Сердце колотилось. В голове гудело. Несмотря на ночную прохладу, лоб покрылся испариной. Человек, так похожий на меня, смотрел из-за невысокой деревянной калитки, ведущей на огород. Длинные седые волосы, грязными сосульками свисающие до плеч, обрамляли испещрённое глубокими морщинами лицо. Правую щёку от глаза до нижней челюсти пересекал уродливый розовый шрам, видимый даже в темноте. Было слышно хриплое дыхание, попеременно сопровождающееся то свистом, то бульканьем, то клокотанием и хрустом.
У меня не было сомнений, кто передо мной. Я даже находил его появление вполне логичным и закономерным. Всё же я в этом мире был чужаком, а значит, где-то должен был быть тот Я, для которого этот мир не был чужд. И, судя по стоящему передо мной старику, такой Я появился. Не ясным было одно: почему он вдвое старше меня? И ещё было непонятно, как на всё это реагировать.
Старик хрипло закашлялся и громко сплюнул густой комок мокроты на землю. Ему пришлось схватиться узловатой рукой за деревянную ограду, чтобы не упасть. Я поморщился, но взгляда не отвёл. Тот снова посмотрел на меня и, видимо заметив гримасу отвращения, чуть заметно усмехнулся и утвердительно качнул головой. Я был уверен, что понимаю, о чём он хочет мне сказать. Собственно, и говорить-то ничего не нужно было. Я словно вёл немой диалог с самим собой. Нет, это была не телепатия. Мы не читали мысли друг друга. Просто я знал, что именно этот человек думает в настоящий момент, а он знал, что происходит в моей голове. Мы знали, потому что мыслили одинаково.
Он отдышался и, снова обходясь без слов, качнул головой куда-то в сторону, приглашая идти. Старик развернулся и неторопливым шагом заковылял в темноту огорода.
Я некоторое время сидел на скамье, будучи не в силах пошевелиться. Когда оцепенение прошло, всё же решился подойти к калитке, но к тому моменту уже не смог рассмотреть ночного гостя.
Из темноты послышался хриплый голос:
– Не бойся, иди. Сам знаешь, куда зову. Надо так. Мне-то ты можешь доверять? – Он засмеялся, проглатывая последнее слово, отчего снова сильно закашлялся. – Или себе. Это уж как тебе больше нравится.
Этот голос в очередной раз подтвердил мои догадки. Точнее, не голос, а его интонации. Сам голос, пусть и имел тот же тембр, но был далёк от того, каким он должен быть. Теперь не оставалось и доли сомнения, что этот человек и есть я. Но я всё ещё колебался.
– И с чего это я вдруг должен тебе доверять?
– Не делай вид, что не понял, кто я такой. Поизносился, конечно, не без того. Но не настолько же, чтобы не заметить сходство, правда? Давай, шевели поршнями, человек-амфибия, времени мало. Много интересного расскажу. До рассвета буду тебя на болоте ждать.
Послышались удаляющиеся шаги и шелест травы. Лёгкий ветерок донёс еле уловимый, но очень знакомый запах гниющего болота. Часы показывали половину первого. Рассвет наступит через пару-тройку часов, и если я намерен последовать его совету, то стоило пото ропиться. Взвесив все за и против и не найдя ни единой причины, чтобы отказаться, я покинул двор и направился по тёмной улице к полю, граничащему с балкой. Всю дорогу не покидало странное чувство, будто я нахожусь в чужом доме в качестве непрошеного гостя. Подобное испытываешь, когда приходишь в кинотеатр и усаживаешься в кресле в зрительном зале, а когда гаснет свет и начинается сеанс, подходит человек, показывает билет на это место и вежливо просит тебя пересесть. Какое-то призрачное чувство вины, смешанное со стыдом и удивлением. Я словно занял чужую жизнь, и теперь мне следовало уйти. Старик хочет, чтобы я пересел на своё место. Хотя, с другой-то стороны, твёрдое решение вернуться к болоту было принято мной ещё раньше. Так что этот визит самого себя к самому себе, по сути, ничего не менял. В любом случае я сейчас шёл бы по этому полю, а значит, всё идёт так, как должно.
