Из мощных динамиков, размещённых по периметру просторного, тёмного помещения, доносится равномерное тиканье часов. Оно эхом отражается от стен, многократно усиливая и без того громкий звук. Я стою посередине зала, освещённый ярким лучом прожектора. Он бьёт с потолка вертикально вниз. Напротив меня в таком же луче стоит Маша. Из-за того, что свет ярок, мне не видно, что творится вокруг. Кажется, что здесь находимся только я и она. Но мы оба прекрасно знаем, что в этот момент за нами следят несколько сотен жадных до зрелищ глаз и десяток телекамер.
Тиканье часов постепенно стихает, и ему на смену приходит не менее равномерный, но менее звонкий звук биения сердца. Он стремительно ускоряется, нагнетая напряжение, и в момент, когда пульс доходит до критической точки, зал озаряется ярким светом десятков прожекторов, расположенных по периметру студии, грохочет гром.
Толпа зрителей тут же взрывается бурей оваций. Я озираюсь по сторонам, смотрю на лица и вижу, что все они поразительно похожи друг на друга. Все хлопают и визжат от восторга, тычут в меня пальцами и смеются.
Я смотрю на Машу, на её лицо, будто вылитое из воска. Оно не выражает никаких эмоций. Маша пристально смотрит мне в глаза. На ней строгий брючный костюм. Каждая его складка отутюжена и накрахмалена до хруста, а высокий ворот белоснежной блузы достаёт до самого подбородка. Из-за этого голова её неестественно задрана вверх, но Машу это, похоже, нисколько не тревожит. Напротив, эта поза придаёт ей какую-то пренебрежительную надменность.
Я опускаю взгляд и осматриваю себя. На мне – только старые спортивные штаны с оттянутыми коленками, которые и дома-то носить стыдно. Из обуви – домашние шлёпанцы, а выше пояса я и вовсе голый. Зал некоторое время ликует, но с появлением ведущего буря оваций идёт на убыль и совсем скоро вовсе стихает. Свет прожекторов постепенно гаснет. Спустя несколько секунд зал погружается в темноту, а мы снова оказываемся освещаемые лишь одиночными вертикальными прожекторами. Только на этот раз третий прожектор светит на ведущего.
Смотрю на него. Ведущим оказывается Карл Генрихович, но меня это нисколько не удивляет. Он улыбается, поочерёдно переводя взгляд то на меня, то на Машу. Из динамиков снова раздаётся размеренное биение сердца. Внезапно ведущий делает глубокий вдох, вскидывает вверх руку и провозглашает:
– Дамы и господа! Я объявляю финальный тур!
Биение сердца заглушает короткая музыкальная заставка и ликование зрителей. Когда всё стихает, Карл Генрихович выходит в центр зала. Его походка лёгкая, непринуждённая и грациозная. Он в очередной раз коротко окидывает взглядом нас с Машей и говорит:
– По правилам нашего шоу ставкой в финальном туре может служить любая вещь, от которой ничего не зависит. Сегодня этой вещью будет… – Биение сердца становится громче, Карл Генрихович выдерживает паузу, а затем громогласно заявляет: – Этой вещью будет их дочь Юлия!
Грохочет пафосная музыка, прожекторы снова сверлят ярким светом, озаряя ликующую толпу, и в центр зала выходит Юлька. Её кудряшки колышутся в такт шагам и ярко светятся в лучах прожекторов. Она испуганно озирается по сторонам, но не замечает ни меня, ни Машу, которая, в свою очередь, не обращает на дочь абсолютно никакого внимания. Вместо этого она продолжает буравить меня взглядом. Я что-то кричу дочери, но вопли зрителей и музыка заглушают мой голос. Юлька робкими шажками подходит к ведущему и берёт его за руку. Я очень хочу подбежать к ней, но вдруг замечаю, что единственная деталь моей одежды исчезла, и теперь я стою перед многочисленной толпой, как и перед собственной дочерью, совершенно голый!
Сгорая от стыда, прикрываюсь руками и благодарю Бога за то, что Юлька меня не замечает. Хочу сбежать, но понимаю, что если сделаю это, то больше никогда не увижу дочь. Карл Генрихович смотрит на меня и смеётся.
– Похоже, нашему участнику под номером четырнадцать ставить больше нечего!
Зал взрывается хохотом и одобрительно аплодирует удачной шутке ведущего. Новая волна стыда накрывает меня с головой. Свет прожекторов медленно гаснет. Зал стихает.
– Итак, – произносит Карл Генрихович, воздев одну руку вверх, – ставка в финальном туре – дочь. Я обязан спросить у участника номер шесть, согласна ли она участвовать в финальном туре и сразиться с участником номер четырнадцать за право обладать Юлией?
– Да! – громко произносит Маша.
– Участник номер четырнадцать права голоса не имеет ввиду того, что в прошлом туре он проиграл собственную мать! – Ведущий позволяет себе лёгкий смешок, зал смеётся. – Точнее маму. Так ведь, участник номер четырнадцать? Посему объявляю ставку сделанной! Да свершится шоу!
Толпа коротко аплодирует и снова стихает.
– Я хочу спросить участника номер шесть, какую сумму она готова заплатить за то, чтобы её дочь принадлежала ей целиком и полностью?
Биение сердца в динамиках усиливается. Маша поднимает правую руку и говорит:
– Две тысячи долларов.
Зрители тут же ахают, ненадолго стихают, а когда переваривают сказанное, взрываются воплями одобрения.
