Звонил мобильник.
– Коль, где тебя носит?
– Кум прибор свой вчера забыл, надо было забрать. Уже назад иду… – приходилось говорить сквозь сбившееся дыхание.
Маша перебила:
– Юлька заболела. Давай быстрее. Надо срочно домой ехать. Фил с тобой?
– Да, со мной. Чем заболела?
– Температура высокая ночью поднялась, её рвёт постоянно и вообще плохо. Отравилась, наверное. Утром хуже стало. Мама врача вызвала, ждут сейчас. Давай быстрее, я тебя прошу!
«Час от часу не легче», – подумал я и, прихватив металлоискатель, поспешил к дому Гены.
Отошёл на приличное расстояние от оврага, обернулся, прислушался. Ничего… Сделал попытку обмануть себя, убедить в том, что все необычные события, с которыми пришлось столкнуться на болоте, – не более чем плод воображения. А ещё можно было списать все страхи на похмелье.
Можно было, но не получалось. Я знал. Я был уверен, что всё было по‑настоящему.
Перепрыгивая лужи на размытой полевой дороге, набрал номер матери. Это её Маша называла мамой, хотя, на самом деле, она была ей свекровью. Я надеялся разузнать подробности о Юльке, но ничего нового, кроме причитаний и оханья, не услышал. Оставалось надеяться, что всё не так плохо, как кажется.
Маша ждала на скамейке около калитки, нервно теребя в руках мобильник. Фил, завидев её, обрадовался и рванул вперёд.
– Ну, где тебя так долго носит? Нас Гена обещал в город отвезти на Лёшиной машине.
– Да неудобно как‑то, – растерянно промямлил я, будучи искренне уверенным, что с дочерью всё будет хорошо, а волнения жены слишком преувеличены. – Он и так уже для нас много сделал. Ещё и тут напрягать… Как назад ему добираться?
– Да хрен ли тут добираться, ёлы‑палы? – раздался из‑за забора низкий голос Гены, калитка отворилась, и в проёме показалось его опухшее заспанное лицо. – К нам сюда каждые полчаса электрички ходят. Ты, Коля, это… самое… Хорош выёживаться, в общем. Я привык по человеческим понятиям жить. Принципы у меня, если хочешь… Сегодня я вам помог, завтра, может, вы мне чем подсобите. Земля круглая, ёлы‑палы, жизнь длинная, а Бог един. Он всё видит… Так что это… Давай… Завтракаем и погнали.
Маша ничего не хотела слышать ни о каком завтраке и настояла на немедленном отъезде.
До города домчали за полтора часа. Всю дорогу Маша созванивалась с мамой, разузнавая мельчайшие подробности, и начинала паниковать каждый раз, когда пропадал сигнал сети и связь обрывалась. Фил чувствовал нервное напряжение хозяев и за время поездки не издал ни звука. Это было совсем на него не похоже.
Пока мы ехали, «скорая» увезла Юлю в больницу с подозрением на кишечную инфекцию, поэтому мы, не заезжая домой, отправились прямо туда. По приезде Гена поинтересовался, может ли чем‑то ещё быть полезен. Мне очень не хотелось его задерживать. Этот простой, добрый, бескорыстный человек сделал для нас так много за последнее время… А я во всей этой суете даже не успел его толком поблагодарить. Или, хотя бы, обменяться номерами телефонов, чтобы отблагодарить позже. Успел разве что всучить деньги на такси до вокзала. И то, сунул не ему, а таксисту, потому что Гена брать деньги не стал. На том и распрощались.
С Филом в больницу не пустили. Пришлось просить маму погулять с ним на улице. Снова сидеть в машине он категорически отказывался.
В приёмном отделении стоял резкий запах медикаментов. Юле промывали желудок в процедурном кабинете.
– Боже, как я устала! – тихо причитала Маша, сидя на жёстком больничном топчане. – Вы меня с ума сведёте! Кстати, что там с Лёшкой случилось? Что у него с ногой?
– Довездеходился Лёшка. Поскользнулся, на ветку с наскока ногой напоролся. Пришлось срочно в больницу везти, иначе крови мог много потерять. Если бы не Гена…
– Боже… Что, так сильно напоролся?
