— Иван ты почему явился к нам в таком виде?
От этих слов Иван очнулся. Оказалось, что он стоит посреди абсолютно белой комнаты. Комната напоминала куб. Кроме него внутри больше ничего не было, вообще. Только равномерно освещенные матово-белые стены.
Посмотрел на себя Иван и оказалось, что стоит он без штанов и без трусов даже. Неловко стало ему по началу, мало ли кто с ним разговаривает. Затем, вспомнив о величине своей гордости, подумал, что раз он так стоит, значит так нужно, и стыд как рукой сняло.
—Ты будешь отвечать нам? — раздался тот же голос властный и настойчивый.
—Я ничего не знаю, — ответил Иван на всякий случай с интонацией жалостливой.
—Вообще ничего? — спросил голос насмешливый.
—Я не знаю как сюда попал, — уточнил Иван миролюбиво.
—Вопрос был почему ты явился сюда в таком виде, а не как попал.
Иван растерялся, разве это не одно и тоже? Он сам не понимал как сюда попал и почему он наполовину голый. А вдруг он напился, совершил насилие и его забрали в ментовку? Герою поплохело, только этого не хватало.
—Повторяем вопрос: почему? Как — нас не волнует.
Бедный Иван совсем испугался, даже захотелось прикрыть свою гордость:
—Я не понимаю, я не помню ничего.
—Ты все помнишь, здесь потери памяти не бывает. А вот понимать не хочешь.
При этих словах у Ивана пронеслась вся жизнь перед глазами. Детство юность и все остальное как полагается. Работал наш Иван оказывается попом. Да, да настоящим попом с кадилом и большим крестом на груди. Свою работу он любил, платили мало, но хорошо приплачивали за любовь к родине. Священник он был статный, видный, с зычным голосом, каких женщины любят. Нравилось ему как все на него смотрят и повторяют движения. Он крестится и все за ним следом крестятся, он кланится и все за ним повторяют. Красота да и только!
А как он умел говорить! Прихожане аж заслушивались. Златоустом называли. Тут вам и геи проклятые, и цари батюшки славные, и борьба с грехами иноземными. Стяжал он своими проповедями большой почет и уважение среди пенсионеров, за то и приплачивали.
Жил бы себе Иван, раб Божий, не тужил, катался бы как сыр в масле. Машина черная, жена интересная, на столе хлеб с икрой, кругом почет да уважение. Благо вредной привычки курить не имел. Чем не образец современности?
Но приключилось тут с ним приключение. Даже не с ним, а с любимой страной. Случилось то, что нельзя войной называть. Доплаты увеличились, но дело очень сложное ему поручили. Нужно было то что все считают злом и что называть нельзя, обосновать как добро и дело Божеское. Конечно Иван понимал, что дело деликатное и не совсем праведное, но он столько о царе-батюшке — спасителе матушки-державы сказывал, что аж сам уверовал. Ему то какое дело что праведно, а что нет. Он человек грешный, маленький, судить не должен, пусть за него началие решает. А сам он покается и вкусно покушает во славу Божью.
Боязно было поначалу, а вдруг люди догадаются и слушать не станут. Но ничего, потихоньку-потихоньку стали думать как он им наказывал, многим такое учение даже больше понравилось. Это же теперь любой грех можно себе простить, ведь содомиты проклятущие, геи то бишь заморские, задумали погубить весь мир. Тут все средства хороши для борьбы. А если победить их не удастся, то ну его это человечество. Ядерные бомбы — лучшее лекарство от греха.
Вещал себе Иван нехитрое учение и радовался. Люди слушают — икорка намазывается. Жил не тужил наш поп, пока женщина странная к нему не пристала. Говорит мол сын у нее оболтус, имеет специальность военную, а защищать родину от геев не хочет, скрывается. Подивился Иван такому рвению праведной женщины, но, кто ее знает, может и засланная. Взял, да и посоветовал рассказать военкомам где ее сын от армии прячется. Мол спасению души ее и ее сына это поспособствует. Она пошла и сделала так по слову его.
И тут бы все ничего, только под обстрел ее сын попал сильный. Посекло ему осколками всю нижнюю часть тела. Чудом выжил, несколько операций сделали, ноги спасли, кишечник залатали, да только вот отцом ему больше не стать. Не спасли ему гордость мужскую.
Вернулся сын той женщины домой после своих мытарств и выведал у матери кто ее настучать надоумил. Пошел к нашему Ивану и придушил того собственным крестом. Так поп и оказался в белой комнате пред Судьей праведным.
Понял Иван почему без штанов оказался и упал на колени в пустой комнате. Горько начал плакать молить о пощаде, но никто не отзывался. Тут видит он на полу нож перед собой. Понял намек и отрезал себе мужскую гордость, а сам про себя думает: « я же богослов, я знаю, что в царстве Божьем, мне сей инструмент больше не понадобится, сам людей этому учил». Отрезал, благо не больно, не живой все-таки, и молит вслух:
— Посмотри Господи как я каюсь, я понял свой грех, не отправляй меня во ад.
Наконец прозвучал голос сострадательный:
— Не прошел ты испытания Ванечка, нарушил ты двадцать третий апостольский канон. Там как раз про скопцов написано. Скольких людей ты прочил во ад за нарушение правил? По слову твоему да будет тебе.
Пол под ногами разверзся и полетел Иван в гиену огненную таков как есть.