умелых руках, превращалась в грозное оружие ближнего боя. Мощным ударом Санёк вскрыл блондинке череп. Натурально снял ей скальп, словно Чингачгук, она даже пикнуть не успела. Обалдевшего лоха я затолкал в квартиру. Санёк бросил обмякшую деваху в коридоре.
Дело оставалось за малым – выбить из богатого Буратины, его золотые червонцы. Я попытался забрать у лоха барсетку, но он вцепился в неё подобно бультерьеру. Санёк приходовал его по батареям, но он мёртвой хваткой держал пидараску. Удар, прописанный мной, в загривок коммерсу, немного успокоил его, и он перестал рыпаться. Я вырвал барсетку из трясущихся рук. Было совершенно непонятно, чего лох так упирался? В пидараске лежал только брелок, похожий на пульт управления автомобильной сигнализацией.
– Голяк полный, нет здесь никакой капусты, только брелок какой-то.
– Дай-ка сюда, – Санёк с интересом повертел его в руках и убрал в карман.
Моё терпение было на исходе. Возможно, никаких денег здесь вообще не было, а из хаты даже стащить нечего – голые стены, телика, и того не было. Я скорчил свою самую свирепую физиономию и занёс над фейсом коммерса кулак.
– Пожалуйста, не бейте меня, – запричитал он. – Если вам нужны деньги, они, под кроватью.
– Слышал, Санёк? Слазай, позырь.
– Давай сам, у меня, после пулевого бочину ломит, – заартачился Санёк.
– Задрал, ты, со своей бочиной.
Под кроватью лежал чёрный мешок, плотно набитый валютой разных стран. Купюры пестрели словно конфетные фантики: рубли, баксы, марки, франки, фунты, йены, лиры…
– Это же Эльдорадо, Санчелло! – воскликнул я, не веря своему счастью. – Шестисотый возьму себе, лярв насажаю… Заживём, Саня, и больше на хуй со стволами по городу носиться!
Когда я отвернулся, произошло что-то непонятное. Тупая боль расколола голову надвое, мебель в комнате закружилась и запрыгала, но затем остановилась, как в стоп-кадре. Мир замер и погас…
Майор Шестаков так и не привык убивать, хотя он прекрасно понимал, что все эти люди являются фантомными отражениями той реальности, в которой он сейчас находится. Однако, всякий раз, когда приходилось это делать по спине у него пробегал неприятный холодок.
Майор не сильно разбирался во всех тонкостях функционирования пространственно-временного портала, ему это было и не нужно. Главное, что свою работу по охране вверенного ему временного участка, он выполнял хорошо. В тысяча девятьсот девяносто четвёртом он работал уже второй год. Участок хоть и считался опасным, но зато был спокойным, в плане посещаемости. Туристов из будущего мало интересовала Россия времён расцвета бандитизма. До девяносто четвёртого, Шестаков несколько лет работал в две тысячи восемнадцатом и желающих увидеть закат Путинской империи было хоть отбавляй. Все пёрлись посмотреть на последние мирные годы перед Великой войной. Каждый день было по нескольку экскурсий школьников, студентов и просто зевак, голова кружилась от потока. Майору нравилось работать в патрульно-временной инспекции. В прошлом, был “настоящий” мир, в котором всё было понарошку, кроме смерти. Здесь можно было исполнить свои самые потаённые желания и никак не запятнать светлых законов идеального общества Нового мира.
Шестаков вытащил из раскроенного черепа остриё лопатки и вытер его о штанину бьющегося в конвульсиях “подельника”.
– Не убивайте меня, пожалуйста, – заливаясь слезами отползал в угол комнаты лох, который, по всей видимости, был несанкционированным гостем из будущего.
– Как вас зовут? – спросил майор, показав круглый жетон стража.
– Фролов Павел Владимирович, табельный номер – три тысячи шестьсот восемьдесят восемь. Сотрудник университета мировой истории, – опустив голову сказал Фролов.
“Только этого мне теперь не хватало, – подумал Шестаков. – Помимо всякой шушеры желающей пострелять из пистолета и заняться запрещёнными формами секса, теперь надо ещё отлавливать и академиков.”
– Этот псих, мог меня убить, – всхлипнул Фролов. – Почему вы не защитили меня, разве это не ваша обязанность?
– Почём мне было знать, что вы гость? Для исключения таких эксцессов и нужен сертификат путешественника и регистрация для посещения конкретного участка. От гибели вас спасла лишь случайность. Если бы на моём месте был кто-то другой, вы, были бы уже мертвы.
– Да, я знаю, простите меня.
– С какой целью вы проникли в девяносто четвёртый?
– Иван Погодин. Я пишу книгу про человека, который девятого мая две тысячи двадцатого года застрелит президента Путина.
