Притяжение

Иван тянул  из последних сил – уже темнело, а вторая опора до сих пор не была вбита, такими темпами новый настил не будет готов за неделю.  Позади хрипели Леха и Рустам. Женя направляла бревно. Наконец, они до упора вытянули  трос.

-Отпускай, – прокричала Женя, и заостренная опора полетела к земле, вонзившись в нее с громким «чвак».

-Ну как? – Иван в несколько шагов оказался у края, всматриваясь вниз.

-Сойдет! – Женя улыбалась, все-таки  им удалось воткнуть сегодня последний столб, а завтра можно плести еще один пролет настила. Дорога росла, пускай и медленно!

-Тогда отбой. Идем домой, народ, – Иван дружески подтолкнул Женю в сторону леса, еще раз  опустив взгляд, чтобы убедиться, что опора и впрямь вошла до метки, и потихоньку пошел за друзьями.

Расстояние до ближайших веток  сорок два метра, ни больше, ни меньше. Сорок две недели, по метру настила в неделю. Иван отметил это автоматически, хотя каждый раз говорил себе, что не стоит об этом думать. Сорок два метра пройдено, а впереди еще примерно триста. Три – сотни – метров! Три-сотни-недель! Ему не хотелось  думать об этом! Но расчеты сами в тысячный раз выстраивались в  голове. Триста недель, это примерно шесть лет! Если учесть пару морозных месяцев, когда приходится жечь костры, чтоб земля оставалась мягкой, и когда метр делается недели за две с половиной…  Нет, прочь эти мысли! Шесть лет и точка, иначе совсем крыша съедет.

Иван, задумавшись, почти врезался в Рустама. Тот стоял боком к нему, тоскливо глядя в даль сквозь сумерки.

– Ты чего? Что там? – в той стороне, куда смотрел друг, виднелось лишь потемневшее небо и проступали мрачные контуры верхушек деревьев.

-Далеко туда, Ваня, до большого леса, да? – Рустам говорил с легким акцентом. – Километра полтора?

-Ну, да, не близко. Ты чего? – Иван нахмурился, чувствуя, что эти слова неспроста. – Туда не добраться. Вечно можно строить дорогу.

-Вот! – грустная улыбка запрятала тоскливое выражение на лице друга в глубину глаз. – Вечно! Ты правильно сказал, а туда сколько? – Рустам махнул, не глядя, в сторону их стройки.

– Эээ…Ты о чем это? Знаешь же – метров триста.

-А может немного больше. Так? – друг, наконец, посмотрел на Ивана. –  Тоже, считай, вечность. Знаешь, почему мы теперь еле делаем пролет за неделю и отдыха не остается почти?

Слова эти скорее походили на удар, а не на вопрос. Удар ниже пояса. Конечно, Иван знал – чем дальше от леса, тем дальше приходилось таскать столбы. Об этом он тоже старался не думать, но понимал, что сорок метров  удлинили время сборки одного пролета примерно на день.

– Подвинься, – он хотел обойти Рустама, но тот шагнул, преграждая дорогу.

– Ваня, думаешь, что еще сорок метров удлинят работу на день? Нет. Поверь, больше. Таскать почти так же тяжело, как и забивать. Мы будем больше уставать, меньше сил на забивку. А если еще сорок метров? А еще сорок? Это тоже вечность. Если бы человек двадцать, то можно быстрее. Но нас и в начале было всего десять. А теперь шестеро. Мы с Алешей, – Рустам любил называть русские имена ласково, – меняемся. Жене не так тяжело, да и она для тебя, – какая-то боль промелькнула у него в глазах, –  сам знаешь, все что хочешь. Но ты работаешь без смены. На сколько тебя хватит?

-Решил спрыгнуть с работ? – Ивану стоило труда, остаться спокойным. И Рустам тоже! Если он уйдет, то и Леха с ним, а тогда конец!

-Нет, Ваня, пока нет. Но, ты же понимаешь. Десять месяцев! И все сложнее. Пока мы еще будем работать, но я не хочу ссор.  Откажись от этой идеи сам! А? – друг в упор смотрел на Ивана, а тоска, усталость и горечь за дружбу, скапливалась в уголках его глаз у переносицы, грозя хлынуть наружу.

Иван молчал,  Рустам же развернулся и зашагал к лесу, настил сначала пружинил под ногами, а дальше, в начале дороги, стал потрескивать – там ветки уже успели высохнуть. Потом деревья скрыли его.