– Вот это финал! – перекрикивая толпу, восклицает Карл Генрихович. – Вот это ставки! Целых две тысячи вечнозелёных долларов за жизнь бесполезного создания! Создания, от которого никакой пользы! Браво, участник номер шесть! Надеюсь, у вас при себе имеется необходимая сумма? Я попрошу представить доказательства того, что вы располагаете двумя тысячами долларов!
Он делает акцент на сумме.
Маша суёт руку себе за спину, извлекает оттуда несколько мятых купюр и бросает на пол.
– Отлично! Что же они у вас такие мятые, участник номер шесть?
– Я их прятала от него! – Маша тычет в меня пальцем.
Зал аплодирует и улюлюкает.
– Браво! – поддержал зрителей ведущий. – А теперь посмотрим, что на это сможет ответить участник номер четырнадцать! Итак! Внимание на голого мужчину в луче прожектора от фирмы «Люминис»! «Люминис» – всегда качественное освещение!
Все снова заливаются смехом и смотрят на меня. Одна лишь Юлька продолжает испуганно озираться.
– Делайте вашу ставку, участник номер четырнадцать!
– Тридцать тысяч… – выдавливаю я.
Карл Генрихович корчит недовольную физиономию.
– Ну, что же вы так неуверенно? Скажите громче! Мы не слышим! Назовите свою сумму!
– Тридцать тысяч долларов! – выкрикиваю я, но голос срывается на невнятный визг.
Зал тут же отвечает бурей восторженных аплодисментов, некоторые зрители даже подскакивают со своих мест и хлопают в ладоши стоя.
– Вот это да! Вот это да-а-а! – вопит Карл Генрихович. – Позвольте! Позвольте! Я хочу уточнить! Нам не послышалось? Вы сказали тридцать тысяч долларов? Верно, участник номер четырнадцать?
Я робко киваю.
– Вот это да! Вот это да, друзья! Такого в нашем шоу ещё никогда не было! Ставка за дочь – тридцать тысяч! Тридцать! Немыслимо! Резонно подозреваю, что их у вас при себе нет? Иначе, кроме как там, – он указывает холёным пальцем на собственную задницу, – им больше негде быть!
Зал беснуется. Одинаковые лица мокрые от слёз.
– Итак! Я прошу внести заявленную сумму в студию!
Зрители ревут. Музыка гремит. Карл Генрихович смотрит туда, откуда должны вынести деньги, но я знаю, что их никто не вынесет, и тихо говорю:
– Деньги я смогу заплатить завтра утром. Они у меня есть, но не с собой.
Зал мигом стихает, наступает гробовая тишина. На лице Маши появляется едва различимая ухмылка, а её подбородок, подпираемый жёстким воротником, приподнимается ещё выше.
– А вот такое в нашем шоу происходит сплошь и рядом, – съязвил ведущий и тоже ухмыльнулся. – Увы… Очень жаль, участник номер четырнадцать. По правилам, участник, предоставивший большую сумму, выигрывает ставку! Так как участник номер четырнадцать не предоставил ни единого цента, сумма в две тысячи долларов уходит в фонд шоу, а приз достаётся участнику номер шесть! Но для начала я обязан спросить победителя: готовы ли вы навсегда расстаться с двумя тысячами долларов в обмен на право обладать дочерью целиком и полностью? Я попрошу тишины в зале!
В динамиках снова пульсирует сердечный ритм. Маша бросает короткий взгляд на Юльку, затем переводит его на мятые купюры, брошенные на пол, и твёрдо говорит:
– Нет.
Зрители разочарованно охают, но Карл Генрихович поднимает руку.
– Тишина! Я прошу тишины! Внимание! Мне необходимо ещё раз уточнить! Внимание, участник номер шесть! Вы приняли окончательное решение? Вы выбираете деньги?
– Да. Мне достаточно того, что он проиграл!
– То есть вы отказываетесь заплатить две тысячи долларов за право обладать собственной дочерью? Я вас правильно понял?
– Да! – с раздражением подтверждает Маша.
– Отлично! – восклицает ведущий под ликование зрительного зала и озаряется восхищённой улыбкой. – Такого финала наша студия ещё не знала! Потрясающе! Впервые в истории шоу главный приз достаётся… залу! Да-а-а!!!
Толпа беснуется в свете ярких прожекторов. Юлька испуганно жмётся к ноге Карла Генриховича. На её округлившиеся глаза наворачиваются слёзы. В руках ведущего появляются огромные ножницы.
– Прошу вас, господа! Ставка сыграна, и теперь она ваша! Себе возьму только волосы!
Он начинает состригать с Юлькиной головы кудряшки. Они густыми прядями падают на пол. Теперь дочь смотрит мне в глаза, по её щекам катятся горошины слёз, а в это время Маша подбирает смятые купюры и прячет себе за пазуху. Зрители визжат, затем вскакивают с кресел и живой волной несутся к центру зала. Туда, где уже почти лысая Юлька продолжает прижиматься к ноге Карла Генриховича и умоляюще смотреть мне в глаза. Я срываюсь с места и бегу к дочери, но не успеваю. Меня сбивает с ног разъярённая толпа и втаптывает в пол…
Я проснулся. За окном всё ещё темно. Подушка промокла почти насквозь. Усевшись на краю кровати, я закрыл лицо руками и испугался тому, как сильно они дрожат. Просидел так несколько минут, вышел на кухню и включил чайник, но, немного поразмыслив, выключил и налил рюмку водки. Последующий душ окончательно смыл остатки сна. Осталась только тягостная тревога и чувство полной разбитости, будто беснующаяся толпа с одинаковыми лицами и впрямь растоптала меня живьём.
Автор публикации
