Утро встретило головной болью, ярким солнцем, бьющим через незашторенное окно спальни, и невыносимой жаждой. Маша ещё спала, отвернувшись к стене, и я решил пока её не будить. С трудом оторвавшись от подушки, вышел в гостиную, но никого из хозяев там не обнаружил. Видимо, воскресное утро в деревне такой же выходной, как и у горожан. Спят ещё. Уж Гена точно спит… Это была единственная мысль, пришедшая в тот момент в чугунную голову. Всё остальное пространство в ней занимали инстинкты выживания, а они назойливо подсказывали, что если я сейчас же, очень быстро не найду какую‑нибудь жидкость, то до вечера просто не доживу.
Как назло, остатки вчерашнего пиршества были убраны, и на столе, кроме вазы с полевыми цветами, ничего не было. Нет, из вазы я, конечно, пить не стал, хотя другой воды в комнате не нашёл. Вспомнил, что накануне вечером видел во дворе колодец.
На пороге мирно сопел Фил. Я осторожно переступил через него, чтобы не разбудить, но скрип дверных петель сделал это без меня. Пёс испуганно оглянулся, спросонья не понимая, где оказался, но, увидев меня, вскочил, завилял хвостом и пулей прошмыгнул в открытую дверь.
Утро стояло тёплое, солнечное. Под ногами суетилась пернатая живность, которая, едва завидев незнакомого человека, разбежалась в разные стороны. При этом один важный и очень жирный гусь даже попытался ущипнуть непрошеного гостя за ногу.
Пил прямо из ведра. Вода в колодце оказалось вкусной и холодной. Не знаю, что Гена добавляет в свой эликсир, но помолодевшим после такого зелья я себя точно не чувствовал. Чего не скажешь о ключевой воде из колодца. Вот она‑то как раз и вернула в больной организм преобладание разума над инстинктами.
Умывшись, опять же из ведра, отворил калитку и вышел за двор. Улица была пустынной, если не считать тощего серого кота, развалившегося на траве в тени старой вишни. Жужжали мухи и пчёлы. Птицы, ещё не чувствующие скорого наступления осени, весело щебетали повсюду. Где‑то в соседнем дворе прокукарекал петух, а ещё дальше, на окраине села, лениво лаяла собака. Идиллия. Я глубоко вздохнул, наслаждаясь гаммой деревенских запахов и… уже на выдохе вспомнил о вчерашних событиях.
Приятные ощущения куда‑то разом улетучились, и головная боль, от которой удалось ненадолго отвлечься, накрыла с новой силой. Я извлёк из кармана мобильник, намереваясь набрать Лёху, чтобы узнать, как он себя чувствует, но вовремя обратил внимание на часы и решил отложить звонок на потом. Было ещё слишком рано. Вот только спать больше не хотелось.
С улицы открывался прекрасный вид на поле, по которому я вчера наматывал круги в поисках удачи. Сразу за ним – полоса деревьев, отгораживающих это поле от злополучной балки. Я невольно передёрнулся. Прибор! Лёхин металлоискатель! Забыли… Он для его покупки даже кредит в банке брал и, кажется, до сих пор не погасил. Я ещё раз взглянул на часы. Решил, что времени более чем достаточно, чтобы вернуться до того, как все проснутся.
Одежда за ночь почти просохла, хотя ещё и пахла сыростью. Но кроссовки были влажными. Немного потоптавшись в них и не обнаружив чавкающих звуков, решил, что для сельской местности сойдёт.
Идти было недалеко. Минут через двадцать, миновав поле и несколько десятков луж, я остановился у оврага. Яра, как вчера назвал его Гена. Всё это время Фил бежал рядом, беспрестанно виляя хвостом и изучая пытливым носом каждую канавку. Но когда мы подошли к балке, пёс замер. Он пригнул голову, принюхался и тихо заскулил.
– Страшно, Филька? – тихо спросил я.
Тот сделал пару шагов назад, продолжая неотрывно смотреть вниз и скулить.