Сумерки начали зачерняться, и сквозь ветки уже пробивался огонек из «гнезда». Иван не любил так называть их наружное жилище, но название прижилось, да и домом назвать это сплетение стволов и ветвей язык  не поворачивался. Он потихоньку возвращался, проверяя тут и там крепок ли настил, но чем ближе  подходил к деревьям,  тем быстрее ноги несли его вперед,  поневоле.

Из гущи  леска доносились голоса, более громкие и тревожные, чем обычно.  Обычная ссора, что-то сломалось, может быть, кто-то поранился или умер?  А может…? Нет, только не это. Такого не случалось уже больше месяца!  К гнезду он проскочил одним махом, замер, прислушавшись.

И сразу понял, что случился еще один Уход.  Так его называло большинство, но некоторые считали это притяжением, возвратом в привычный мир. Иногда Ивану очень хотелось, чтоб эти нерешительные слабаки, наконец, вернулись уже обратно на землю и сгинули бы там к чертям, а не мутили  воду среди уцелевших, занятых делом.

Говорил один из «притяженцев»:

– То, что он ушел, свидетельствует о силе земного зова! Вы не верите в него,  или боитесь поверить, хотя для нас это давно очевидно. Никому этого не избежать. Люди не могут вечно ютиться и кормиться на деревьях, рано или поздно всем надо будет спуститься вниз! Константин был сильным человеком, и он сопротивлялся зову, как умел. Он даже строил этот бессмысленный настил, который ничего не дает, кроме зряшней надежды .

После этого Иван перестал слушать,  опустился на ветки, вцепившись отчаянно руками в волосы. Только не это! Костик упал! Самый крепкий и сильный человек среди них  и полностью поддерживавший  строительство дороги к парку.  И не только поддерживал,  он работал во второй сменной паре.  Теперь Рустаму и Алексею остался на замену только один Веня. Согласятся ли они работать с одной заменой? Иван, пожалуй, знал ответ на этот вопрос. И ответ этот ему услышать очень не хотелось.

Из гнезда доносился возбужденный разговор, не казавшийся теперь важным. Надо было придумать что-то, кого-то найти на замену Косте.  В голове Иван перебирал вариант за вариантом. Желающие помочь им нашлись бы, но все не устраивали его по той или иной причине. А те, что подходили для их работы,  не спешили помогать. Лучшие и самые крепкие, кроме тех, кто работал на строительстве и охотников, оказались среди притяженцев. Иван негромко выругался, думая об этом. А потом встал и быстро подошел к входу в гнездо.

Внутри расположилось человек двадцать. Молча и сосредоточенно, будто обдумывая сложный вопрос, слушали невысокого круглого человечка.  Равиль, так звали его, все больше углублялся в размышления о своей новехонькой, родившейся примерно год назад, вере.  Когда Иван вошел,  поток слов  прервался на полуслове.

-А, наконец-то, к нам присоединился и ли-и-идер. Я как раз рассказывал, Иван, о бессмысленности сидения на деревьях и в одиноком единственно нам доступном доме. Не пора ли нам всем вместе рискнуть и броситься вниз, к родной земле, кормившей людей многие годы! Хватит уже…

-Да замолчи ты! – резко и зло оборвал его Иван,– надоели вы уже со своими бреднями! Никого ничто не зовет.  Мы просто люди, которым удалось выжить и мы такие не одни, это ясно и дураку,  надо протянуть дорогу до парка, там наверняка много выживших, а вместе мы доберемся до леса и тогда окажемся свободны! А может и кончится когда-нибудь вся эта хрень, и снова сможем спуститься на землю.

Он почти прокричал эти слова, оглядывая всех собравшихся. Люди не смотрели на него и отводили глаза. Только Рустам не прятал взгляд, неодобрительно качая головой.  Иван стоял, сжав кулаки, понимая, что  придется свернуть постройку настила, если только …  Было еще одно средство заставить людей работать. Крайнее средство. И неужели до этого дойдет? Когда все только началось, он и представить себе не мог подобного.

Все случилось немногим больше года назад. Земля перестала держать человека на себе. Так об этом говорило большинство  выживших. Иван помнил отчетливо этот день, вязкий и хмурый, когда появились сообщения в интернете, что  люди куда-то пропадают. Он наслаждался бездельем дома, а жена с дочкой ушли гулять в парк.

