Слабый свет тракторных фар долго не позволял разглядеть машину. Хотя, судя по силуэтам деревьев, растущих вдоль поля, мы уже были совсем близко от места стоянки. Я сосредоточенно всматривался в темноту, постоянно поторапливая Гену. Постепенно места стали узнаваемыми, и наконец показалась «девятка». Двери закрыты, окна запотели, свет в салоне не горит.
Трактор несколько раз чихнул на холостых оборотах и затих. Я спешно спрыгнул на землю и почти бегом, насколько позволяла грязь под ногами, поспешил к машине. Жена не выходила, и на мгновение у меня внутри всё похолодело.
«Только бы не ушла! Только бы…»
Я рванул на себя заднюю дверцу, в салоне зажёгся свет, и гора рухнула с плеч. Маша сидела, вытянувшись по струнке, с ровной, как у истинной английской аристократки, спиной и сцепленными в замок руками. По лицу обильно текли слёзы. Она зажмурилась и закусила губу, стараясь не разрыдаться в голос. Я упал перед ней на колени, прямо на землю, обнял и прижался к тёплому животу. Долго так стоял, вдыхая её запах. Рядом на сиденье мирно сопел Фил.
– Где Лёша? – немного придя в себя и шмыгая носом, тихо спросила Маша.
– С ним всё хорошо. Уже хорошо. Он ногу поранил, пришлось срочно везти в больницу. Прости, времени не было совсем. Надо было срочно…
Она обняла меня за голову, сильно прижала к себе, громко всхлипнула и, на этот раз не сдержавшись, всё же разрыдалась.
– Коль, я тут места себе не находила. Три! Часа! Кошмара! – Каждое из этих слов она произнесла по отдельности. – Сначала гроза, потом тракторист этот перепугал до смерти. Потом уже и гроза кончилась, стемнело, а вас всё нет и нет… Что я должна была думать? Какие только мысли в голову не лезли! Ты без телефона… Сижу и вообще не представляю, что делать! Или вас идти искать, или… А тут ещё и Фил выть начал. Я думала, с ума сойду, к чертям собачьим! – Она снова расплакалась.
Я стал её успокаивать, приговаривая, что всё уже кончилось, что всё позади. Скоро она притихла, отдышалась и теперь только чуть заметно покачивалась взад‑вперёд, изредка шмыгая носом и всхлипывая. Я гладил её по спине и пытался отыскать в своей голове то обещание, которое обязан был дать, чтобы никогда больше не допустить подобного.
Никогда. Странное слово… Страшное. Той ночью я впервые всерьёз задумался над ним. Над тем, как много в нём кроется. И впервые его испугался. Никогда…
Водить машину ни я, ни Маша не умели – своей никогда не было. Прочитав краткий инструктаж о езде на буксире, Гена дотащил нас до деревни и предложил переночевать, а о том, как перегнать машину в город, подумать утром. Время подбиралось к полуночи, и хозяин суетился, накрывая на стол в гостиной быстрый ужин, в то время как его жена, грузная и молчаливая женщина по имени Варя, увела отказавшуюся от ужина Машу в спальню. Когда количество яств перевалило все мыслимые пределы, Гена водрузил на стол огромную бутыль мутноватой жидкости. Он щелбанул по стеклу и торжественно провозгласил:
– Сейчас будешь впервые в жизни кушать самый настоящий эликсир молодости, ёлы‑палы! – Он, будто фокусник, изъял непонятно откуда две внушительные стопки, громко стукнул ими по столу и, тыча указательным пальцем в потолок, заговорческим тоном добавил: – Собственного приготовления!
Я отказываться не стал. После пережитого днём хотелось расслабиться.
– Эликсир так эликсир, – согласился я.
Первый тост был, конечно, за знакомство. Напиток и в самом деле оказался неплохим. В меру крепким, с лёгким оттенком трав. Запаха самогона вообще слышно не было. Закуску самостоятельно выбрать не получилось. Гена стал подсказывать, чем и в какой последовательности нужно закусывать его фирменный эликсир. И, скажу я вам, в этом был определённый резон.
Первые пол‑литра были употреблены под бесконечные истории о нелёгкой, но правильной деревенской жизни.