– Не бойся. Должен же хоть кто‑то из нас быть смелым. Сиди здесь и стереги отступы. Папа пошёл за металлоискателем, – сказал я как можно бодрее и потрепал пса по рыжей холке.
Прибора отсюда видно не было. Оглядевшись в поисках более пологого спуска и так и не найдя вариантов, решил спуститься здесь же, но чуть в стороне от опасного поваленного дерева. Выломав из клёна сук и используя его как дополнительную опору, стал медленно спускаться. Думать о том, что мне вчера здесь слышалось, очень не хотелось, и каждый раз, когда мысли возвращались к этим событиям, я тут же гнал их подальше, стараясь занять себя напеванием любимой Юлькиной песенки из какого‑то модного нынче мультсериала. Но как бы я ни старался себя успокоить, сердце от волнения просто выпрыгивало из груди.
Спуск оказался ожидаемо непростым. Жухлая трава не успела за ночь как следует просохнуть, и ноги скользили по ней, как по льду. Спасал разве что посох, который приходилось с силой вонзать в почву, прежде чем сделать очередной шаг. К прочим «радостям» утренней прогулки прибавились ещё и комары. Они кружили повсюду. Видимо, сказывалась близость воды. Кровососущие твари чувствовали себя в таких условиях достаточно комфортно, чтобы плодиться в невероятных количествах. Я мысленно выругал Лёху за его дурацкую манеру вечно забираться в какие‑то непролазные дебри. И как он вообще вчера умудрился спуститься? И главное – зачем? Ну неужели мало распаханного ровного поля? Ходи себе, наслаждайся, копай. Так нет же! Что там Гена об экстриме говорил?
Вчерашний разговор с гостеприимным комбайнёром вспомнился очень некстати. Снова в бешеном темпе забилось сердце.
– Да что ж это такое, твою мамку за ляжку, блин? – в сердцах выругался я, не выдержав своего слабоволия. – Что за детские страхи‑то, ёлы‑палы? Детский сад, блин! – И про себя отметил, что успел нахвататься от Гены не только детских страхов, но и «ёлок с палками».
Эта импровизированная эмоциональная разрядка помогла взять себя в руки. Пора было менять направление движения, чтобы добраться до лежащего на склоне дерева. К своему удивлению, прибора я там не нашёл, а лишь в очередной раз бросил взгляд на обломанный, острый как пика сук с запёкшейся бурой кровью на неровностях. Выше по склону его тоже быть не могло, мы бы его заметили при подъёме. Скатился, когда Лёха падал?
Посмотрел вверх. Фил пристально следил за мной, но идти следом не решался. Придерживаясь за сухие сучья злосчастного дерева, я метр за метром стал спускаться. С каждым шагом воздух становился всё более густым и влажным. Начал ощущаться отвратительный запах гниющих листьев. Не сухих и не опавших, а именно гниющих.
Как‑то в школьные годы нас всем классом вывозили в городской парк на уборку территории. Дело было ранней весной, и опавшие листья, которые предстояло убирать с обочины проходящей через парк дороги, за зиму превратились в малоприятную однородную массу, сгнившую и омерзительно воняющую, до тошноты.
Сейчас же этот запах был значительно более острым и густым. Желудок тут же принялся настойчиво напоминать о том, сколько вчера было выпито. Я натянул ворот футболки на нос, в надежде хоть немного перебороть естественные позывы организма, и продолжил спуск. Нужно было как можно скорее найти прибор и выбираться из этой проклятой балки к чёртовой матери.
«Ну, Лёха, я тебе устрою!» – причитал я мысленно, не решаясь говорить вслух.