Первые сообщения в новостной ленте сначала позабавили Ивана. В них говорилось, что люди бесследно исчезли с улиц. Эти новости приходили из разных стран и городов и, постепенно, стали массовыми. Потом появились подробности о том, что люди пропадают и из домов, с нижних этажей.

Иван  решил выглянуть в окно – на улице не оказалось ни души. Совершенно пусто.  Поначалу это его просто удивило, а потом пришло понимание, что жена и дочь тоже должны быть где-то там. И тогда он испугался. Схватил куртку и бросился вниз, не дожидаясь лифта, – это его спасло.  Пока сбегал вниз,  услышал, как захлопнулась дверь на третьем этаже, в пролете показался человек в серой куртке.  Мужчина быстро начал спускаться,  Иван бежал позади него.  Вдруг, во время спуска на второй этаж человек исчез. Как будто растворился, быстро и бесшумно. Только, казалось, на его месте осталось висеть небольшое серое пятно, в цвет куртки.

Иван моментально остановился, громко выругавшись. Если все куда-то пропадают с улиц , то, что случится с ним, окажись он там? Проклятое рациональное начало взяло  верх над чувствами.  Если он  исчезнет, то жене и дочке помочь  не удастся. И он решил подождать и разобраться в происходящем.

Интернет пока работал, слава богу, исправно.  И Иван расположился со смартфоном на площадке между этажами.

Через двадцать минут  стало ясно –  на высоте пяти-шести метров от земли люди пропадают. Растворяются – раз и нет. Куча сообщений и новостей уже была об этом в сети. И тогда он задумался. Пока без паники и отчаяния, но уже со страхом.

Первые дни ему дались очень не просто. Он ломал голову, как добраться до жены и дочки.  Но решения найти  не мог. Мобильник молчал. На улице никого. Иван видел, как еще несколько человек растворились при попытке выйти из подъезда.

Это выглядело нереально и совсем не пугало – ни криков, ни тела, ни крови.  На четвертый день у него на глазах человек из соседнего подъезда, просто перешагнул через перила балкона. Казалось, он летел, а не падал – молча, спокойно, без дерганий, лицом вниз и раскинув руки, будто  собирался обнять что-то, или погрузиться в какое-то ему лишь понятное блаженство. Не долетев до земли, человек  исчез.

После этого Иван понял, что надо начинать приспосабливаться к жизни  в новом мире. Обошел всех выживших, кто находился в его подъезде, а потом через крышу пробрался в соседние.  Так он  начал становиться лидером их странной общины.

И с тех пор их поселок над землей не оспаривал его первенства.  Последнее слово во многих случаях оставалось за ним. И даже эту фантастическую  идею с дорогой над землей тогда восприняли на ура. Добровольцев никто не стал удерживать, – изменили графики дежурств, добычи еды и воды так, чтобы они могли работать, и никто от этого не страдал и не ужимался.

Но чем дольше шло строительство, тем недовольнее становились люди. И пришлось вернуть одну тройку и одного направляющего бревно на привычные работы, хотя беды происходили из-за падений людей, а вовсе не из-за прокладки пути.  Но тут сказалось влияние притяженцев. Они привлекали на свою сторону все больше членов их общины над землей. И с этим Иван ничего не мог поделать – люди отчаялись и устали.

Поначалу, когда он обошел весь дом и, как смог,  рассказал всем, о происходящем,  удалось объединить  выживших для совместной цели –  налаживания жизни в новом мире. Они смогли соорудить веревочный переход  до ближайших деревьев, благо их дом находился на самом краю города.  Жаль вот только, что деревья эти, некогда бывшие частью огромного лесного массива,  стояли теперь  отдельной рощей. Бульдозеры и экскаваторы отделили ее от леса огромным пустырем для строительства нового серобетонного микрорайона.

Первые месяцы все лихорадочно работали: создавали прочный мост между домом и рощей,  обустраивали переходы между деревьями,  создали в центральном подъезде удобный и комфортный лагерь, куда перенесли всю найденную еду и другие полезные вещи со всего дома. Нашлись умельцы, которые смастерили силки на птиц. Несколько женщин разбили в одной из квартир грядки и стали выращивать овощи. Нашелся даже печник, собравший несколько печек из кирпичей, выломанных в пустых квартирах.  В общем,  поначалу все шло неплохо, и люди держались  делами своими и надеждой.