– Ну, вот что ты видишь в этом своём городе? Квартира в четыре стены? Дом, метро, работа, метро, дом… И так каждый день, ёлы‑палы! Вот и несёт вас потом на всякие приключения. Ищете себе на бошки неприятности… А всё отчего? Да оттого, что душевности в жизни не хватает. Изюминки нету! Настоящего хочется! Живого! Как вы там у себя в городе это называете? Экстрим? Экстремалы, ёлы‑палы. Ну что? Скажешь нет?
Я улыбался и в чём‑то был согласен с этим человеком. Хотя, если честно, он был далековат от истины. По крайней мере, в поля мы не за экстримом ездили. Возможно, за романтикой, но не за острыми ощущениями – это точно.
– А у меня? – Гена сделал благостное лицо и развёл в стороны крупные ладони. – Ёлы‑палы! Тут тебе и лес, и река под боком, и воздух свежий, безо всяких этих заводов и машин… Нет, ты знаешь, какая у нас тут рыбалка? Знаешь, какая рыбалка, Коля?! Ты такой рыбы сроду не ловил! Да что там не ловил – ты не видел такой рыбы никогда, ёлы‑палы! Хоть завтра утром можем рвануть! А? У меня сижа всегда прикормленная. Любишь рыбачить? А если нет, то грибы! – Он пододвинул ко мне тарелку с маринованными маслятами. – Пробуй! Нет, ты пробуй, пробуй! И потом мне скажешь… Я в лесу такие места знаю! Устанешь собирать!
Я наколол на вилку гриб, положил в рот и изобразил на лице благостное удовлетворение. Гене этот ход пришёлся по душе. Губы под усами растянулись в довольной улыбке.
– Вот хороший ты мужик, Колян! – Видимо, эликсир делал своё дело, и беседа незаметно перешла в разряд задушевных. – И кум твой хороший. Вот были бы все хорошими… Вот, чтобы по совести всё! Глядишь, и жить стало бы легче. А? Эх… Давай ещё по одной, ёлы‑палы! – Он разлил по стопкам, и очередная порция зелья разлилась теплом внутри. Гена закусил огурцом и с какой‑то внезапной грустью в глазах уставился на меня. – Вот скажи мне честно, Коля, какого лешего вы в том яру делали? Только честно! – Он смотрел на меня, продолжая жевать огурец и не отводя пытливого взгляда.
Мне хотелось отшутиться. Мол, забрели по глупости, случайно всё вышло… Нет, не потому, что хотел скрыть от Гены своё безобидное хобби. Конечно, все эти поиски монет по полям в глазах честного деревенского работяги выглядели по меньшей мере смешно. Зачастую сельские жители воспринимали наши хождения по полям как ребячество, не более. Поначалу проявляли интерес, конечно. Расспрашивали, рассматривали находки. Но убедившись, что стоимость найденных «сокровищ» не превышает стоимости килограмма картошки в базарный день, ухмылялись, желали удачи и шли заниматься своими делами.
И я промолчал. Просто мне показалось, что это не так уж и важно. Но по его взгляду понял, что отмолчаться не получится и что вопрос этот был задан не из праздного любопытства. Поэтому рассказал всё как есть. Всё от начала и до конца. Даже о шёпоте с воплями упомянул. Вскользь, конечно. Как бы между прочим. Чтобы не сойти за сумасшедшего. Ждал, что Гена засмеётся или хотя бы ухмыльнётся. Но тот тяжело вздохнул, глядя куда‑то в сторону, неторопливо дожевал краюху хлеба и тихо, будто боясь, что кто‑нибудь услышит, сказал:
– Вы, Коля, лучше не ходите к тому болоту. И к тому яру не ходите. Ты вот человек городской, современный. Молодой, ёлы‑палы. Наверное, с высшим образованием и в глупости разные не веришь, да? Но коли мы с тобой так сидим и по‑дружески беседу ведём, то ты меня послушай дурака. Я тут с рождения живу. И батя мой тут жизнь прожил, и дед. И потому всё тут про каждую травинку знаю, про каждую канавку. И всё тут хорошо, Коля. Да только болото то, возле которого друга твоего ранило, плохое. Злое оно. Зло там, понимаешь? – Он украдкой оглянулся на дверь, ведущую в спальню, затем продолжил ещё тише: – Если б жену твою в машине перепуганную не увидал, хрен бы я за вами в тот овраг полез. Десятой дорогой его местные обходят. А я так вообще сто десятой. Пожалел я твою Машку. Ну а потом смотрю: мужики вроде, будь здоров… Не бросать же. Сами не выбрались бы. Там бы и остались. Забрало бы оно вас. Затянуло. – Он разлил по стопкам, поднял свою и сказал: – Давай за твоего кума? Пусть выздоравливает. Дай ему Бог.