Я рассказал ей обо всём, что случилось прошлым вечером. За исключением одной детали. Детали, которая занозой сидела в голове и не покидала её ни на минуту. Маша слушала, широко раскрыв глаза и прикрыв губы ладонью.
– А ты ему звонил?
– Пытался, но у него телефон промок. Хотел сегодня навестить, только теперь вот не знаю…
После того, как Юлька прошла все необходимые процедуры, её привели в общую палату и нам с Машей разрешили её навестить. Когда я увидел дочь, лежащую на огромной больничной кровати с провисшей панцирной сеткой, худую, бледную, с паутиной трубок от капельниц, тянущихся к маленьким ручонкам, в горле встал ком. Враз из головы вылетела вся потусторонняя ересь, которая не давала покоя последние несколько часов. Весь мир, все проблемы и потрясения в один миг сжались до ничтожно малых размеров, по сравнению с тем, что было в действительности важным. Юлька прошептала:
– Мама, папа… – и улыбнулась, отчего на сердце стало ещё тяжелее.
Чувство жалости к маленькому родному чадушку и осознание собственного бессилия разрывали изнутри. Я взял её пухленькую ладошку и приложил к своей щеке.
– Ой, папа, ты колючий, – чуть веселее прощебетала дочурка.
Врачи диагностировали сальмонеллёз, опасную кишечную инфекцию, и настоятельно рекомендовали оставаться на стационарном лечении в больнице как минимум неделю. Я весь день провёл с Юлькой, пока Маша ездила домой, чтобы собрать необходимые вещи и привести себя в порядок после поездки. Вечером она меня сменила и появилась возможность заскочить в травматологию, чтобы проведать кума.
Лёха встретил меня какой‑то нервной улыбкой на встревоженном лице. На него это было совсем не похоже. В палате были ещё двое: старик без видимых повреждений и молодой парень с гипсом на правой руке. Первый увлечённо читал газету и, казалось, вовсе меня не замечал, второй лежал с закрытыми глазами в наушниках, из которых доносилась какая‑то энергичная однообразная музыка.
– Приветствую выздоравливающих, – попытался я приободрить поникшего друга, но тот отреагировал снова в весьма не свойственной ему манере, чуть заметно кивнув мне в ответ, и жестом предложил присесть на край койки.
Я, конечно, догадывался, в чём была причина такого поведения. Единственное, что настораживало, – кум принял всю эту болотную чертовщину слишком близко к сердцу. Значит, либо его переживания так усугубила травма, либо я чего‑то не знал.
– Ты как? – негромко спросил меня Лёха, когда я сел рядом.
– Как я? Это ты как? Кто из нас вообще с порванной жопой лежит?
– А… Да нормально всё с жопой. Зашили всё. Печень не задета, а это главное – будем пить! Ты лучше это… – Он замялся. – Ты помнишь, я тебе про шёпот на болоте говорил? Про вой этот…
Я кивнул, не зная, стоит ли рассказывать ему о том, что сам слышал и даже видел. С одной стороны – что тут скрывать? С другой – уж слишком напуганным выглядел мой кум. Настолько напуганным и не похожим на самого себя, что я засомневался в его душевном равновесии. Но решил всё‑таки рассказать всё, как есть…
Он приподнялся, упёрся локтем в подушку и слушал очень внимательно. Не отрывая пристального взгляда, жадно проглатывая каждое слово. Даже когда я закончил, он не сменил позы и ждал ещё чего‑то.
– И всё? – пытливо уточнил он.
– Да, вроде всё. А что? Тебе мало, что ли? Я, между прочим, прибор твой спас. Он даже работает. Я проверил.
Лёха откинулся на подушку и, закрыв глаза, шумно выдохнул.
– Да что с тобой, мужик? – возмутился я его молчанием. – Ты можешь сказать, что не так‑то? Ну, попали мы с тобой в какой‑то бабкин‑ёжкин огород, ну, испугались маленько. Всё ж уже позади! Всё нормально! Вон и ногу тебе уже починили… Я тоже слышал эту хренотень, тоже труханул крепко. Но сейчас‑то…
– Нет, Коля, ты не понял! – перебил меня он. – Ты эту хренотень слышал там, а я и сейчас слышу. Вот здесь! – Он ткнул пальцем себе в висок.
Автор публикации
