* * *
Хлопки умолкли. На форуме по итогам конкурса «Межпланетный Ган-Хантер» воцарилась гулкая тишина. Плотный брюнет с низким лбом, живо напомнившим мне об оставленной в гардеробе Жердянке, дочитал и бросил на трибуну пачку наградных листов, выписанных победителям посмертно. Выдержав эффектную паузу, брюнет, он же председатель собрания, действующий ОБСОС (Организатор Боевого Синклита Охотничьего Союза) и легендарный «Стрелок с Холмов» Элиас Тервиндер, перегнувшись через край трибуны, ткнул длинным пальцем прямо в меня, скромно ожидавшего своей участи у подножья огромного амфитеатра:
– Теперь о главном! Дипломом Гран-При и поощрительной поездкой в Глухомань, она же Гамма Стрельца (оратор подмигнул мне и плотоядно оскалился), награждается альфа-стрелок Виктор-Алоизиус Мем,  Северо-Западный дистрикт! По традиции стрелку-победителю присваивается ежегодный титул «Фавн Двух Полушарий-2280». Мы ждём от Мема невиданных доселе трофеев – из самой Глухомани!
Зал, наполняясь воплями неудачников, оглушил рёвом охотничьих труб и рвущими сердце аплодисментами.
Я встал и, не чувствуя ног, подгибавшихся от волнения, поплёлся по чужим конечностям к лесенке на трибуну. Ожерелье с продолговатыми, в алмазных высверках зубами, ещё недавно принадлежавшими разновидности гигантского птероящера, а теперь оттягивавшими книзу жёстко накрахмаленный воротничок, побрякивало в такт моим неровным шагам. Странная традиция, но таковы уж нравы здешнего бестиария. В знак приветствия Элиас, продолжая скалиться и подмигивать, стиснул мне запястье – любой известный охотник не доверяет рукопожатиям. Не разжимая стальной клешни, за которую, по чистому недоразумению, окружающие принимали его левую руку, Тервиндер вручил мне диплом Охоты Гран-При в витой серебряной рамке, кожаное «портмоне бога Фавна», вставленными в рамочку розовыми полушариями напоминавшее альбомное фото детской попки, а также красно-белый лаковый треугольник – билет на посудину, таскающую всех желающих с окололунной орбиты к звёздной россыпи Гаммы Стрельца.
Всю обратную дорогу мне не давали покоя две вещи: внезапный понос у обкормленной чем-то в гардеробе (подозреваю, волчьей жареной колбасой) моей охотничьей собаки Жердянки и смутное беспокойство, навеянное подмигиванием Элиаса. Привычка подмигивать срабатывает у председателя после каждого удачного выстрела. Куда же стрелял Элиас, и что это за трёп о трофеях? Само собой, пустыми мы с Жердяночкой из леса не выйдем – но отчего вдруг выпала запретная Глухомань, кишащая, по рассказам, заповедной, совершенно нетронутой живностью?
Сразу по прибытии всё выяснилось, даже быстрей, чем я думал.
Интриганы Синклита – вот что стояло за ужимками лицемера Тервиндера!
Обитатели Глухомани оказались поголовными телепатами, носителями КоВРа (Коллективного Всепланетного Разума).
– Мы скоро в третий раз прогорим. Изволите видеть! По номиналу, свежая партия устриц, – горевал метрдотель Жанно, доставленный владельцами в местный ресторан «Ле Пти Паризьен» на смену спившемуся предшественнику и спаливший ОБСОСУ Тервиндеру дипломатическую интригу. – Их едят, а они глядят…то есть, тьфу! Исполняют в мозгу банальщину.
От метрдотеля изрядно разило коньячным спиртом.
Устрицы, попискивая на зубах, телепатировали мне в левую височную пазуху: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда!».

Дали мы с Жердянкой маху с этой поездкой, размышлял я, пережёвывая банальные истины и теребя за ухом собственную псину, помесь овчарки и добермана. «Маху? Чтобы я дала Маху, этому ущербному пуделю с Третьей Заворуевской?! Да ты, хозяин, устрицами объелся! – пронёсся, отдаваясь в висках, внутренний крик Жердянки, то и дело срывавшийся на рычание. – Если кому и давать… ах-ах, дождись меня, Просперо! Какой красавчик, этот доберман!» Остолбенев, я вгляделся в Жердянку: так и есть, в осмысленных собачьих глазках металась вся чертовщина КоВРа! Проклятие, это небезопасно и для моих мозгов… Скорей на охоту! Отправимся в заснеженные просторы.
Тайга Глухомани, хоть и безбрежная, оказалась делённой на ареалы.
Границами служили хорошо протоптанные тропы, на перекрестках которых торчали указатели-вешки с наискось прибитыми дощечками.