– Но в этом году он только пошёл в первый класс.
– Я изучаю становления Погодина, как личности. Меня интересуют все детали из жизни будущего героя. Некоторые факты его биографии до сих пор засекречены.
– Убийца президента для вас герой?
– Несомненно. Путинская автократия, была извращённой формой фашизма, а фашизм, как вам должно быть известно – крайняя форма человеческого существования в формате государства. И поэтому вклад Погодина в развитие нашего идеального общества сложно переоценить.
Фашизм, автократия, милитаризм – это всё были слова из далёкого школьного курса, значения которых Шестаков помнил уже смутно, но знал, что они носят негативный оттенок. Ему повезло родиться в то время, когда подобные формы управления государством, через узурпацию власти и порабощения народа, были уже далёком в прошлом.
– Вы понимаете, Павел Владимирович, чем для вас грозит несанкционированное проникновение?
Фролов молчал, он всё прекрасно понимал. Ему грозило заключение на два года, в лагерь “Совесть”.
– Павел Владимирович, я непременно отмечу в своём рапорте ваше более чем достойное поведение, ну и конечно, о вашем искреннем раскаянии, ведь это так Павел Владимирович?
– Несомненно.
– Не забывайте о том, что наше идеальное общество Нового мира выстроено прежде всего на гуманистических принципах и любой оступившийся человек имеет право искупить свою вину в исправительных лагерях “Совести”. Всего доброго, Павел Владимирович!
Шестаков достал пульт, который был в барсетке и нажал на кнопку. Через мгновение Фролов растворился в пространстве.
Майор собрал деньги в мешок и перекинув его через плечо вышел из квартиры, оставляя для милиционеров очередной глухарь. Им придётся хорошо поломать голову выстраивая причинно-следственные связи. Бандит и проститутка, зарубленные сапёрной лопаткой на съёмной квартире бесследно исчезнувшего предпринимателя. Та ещё задачка!
Мешок с деньгами и сапёрная лопатка осели в багажнике красной восьмёрки, на которой ездил Фролов. Пошуровав в мешке майор вытащил из него пачку долларовых двадцаток, запечатанных в бумагу магазина несуществующих ценностей.
В будущем, денежного оборота уже не было и эти бумажки с портретами американских президентов были бесполезны. Однако здесь, в девяносто четвёртом, доллары были вещью архиважной. Конечно руководство временной инспекции ежемесячно переводило стражам денежное содержание, но его хватало ровно на то, чтобы не сдохнуть с голоду. Прожив несколько лет в девяносто четвёртом Шестаков обзавёлся скверными привычками, которые требовали дополнительных денежных вливаний. Он полюбил играть на биллиарде, выпивать алкоголь и заниматься запрещёнными формами секса с продажными женщинами. В связи с этими обстоятельствами майору приходилось прибегать к различным уловкам, не всегда законным в формате уголовного кодекса данного временного участка. Но теперь денег, которые Фролов нелегально протащил в прошлое ему хватит надолго.
Пачка долларов приятно оттягивала внутренний карман кожанки. План сегодняшнего вечера, приятной негой выстраивался в голове Шестакова. Для разминки можно было заехать в биллиардную на Горького и покатать “шары” на русском. Может быть мимоходом обуть пару лохов. Затем взять хорошего вискаря и двинуть в финскую парилку на Уборевича. Вызвонить Сонечку и утонув в её искусных ласках забыть о существовании всех миров. Просто отдаться течению бурной реки порока, которая унесёт бренное тело в желанную страну удовольствия. Шестаков повернул ключ зажигания и в этот момент прогремел мощнейший взрыв. Восьмёрка разлетелась на части, подсвечивая огнём низкое осеннее небо.
Двое молодых людей одетые в чёрные кожаные куртки и спортивные штаны, стояли неподалёку от рванувшей восьмёрки и негромко переговаривались.
– Походу это не он был, – сказал один из них. – Наш то, поцивильней был: пиджачок там, пидараску с собой таскал, а этот бычара-бычарой и с мешком каким-то.
– Тьфу, бля, только бомбу перевели, – сплюнул второй. – Ну ты и дебил Кеша, надо же было удостовериться сначала. Где мы теперь вторую возьмём?
– На хуй она нужна? Так завалим. Ну не получилось в этот раз чисто сработать. Кто знал, что какой-то обсос у него тачку уведёт?
– Вот ты, Кеша, и будешь его валить.
– И завалю – хуле там делов?
– Ладно, пошли, а то вон уже лохи сбежались на зрелище. Не хер, нам с тобой, здесь рожи свои светить.
Бритоголовые парни, как по команде, синхронно подняли воротники курток, и поглубже спрятав бычьи шеи зашагали прочь.