Но, когда удалось наладить быт, и выживать уже не приходилось, рутинная, монотонная деятельность  стала разрушать настрой и дисциплину в общине. Чем больше проходило времени, тем меньше оставалось надежд на  изменения. Начались первые исчезновения, породившие различные слухи.

А потом случился первый зафиксированный  уход. Иван присутствовал при этом, и прекрасно его помнил.

Ушла, спрыгнула на землю, Инга.

Он  проверял, как обстоят дела у нескольких женщин, собиравших разных личинок, жуков и гусениц в дальней части их рощи над землей – насекомые тоже были белковой пищей, и от них не стоило отказываться.  Как раз во время его прихода Инга и заговорила:

-Вы слышите? Зовет! Слышите? – она стояла, замерев, будто боясь вспугнуть какое-то необычайное наваждение.

-Ты о чем? – Иван тогда здорово растерялся и непонимающе озирался, пытаясь увидеть или услышать, что-нибудь необычное. – Инга, что ты услышала?

– Зовет… – она улыбалась, мечтательно и умиротворенно. – Меня зовет. Я знала. Всегда знала.

После этого, не раздумывая, пошла вперед  и, ни на мгновение не засомневавшись, шагнула за край площадки на дереве.

Иван и женщины, работавшие рядом, ничего толком не успели понять, а посмотрев вниз, туда, куда шагнула Инга, ничего там не увидели – земля, трава, обломки веток. Все произошло так, как Иван и представлял, – девушка просто исчезла.

После  первого ухода в их общине зародилась новая религия. И чем больше пропадало людей, тем сильнее становились «притяженцы». Чаще всего члены общины просто исчезали, но иногда происходили сцены, похожие на ту, что случилась с Ингой.  Перед тем, как шагнуть вниз, люди несли какую-то околесицу, но всегда говорили: – Зовет!

Иван шел сейчас с этого злополучного собрания и размышлял об этом. Он никому не признавался, но его тоже звал голос. Голос жены. Он звал его оттуда, из-за первого кольца деревьев вокруг парка, до которого и было примерно 300-400 метров.  Там, после игровых площадок, аттракционов находился массивный лесной клин, вторгшийся в городские улицы. Облагороженный, вычищенный, с  лавочками и посыпанными мелкими камешками дорожками этот клин все же оставался почти лесом со своими густо росшими, высокими и крепкими деревьями.

Иван был уверен, что жена его там, и так же, как и они, она пытается выживать в компании людей, избежавших гибели. Он верил, что слышал ее голос, далекий, слабый и зовущий его. Эта уверенность и заставила его начать строительство перехода, почти не имеющее шансов на успех, но остановиться Иван уже не мог. Разум говорил ему одно, а чувства и сердце нашептывали по ночам другое.  И эти легкие шепотки были куда сильнее рационального в нем.

А теперь вот исчез Костя. И завтра, Иван не сомневался в этом, прокладка настила остановится. Никто больше не будет ему помогать. Разве только Женя, но вдвоем они ничего не смогут сделать.

И потому оставался только один выход.  Иван заставит общину ему подчиниться, пришло время устраивать диктатуру в их общине над землей!

Он быстрым шагом миновал сплетенные на деревьях дорожки, перебежал через прокинутый к дому мостик, поднялся на последний этаж, через крышу перебрался в соседний подъезд и, наконец, оказался в нужной ему квартире. Там  нашарил под ванной промасленный сверток и достал ПМ, бликовавший стволом и рукояткой, отполированной  частыми прикосновениями бывшего владельца.

Когда-то пистолет отдал ему Рустам:

– Пускай у тебя полежит, да, Ваня? Ты разумный человек, ты будешь стрелять только в крайнем случае! – Рустам во всем тогда поддерживал его, а сейчас даже он усомнился в нужности прокладки пути.

-Что ж, друг, ты  прав. Только в крайнем случае, – его слова недобро отразились от потемневшего кафеля. Утром Иван решил совершить революцию. Демократия и так слишком долго продержалась в их общине, пришла пора диктатуры.

Он проверил обойму – полная. Запасная – тоже. И еще горсть патронов. Он сосчитал – десять штук. Общего количества  хватит, чтоб отправить на тот свет почти всех оставшихся в общине.