На одной стороне подобной дощечки я различил след медвежьей лапы, на другой – куцый силуэт кабаньего хвостика. Ну и ну, подумал я, устремляясь по кабаньей тропе и скидывая с плеча скорострельный «батц-ремингтон-уэст». Сам «ну и ну», прозвучала в многострадальной височной пазухе ответная звериная многоголосица. Я обогнул огромную ель, увешанную застывшими снеговыми лапами, и обомлел.
Они стояли молча в ряд, их было восемь, пронеслась в мозгу боевая песнь. Слава Богу, никому пока что не телепатированная.
Сверкая глазками и рыча, застыли вдоль тропы привычные глазу лось, медведь, снова лось, два волка, рысёнок, за рысёнком – олениха с мягким бархатным ртом… последним рыл копытом в снегу хозяин ареала, здоровенный кабан. Настоящий секач, вперивший в меня крошечные глазки цвета горелой меди. Дай ему волю, поёжился я, одним невольным взглядом не обошлось бы… вон какие клыки.

Дай только волю, задними копытами растерзала бы, последовал внутренний возглас юной романтической оленихи. Я не искал возражений в ответ на водопады проклятий. Только кабан помалкивал, и вскоре выяснилось, почему. Дождавшись, пока я с ним поравняюсь, чёртов свинтус сбил в пасти слюну и смачно харкнул, целясь в кожаный гульфик моего охотничьего костюма… ну что ж, сквозь это тоже надо пройти, твердил я с горечью, плюясь остатками желчи и оттирая горстью снега приветствие кабана. Целиться в мыслящее животное было совершенно немыслимо. Ну, а как в Глухомани с птицами? «Не советую», – мгновенно телепатировала Жердянка.

К этому моменту я уже не вздрагивал от неожиданных реплик.
Да и лес постепенно разъехался в стороны. Перед нами раскинулось не застывающее из-за бьющих со дна ключей дивное озеро, покрытое размеренно, как по команде, нырявшими утками. Завидев нас, утки собрались в кучу размерами с гору золы, усеянную золотистыми искорками, из которой через минуту выпорхнул жирный и пёстрый селезень. Сделав разгонный круг, он забил лапами по воде и резво набрал высоту. Проводив его взглядом, я продолжал разглядывать озеро, поджидая свеженькую телепатему.

Пришла она, как водится, откуда не ждали.
«Берегись, хозяин! Команда «Воздух»!» – сообщила Жердянка, с разбегу втискиваясь головой в огромный сугроб.

Зачарованно наблюдая, как селезень, весьма изрядно исполнивший мертвую петлю Нестерова, пикирует в мою сторону, я чуть пригнулся.
Шлёп-шлёп-шлёп! Очередью легли разрывы помётного выхлопа, и пара отметин украсила мою шляпу с тетеревиным пером. Ну, погоди же, нечисть межпланетная! Сорвав с плеча ружьё, я вознамерился зарядом дроби срезать негодника. Но небо вдруг потемнело, и я замер от неожиданности: тучи воронья, сорок, синичек и прочей пернатой мелочи, словно мошкара, сгустились надо мной. Из громового карканья-писка-чириканья я смог различить два слова: «Только попробуй!»
Да с вами, дряни этакие, Хичкок отдыхает, отозвалось в моём мозгу, и я впервые увидел, как заразительно хохочет птичья стая.
За ужином я шёпотом попросил Жанно добыть мне порцию виски.
В Глухомани царствует сухой закон. Ну, а там, где сухой закон, непременно водятся контрабандисты. Воровато оглянувшись, метрдотель вынул из-за пазухи плоскую посудину с этикеткой «White Horse» и плеснул в чайный стакан. Ничего не скажешь, сервис на высоте! Во всяком случае, на орбите. «Плесни, хозяин, и мне пару капель. Нервная система совсем расшаталась… да и сенбернар из дворовой будки возле мотеля неодобрительно как-то поглядывает!» – сообщила боевая такса Жердянка, потягиваясь жилистым длинным телом, коему и была обязана своим прозвищем.