Гена о чём‑то крепко задумался, громко сопя. Его слегка качало, глаза затянула пелена.
– Я тебе расскажу… Вот, только тебе! – Он икнул. – Я в том болоте мальцом утонул.
Мне показалось, что я неправильно расслышал или неправильно понял, а Гена, как ни в чём не бывало, развёл руки в стороны, пожал плечами и снова икнул.
«Ну, значит, не совсем утонул, – подумал я и тоже икнул. – Утопленники так не бухают».
– Да! Утонул. Утоп! Не‑е‑е! Ты не думай! По‑настоящему утоп, Коля! Захлебнулся с концами. Помер, значит! Совсем! Помню, как воду вдыхаю – и всё… Алес, капут! А потом очнулся у себя в саду, за огородом. Ночь, ёлы‑палы… Лежу, весь в болотной тине, ещё хрен знает в чём. Грязный как чёрт. Вонища от меня болотом… страшная! Во рту ила полно, – он демонстративно поморщился, – и вырвало меня водой этой вонючей тут же. Отсиделся, отдышался и домой пошёл. Захожу во двор, а из дома дед мой на крыльцо выходит и козью ножку скручивает. А я на него смотрю и в штаны ссусь. Ссусь, Коля! По‑настоящему! Потому что дед мой уже полгода, как в могиле лежать должен. Помер он. Рак у него был. Да я сам на похоронах его мёртвого в гробу видал! Баба тогда так рыдала, что еле откачали валидолом. А тут на тебе – закуривает! – Гена взял бутылку, налил себе и молча выпил. – Целый год я по второму кругу прожил. На год назад меня то болото вынесло. Живу и целый год о всех всё знаю – с кем что будет, с кем чего случится. Знаю, что соседку Верку фельдшер обрюхатит, что родит она от него двойню. Про урожай тоже знаю, что картошка в том году крупная будет, а яблок, наоборот, мало. Рассказываю – не верят. Потом сбываться начало. Меня бабка в церковь на причастие сразу потащила. Про деда только не говорил никому. Боялся его – жуть! Хожу и знаю, что он мёртвый, ёлы‑палы. Ночами спать с ним в одном доме боялся. Особенно когда рак его донимать начал. Кашляет всю ночь до утра, не спит, хрипит, по дому ходит, а я боюсь! Накроюсь одеялом с головой и Богу молюсь, как бабка научила, – Гена тяжело вздохнул, – а потом пережил тот год, дед таки помер, на болото больше не ходил, и вот – живой до сих пор… Женился. Детей вон двое, на печке сопят. Хорошие ребенята. Дай им Бог.
Я слушал Гену и не знал, как реагировать на эти байки. То ли он и вправду верил во всё, что рассказывал, то ли просто попугать решил залётного городского. Кто его, пьяного, знает? Я ему в любом случае не мог поверить. Да и как вообще в такое можно поверить? Не в Голливуде же мы, в самом деле, с ним бухали. Это у них там, за океаном, все сказки сбываются. Что ни кино, то путешествие во времени или «шестое чувство» какое‑нибудь. Тут всё просто было. Вот тракторист с бутылём самогонки, вот его дом – чистый и уютный, а вон там, за полем – овраг с болотом на дне. И не было никаких призраков, машин времени или ещё какой‑нибудь потусторонней ереси. Разве что шёпот этот покоя не давал. Но в такую грозу и не такое почудиться может. Да и чудес всяких в мире хватает. Кто его знает, может, это какое‑нибудь природное явление? Вроде огоньков на болотах или НЛО. Бывает же такое? Бывает. И при желании всё просто объясняется. Просто – это когда логично. А то, что говорил Гена, ни в какую логику не укладывалось, ни в какие нормы не вписывалось.
Хотелось спать. Усталость, плотный ужин и выпитое валило с ног. Смутно помню, как добрался до кровати. Помню, что обнял тёплую Машу, прижался к ней, зарываясь лицом в ароматные волосы, и постарался безуспешно поймать за хвост последнюю мысль: «А где же этот Лёхин металлоискатель за штуку зелени, если мы его пустого наверх тащили?»
Автор публикации