Иван засунул пистолет и обойму с патронами в карманы. Проделал обратный путь – квартира, подъезд, крыша, подъезд, мостик, но в гнездо не пошел. На краю рощи у него имелся наблюдательный пункт, когда-то сплетенный им собственноручно. Из него открывался отличный вид на деревья, ограждающие парк. Когда-то именно здесь он первый раз, скорее почувствовал, чем услышал угасающий голос жены. Голос, звавший его.

Иван уже все решил для себя, но ему хотелось получить какой-то знак, подтверждение правильности своего выбора.

В своем убежище он удобно расположился, откинувшись на переплетение веток, лицом к парку. Воспоминания, прохладным ветерком, шелестели в его голове, успокаивая и умиротворяя. Вот перед ним возникла лукавая  улыбка жены в тот последний день. Выходя из квартиры, она поторапливала дочь, и ее последние слова:

-Папа сейчас устал, но мы с тобой долго, долго погуляем, до самого вечера, сходим в гости к тете Кате, а когда вернемся, ты уже захочешь баиньки, а папа отдохнет и наберется сил. И когда ты заснешь, он мне расскажет, как сильно меня любит. И не только расскажет, – тогда-то она  оглянулась в дверях и улыбнулась.

Эта сцена заслоняла в воспоминаниях Ивана все остальное. Он мог думать об этом дни и ночи напролет. То лето выдалось для  семьи полным радости и счастья: их дом, наконец-то, сдали в эксплуатацию, после долгой затяжки,  Ивана повысили, дочь пошла в садик и жена с радостью выскочила на работу, по которой очень соскучилась за время декрета. Их отношения перешли в новую фазу влюбленности.

А потом случился весь этот кошмар, и он остался один. Совсем один среди незнакомых, потерянных людей, окруженных непонятным пустым миром. Может быть, где-то это выглядело совсем иначе, но их дом, единственный построенный и заселенный в новом микрорайоне, находился на отшибе и без случившегося бедствия, а теперь его было впору рисовать на картах мира, как необитаемую и неизведанную землю чудищ.

Возможно, он бы и сдался, понимая бессмысленность строительства, но в самые отчаянные ночи зов жены, слышимый на грани восприятия, подбадривал его, давал силу и надежду.

Вот и сегодня Иван сидел и ждал этой незримой поддержки его планов, но ничего не происходило. Лишь ветер скрипел ветками и шелестел листвой. Никаких звуков – даже из гнезда и из дома.

Странная ночь, тревожная и тихая. Мысль о завтрашнем утре не давала ему покоя. Понятно, что несколько человек его  поддержат – Рустам, Женя. Но остальные? Притяженцы точно будут против. И тогда придется стрелять.

-Что ж, тогда они встретятся с землей раньше, чем планировали. Они ведь этого и добиваются? – Иван пробормотал это тихонько, уже сквозь сон, который навалился на него как-то незаметно.

Сразу после его слов сухо треснула ветка. Совсем рядом. Он вынул пистолет из кармана.

-Ваня, Ваня, это я, не надо ничего ненужного делать, да?

-Уф, слава богу. – Иван облегченно выдохнул. – Рустам, ты так больше не подкрадывайся.

Теперь он различил смутный контур человеческой фигуры и услышал тихий смех. Его друг умел очень осторожно ходить по настилам и по деревьям и частенько так развлекался. Рустам подошел и сел рядом.

– А я ведь догадался, Ваня, что ты за пистолетом пошел. Сразу понял, когда ты ушел с собрания.  – он повернул голову к Ивану, пытаясь, видимо, разглядеть что-то в его лице, но темнота не давала этого сделать.  – Не надо этого делать. Я постараюсь тебе помочь. Все наши, кто строит, поддержат тебя, я с ними уже поговорил. Только не надо стрельбы. Это будет конец, да?  Многие и так уже готовы уйти. Ты ведь тоже что-то слышишь?

Рустам помолчал:

– А я вот слышу. Зовут меня. Оттуда,– он махнул рукой в сторону парка. – И оттуда, он показал вниз.

Иван сидел,  не зная, что ответить. Все уже было решено. Надо больше людей, чтоб проложить дорогу. А значит надо заставить всю общину  помогать ему. Так он и сказал другу.

-Извини, – голос Рустам стал сухим, неприятным. – Если ты начнешь стрелять, я первый выскажусь против и всех наших отговорю. Понимаешь, Ваня?

Иван молчал. Убеждать он уже устал. Хотелось достать пистолет и заставить всех поступить так, как ему нужно. Даже Рустама.