– Развлекайся, чего там, – сказал я устало.
Плеснув из стакана в Жердянкину миску, я задумался. Отпуск гавкнул, это понятно, но как раздобыть трофеи? Прихлёбывая мутное ржаное пойло, я наблюдал за собакой. Внезапно Жердянка отвлеклась и отбежала от миски – к её порции тут же подлетел неимоверно шустрый мышонок. Я замер, глядя не без интереса. «Простите, мистер, – долетел телепатический писк. – Такая жажда, такая жажда! Уборщица Люсинда, чтоб ей поперхнуться волоском от собственной швабры, сделала сухую уборку, а о влажной не вспомнила. Что там творится, под плинтусом…» Я молча кивнул, не желая ввязываться в бесплодную полемику с мелкими грызунами. Мышонок сделал пару глотков. Поперхнулся… телепатический сигнал ослабел и смолк. Зато я явственно услыхал выводимую мышиным голосом старинную песню, популярную на звёздных широтах: умм, мняма мого-мого… на мня мого, мого-ца! Слова я смог бы перевести, но их было толком не разобрать. Решение вызрело мгновенно, словно короткое замыкание. Всё-таки алкоголь – великая сила. Теперь я знал, что делать с трофеями.
Четыре порции виски, подслащённого и принаряженного клюквенным сиропом, мы с Жердянкой, чуть свет, принесли на берег ещё спящего озера и аккуратно расставили в плошках. Ждать пришлось недолго: утки, любопытные, как сороки, разлетелись по всему берегу и через пару минут оказались полностью невменяемыми. Наступила наша очередь. Мы с Жердянкой покатывались со смеху, слушая перебранки с отголосками неведомых распрей, спор из-за какой-то свежей надводной кочки, и почему это у нас двух детёнышей съела норка, а у вас до полуночи – кря-кря да кря-кря… Наконец побережье стихло. Жердянка принялась таскать ослабевших уток, а я им связывал ножки попарно и кидал в ягдташ, стараясь, чтобы добыча не задохнулась. Всего набралось с десяток селезней и тридцать уток. Лесная дичь оказалась мелкой, размером с рябчика. Вернувшись в гостиницу, я перенёс пернатых в клетку со светонепроницаемыми стенками, снабжённую отверстиями для притока воздуха, и вскоре мы с Жердянкой стартовали обратно. Стоило космолёту уйти с орбиты Глухомани, как единственным разумным существом на борту, не считая меня, остался пилот Рябович, истинный царь природы.Стюардессу Жанет в этом перечне можно и пропустить… весь рейс она искала новых впечатлений в объятьях второго пилота. Внеочередной Пленум Охотников был созван Тервиндером по требованию Региональной Сельскохозяйственной Ассоциации (РСХА). Запрос в Ассоциацию был мой – и сделан был прямо по прибытию, из аэропорта. Внеся в переполненный зал клетку с тревожно крякавшими утками, я поставил её на пол и подошел к микрофону. Оттеснив Тервиндера, озадаченного и вспотевшего, я плотоядно подмигнул ему и щёлкнул выключателем внутренней телекамеры, установленной перед проведением форума в птичьей клетке. Загорелись огромные стереоэкраны, в подробностях воспроизводящие утиный переполох. Переждав общий вздох изумления, я прошептал в микрофон, надеясь снизить сенсационность слов мягкостью интонации:
– Коллеги! Я вернул Земле птицеводство. Вот они, предки новых домашних уток!
И широким жестом указал на клетку. Гробовая тишина была мне ответом. Последнюю птичку, благодарение мега-веге Тутте Гундберг, земляне доели в позапрошлом десятилетии… а что, скажите, за Новый Год без утки с яблоками! Орден Золотого Орла – самое малое, на что здесь стоило бы рассчитывать. Знак  “Золотой Орёл” – это вам не кот начихал… бесплатные перелёты по всей Открытой Космосистеме! Разумно было бы в случае отказа уповать на высокую стипендию и бесплатное обслуживание в ресторанах Сельхоз-Ассоциации… но это всё мелочи. Я ликовал, не скрываясь: прощайте, ОБСОС Тервиндер! Охотник Мем и его собака выходят на собственную тропу.