На краю оврага я остановился и вслушался, пытаясь по звукам определить, где искать старика, но ничего расслышать не получалось. Снизу веяло сыростью и холодом. Слегка удивило, что из водоёма не доносилось кваканье лягушек. Хотя раньше я его тоже не замечал. Всё-таки не доброе это место. И прав был Гена, ожидать от него чего-то, кроме очередной насмешки или издевательства, вряд ли стоило.
Однако я не видел другого выхода. Его просто не существовало. Моя жена и ребёнок погибли. Их больше нет. Юльку я потерял. Её больше не вернуть. Все те люди, которых я встретил здесь, не были людьми даже близко. А та, кто была так похожа на Машу, оказалась для меня ещё более чужой, чем любой другой человек из моего мира. Мира, откуда я пришёл.
Осторожно прощупывая ногами крутой склон, я медленно спускался навстречу густеющей вони. Она била в нос и плотно заполняла лёгкие сыростью, вызывая тошноту. Склон стал более пологим, под ногами захлюпало. Я остановился. Снова прислушался – и сумел расслышать едва различимое сиплое дыхание. Старик был где-то неподалёку. Обернувшись на звук, окликнул его:
– Эй! Я пришёл.
После недолгой паузы где-то в стороне послышался голос:
– Знаю.
Снова повисло молчание. Обувь промокла, вода растекалась между пальцами, заставляя ёжиться от холода.
– Зачем звал?
– Я не сомневался, что придёшь. Кому, если не мне, знать тебя как облупленного, Семёнов. Есть, конечно, одна деликатная деталь, которая нас с тобой разнит, но в целом-то… – Его перебил приступ кашля, переросший в жуткое бульканье. Громко отдышавшись, старик продолжил: – Как ты думаешь, сколько мне?
Немного поразмыслив, я ответил:
– Думаю, лет семьдесят…
Старик снова рассмеялся, но на этот раз обошлось без кашля.
– Мне и шестидесяти нет, Коля. – Он демонстративно сплюнул. – Фу ты, мало того, что никак не привыкну к тому, что нас так называют, так ещё и сам…
– Как – так? – удивился я.
– Да забей… – ответил он, намереваясь замять тему разговора, но, не сдержавшись, продолжил возмущаться: – Нет, ну Николай – красивое, звучное имя! Так нет же! Надо мямлить, сюсюкать! Коленька! Юленька! Машенька… Хренашенька, блин! Бесит, сука…
Эти имена, произнесённые в такой отвратительной манере, вызвали в душе бурный шквал негодования. Ещё большее негодование вызывал тот факт, что это говорил я сам. Пусть и более взрослый, и весьма странный, но я!
– Ладно, проехали, – стараясь сменить тон на примирительный, прохрипел старик. – Подойди ближе, мне говорить тяжело. Расскажу тебе сказочку на ночь.
Я с трудом выдернул ноги из илистой почвы болота, в которую успел увязнуть почти по щиколотки, и пошёл на голос. Каждый шаг вызывал скопившиеся в иле болотные газы, которые с громким хлюпаньем вырывались наружу в виде массивных пузырей, которые лопались на поверхности. Вонь усилилась, и мне пришлось прикрыть нос рукавом, чтобы не стошнило.
– А наверху мы поговорить не могли? – продолжая идти, спросил я и чуть не отпрыгнул в сторону, когда у самого уха услышал его хриплый голос:
– Не могли. Ты же знаешь, что не могли. – Он вцепился в моё плечо, больно сжимая его худыми узловатыми пальцами. – Дай за тебя ухвачусь, сил нет стоять. – У него воняло изо рта. Так сильно, что смрад болота показался ароматом цветущего луга.
Послышался шёпот. Очень тихий. Едва различимый. Вначале я даже подумал, что это снова старик, но уже в следующее мгновение понял, что шептало болото.
– Ну, вот, – с каким-то удовлетворением в голосе тихо просипел старший, – даже как-то поздно началось. Я уж заждался.
Автор публикации