А тот еще посидел рядом, несколько раз тяжело вздохнул, поднялся:

-Что ж, значит, завтра все будут против тебя, Ваня. Извини. Здесь силой не получится, все и так взвинчены. Ничего не выйдет. Прости, – он развернулся и направился вглубь  рощи.

А в голове Ивана лихорадочно скакали мысли. Он не мог допустить, чтобы Рустам завтра выступил против. Надо было его как-то переубедить, но было ясно, что друг все решил для себя и теперь уговоры бесполезны.

Иван достал пистолет. Тихонько снял с предохранителя, но щелчок все равно прозвучал отчетливо в ночи. Уходящий друг на миг замер, но потом  пошел дальше.

– Что ж, прости, но иначе нельзя. Ты сам, Рустам, вынудил меня, – он тихонько шептал себе слова оправдания, целясь в спину, уже начинавшую исчезать среди листвы. И в этот момент кто-то сбоку бросился в сторону Ивана. И он дернулся, инстинктивно нажав на курок. Грохнул выстрел, не такой уж и шумный, как могло представляться.

Какая-то фигура растянулась на настиле. Оба друга бросились к ней. Рустам первым оказался рядом. Приник ухом к груди, одновременно нащупывая пульс на руке.

-Нет, нет. Только не это. Не вздумай. Слышишь, глупая ты девочка. Не смей умирать, – он все пытался нащупать пульс, то на одной, то на другой руке. Потом схватил хрупкую, обмякшую фигурку за плечи и стал трясти, надеясь непонятно на что.

Иван наклонился пониже, хотя уже знал, кого увидит. Да, на настиле лежала Женя. Она не могла позволить Ивану убить Рустама и бросилась между ними, надеясь остановить. Но палец дрогнул, и пуля попала ей прямо в левую часть груди. Где-то там, должно быть, находится сердце.  Этого он не хотел.

Рустам встряхнул безжизненное тело еще несколько раз, а потом обнял, прижав к себе. Так он просидел минут десять.  В это время сплошную пелену туч разорвало, и все вокруг залило светом луны, почти полной в это время.

Иван смотрел на друга, лицо которого было мокрым от слез. На тело Жени, девушки, которая любила его, Ивана, и готова была на все для него, даже на то чтобы не позволить ему убить друга, а потом раскаиваться в этом всю жизнь.  Свитер на ее груди потемнел и уже сочился кровью.  На  неподвижном лице застыли  испуг и удивление, как будто она не могла поверить, что ее любимый человек оказался способен на такое.

Рустам же плакал и смотрел на нее взглядом пустым и отрешенным. Потом  слегка наклонил голову,  словно прислушиваясь.  Посидел так с минуту. После чего подхватил Женю на руки, встал. Лицо его разгладилось, взгляд обрел какую-то осмысленность, в нем читалась решимость. Он проговорил, не поворачиваясь к Ивану:

-Ты знаешь, Ваня. А я ведь любил ее.

-Кого, – не понимая, спросил Иван.

-Ох, ну и дурак ты! Женю. Понимаешь, да? Сначала она просто мне нравилась, но потом я понял, что она от тебя без ума. Я видел, как она смотрит, что делает для тебя, как готова, казалось, на все, чтобы ты не попросил.  Как она работала, как пахала не по-девичьи. Как уговаривала нас. Ты ведь не знал об этом, да? Я отчаянно хотел, чтоб так же она любила меня.  Это же лучшее, чего можно желать  во всем этом, – он обвел взглядом окружающие деревья, ночь, луну. – А ты, дундук, уперся в свою дорогу. Думал, что там найдешь кого-то? А искать надо было здесь. Эх, Ваня.

Он грустно покачал головой, но на губах играла легкая улыбка какого-то просветления, понимания.

-Пойду я, Ваня. Делайте вы все, что хотите, – и, сделав несколько шагов поперек настила, канул вниз в черную пустоту под  деревьями вместе с телом погибшей девушки на руках.

И сразу же стало темно. Тучи залатали прореху в небе и луна исчезла. Иван услышал где-то встревоженные, но тихие голоса. Выстрел услышали в гнезде, но, видать, не стали поднимать панику, дожидаясь утра. А он вернулся на свой пункт наблюдения.

И почти сразу услышал далекий, скорее шепот, чем крик:

– Ты идешь, Ванечка? Мы ждем. Я каждый день говорю дочке, что ты скоро придешь. А тебя все нет. Пожалуйста, поспеши. Ты же сильный, ты сможешь, – голос жены сегодня не успокаивал, не вселял надежду. Казалось, он впервые звучал отчаянно, испуганно. – Пожалуйста, мы устали ждать.  Здесь так все плохо.