Дно оврага устилала высокая густая трава, которая ближе к центру поляны равномерно смешивалась с не менее густыми зарослями камыша. За ним с трудом просматривалась небольшая лужица чёрной воды. Судя по всему, это и было то самое болото, о котором рассказывали Лёха с Геной. Честно говоря, в тот момент я даже испытал некоторое разочарование. Будто в один момент рухнуло всё таинственное, что окружало их мистические рассказы. Обыкновенная лужа! Грязная, вонючая, кишащая пиявками и личинками комаров. Возможно даже, где‑то внутри её бил какой‑нибудь вялый родник. Простая водоносная балка, коих в наших краях – тьма.
Я окинул взглядом склоны. Густые кроны старых, высоких деревьев создавали подобие купола над водоёмом. Их скрюченные ветви переплетались между собой, создавая подобие замысловатой решётки, через которую с трудом пробивались редкие солнечные лучи. В плотном сыром воздухе они резко контрастировали с мраком лесного болота. Если бы не жуткий запах и вездесущие комары, можно было бы даже вернуться сюда с фотоаппаратом и провести фотосессию. Нетронутая природа – всегда красиво… Главное – захватить противогаз.
Залаял Фил. Сначала робко, затем всё увереннее и увереннее. Его голос казался далёким. По крайней мере, с такого расстояния он должен был звучать намного громче. Я решил, что пёс просто отбежал подальше в поле.
Металлоискатель нашёлся практически сразу. Его рукоять возвышалась над травой. Кум, как истинный копарь, оставил прибор в вертикальном положении, оперев подлокотником на рукоять воткнутой в землю лопаты. Оставались неясными три обстоятельства: во‑первых, почему Лёха бросил такую дорогую вещь внизу, если так бережно с ней обходился? Во‑вторых, что он здесь вообще делал, если и ежу понятно, что находок в таком месте не может быть по определению? И наконец: почему это я, такой полностью вменяемый, практически протрезвевший, взрослый человек, стою здесь и невыносимо хочу подойти поближе к воде? А ещё я слышу голоса!
– Шшшиииееесссь…
Каждая волосинка на коже в мгновение ока встала перпендикулярно телу.
– Есссааааашшшш… Хххххаааааасссссаааасссс…
Это был не один голос. Это был целый хор шепчущих в полной тишине сиплых голосов, исходящих отовсюду! Я схватил металлоискатель и рванул к склону, по которому только что спускался. Опираясь на Лёхину лопату, скользил, падал, больно ударяясь животом и коленями, старался ухватиться за траву. Воздуха не хватало, и меня начал душить кашель. Упав в очередной раз, я выронил прибор и на миг обернулся, чтобы успеть его подхватить, пока тот не скатился по склону. И когда пальцы уже сомкнулись на штанге металлоискателя, тёплая, массивная, отвратительно пахнущая волна воздуха с силой ударила мне в лицо:
– Сссаааааааааахххххссс… – На этот раз шёпот был настолько отчётливым и громким, что у меня не осталось сомнений в его реальности.
Он был рядом! Он был прямо передо мной!
Я взглянул на лужу, которую даже болотцем назвать язык не поворачивается, и замер. Вода в ней дрожала, пульсировала, расходясь кругами от центра к берегам. И пульсация эта точно совпадала с теми звуками, которые я слышал. С движением воздуха, бьющим в лицо. Грязная лужа словно дышала смрадом, бесновалась, извивалась в ярости. Чем дольше я смотрел на это, тем твёрже крепла уверенность: оно, чем бы оно ни было, живое, и ему не нравится, что я ухожу.
Следующие несколько десятков метров подъёма я преодолел, будто на реактивной тяге. Уже у самой вершины склона снова поскользнулся и упал. Свет солнечных лучей, до этого скрываемых ветвистыми деревьями, сюда проникал без труда. Дурной запах практически не ощущался, и я позволил себе обернуться.
Ничего необычного, сверхъестественного или пугающего не обнаружил. Всего лишь стволы деревьев, между которыми проглядывалась зелень низины и чёрное пятно омута. Оно было похоже на огромный мёртвый зрачок, кишащий живой мерзостью. Ко мне подбежал Фил и, радостно виляя хвостом, принялся облизывать лицо.
Автор публикации