-Что? Что плохо? – Иван закричал, впервые ответив на слова жены, не тихими едва слышными словами, а криком в полный голос. – Что у вас там? Что случилось?

– Скорее. Здесь..- последние слова он не расслышал. Они потерялись в шуме налетевшего ветра, и сколько он не вслушивался, больше ничего уловить не смог.  Сегодня все казалось реальным как никогда.

Так значит им что-то угрожает? Что-то может произойти плохое? Но как же тогда быть? Даже если  под дулом пистолета заставить работать всех, хоть  это и невозможно, кто-то ведь должен готовить, находить еду, даже если так – все равно строить придется больше года. Но ведь у них этого года, видимо, нет?  И как же быть теперь?

Мысли его лихорадочно метались в голове, пытаясь изобрести невозможное, когда еще один голос позвал его. Добродушный, дружеский:

– Ваня, а здесь все не так и плохо. Спускайся к нам. Ты не думай ни о чем, да? Просто спустись  и все увидишь сам. И не надо ничего будет строить, все сразу станет хорошо. Как у нас. Да? – казалось, он обращался теперь к кому-то другому и до Ивана долетел тихий мелодичный смех.

Женя? Иван замер. Воздух в груди застыл, дыхание остановилось. Страх окатил его с головы до ног. Женя? Откуда это все? Неужели они все там, внизу, и с ними все в порядке? Но ведь это же невозможно. Или возможно? Он не мог даже представить себе, что сейчас возможно, а что нет.

Снова вышла луна и осветила все пространство перед ним. До парка было рукой подать, если идти по земле. Иван прекрасно видел окружавшие его деревья, видел вдалеке блестевшие от росы лавочки у входа. Надо только спрыгнуть и через пять минут уже можно быть рядом с женой, рядом с дочкой. Ведь они не могут ждать, разве не слышал он этого  несколько минут назад?

Но ведь на земле смерть? А почему, собственно, смерть? Кто это сказал? Кто там был и вернулся, чтоб рассказать? Ведь никто же не знал, что там? А вдруг  там,  наоборот, все хорошо? Вдруг там и впрямь какой-то рай, какая-то лучшая жизнь, как говорят притяженцы? Может просто надо спрыгнуть, дойти до парка и позвать жену и дочь? И все? И никаких настилов, никаких общин, никаких споров и стрельбы!

Голоса продолжали звать его спуститься, уговаривали поверить им, объясняли, что по земле до парка совсем ничего, а там он уже все сделает как надо. Иван сидел и слушал эти уговоры. Они сладостно отзывались внутри него. Дарили тепло, успокоение и надежду.

Опять достал пистолет из кармана. Покачал его перед собой на ладони.  За дальним лесом слегка зарозовело, воздух вокруг стал прозрачнее, выгоняя из себя черноту ночи. Сначала он сбросит пистолет вниз, а потом спрыгнет сам, но не отсюда, ему не хотелось переломать себе ноги. Нет, он не совсем дурак. Сначала спустится на несколько метров, а уж потом соскочит на землю.

Из дома донеслись голоса. Притяженцы приступили к своим утренним службам. Иван оглянулся  в задумчивости. Слова с земли все еще доносились до него, хоть и звучали намного тише.  Он вытянул вперед  обе руки, с пистолетом и без.  Одной рукой  сжимал рукоять ПМ и если  сейчас  он не выпустит его, то заставит  всех строить эту проклятую дорогу.  Вторая рука, вытянутая вперед раскрытой ладонью, тщилась ухватить что-то в воздухе, в той стороне, где был парк. Солнце уже начало греть ее, своими едва проклюнувшимся из-за деревьев лучами.

Иван сидел и думал, не зная, что же выбрать. В обоих вариантах ему виделись лишь боль, страх и неизвестность. Но был еще один вариант. Он щелкнул предохранителем и, повернув пистолет стволом к себе, заглянул ему в дуло. Не самый плохой вариант. При таком исходе его ждал покой.

Он опустил руку с пистолетом и лег на настил. Небо полностью очистилось от туч.  Голубое, глубокое – он давно не рассматривал  эту его глубину. Что ж, пожалуй, он так полежит немного.

Полежит и подумает.