Рамада Инн — самый задрипанный из больших отелей на всем морском побережье Голливудского Бича во Флориде. Он был построен еще до установки кондиционеров. А во Флориде без этого достижения науки и техники только Оцеола вождь Семеногов и мог выжить. Да и то, сочинил, наверное, все это Майн Рид.
Помню я встретил раз девушку на интернете из племени Могикан, которая хотела встретить другого Могиканина, ну на худой конец просто какого-то американского индейца, с серьезными намерениями.
Ко мне отнеслась крайне отрицательно, потому что, по понятным причинам, американским индейцем не являюсь. Однако, я ей объяснил, что серьезных намерений тоже не имею, а мой интерес к ней – чисто литературного и исторического свойства.
— Позвольте, — говорю, — у Фенимора Купера написано, что последний Могиканин исчез более двухсот лет назад. На что девушка очень рассердилась.
— Эта сволочь, Фенимор Купер, все наврал в своей книжонке. Он безответственно отнесся к историческим фактам. Мы Могикане по-прежнему существуем и будем существовать. (Она хотела внести в этот процесс свою лепту.) И бла… бла… бла… все вы бледнолицые одним миром мазаны. Забрали наши земли, загнали нас в резервации, извращаете историческую правду… Вот я и подумал, что Майн Рид тоже наверное … того.
Но вернусь к Рамаде Инн. Все в этом отеле старое. Завтрак невкусный. Каши да сладкие булочки. В общем, если бы не цена 70 долларов в сутки — кто бы останавливался?
Однако, у этого отеля есть неожиданное преимущество перед любыми даже самыми дорогими отелями; единственное, но существенное. На седьмом (самом высоком) этаже обитало привидение. Нам об этом, по секрету, и под честное слово о неразглашении этой дискредитирующей отель тайны, сказал швейцар.
Сказать по правде, не поверил. Уж больно удобным для отеля была эта дезинформация. Помню по нескольку раз в день там проверяли противопожарную готовность, и сигналка в каждой комнате и в коридорах уши раздирала. Но люди говорили друг другу шепотом прикрывая рот левой ладошкой “Привидение балуется”.
Добавлю, что незадолго до этого, я прочитал интересную документальную историю Андре Моруа. Этот литературный деятель получил задание от одной дамы из старинного дворянского рода очистить репутацию её семьи от столетней оскорбительной сплетни.
В молодости, ее прабабушка — девушка впечатлительная, страстно влюбилась в лорда Байрона. В те времена он путешествовал по Франции, и остановился в их родовом замке.
Девушка была невинна — еще не замужем. Несмотря на это обстоятельство, знаменитый сердцеед стал за ней приударять, и по всей провинции, а не то и по всей Франции, поползли слухи о грязной связи, который этот “развратник Байрон” навязал несчастной девушке. Конечно, по словам ее правнучки — никакой связи не было, и ее прабабушка с честью устояла от искушения стать возлюбленной великого поэта. Тем не менее грязная сплетня до сего дня преследовала эту великосветскую семью и приводило в их фамильный замок целые толпы любопытных. Зеваки, рассеянно слушали историю замка. На самом же деле только и хотели, что увидеть портрет ее прабабушки и поухмыляться над фактом ее «мнимого» соблазнения.
На чердаке замка была комната, где в одном из античных секретеров лежала стопка писем — любовная переписка прабабушки с Байроном. И правдолюбивая наследница попросила Моруа расследовать эту историю, и доподлинно установить, что никакой грязной связи не было.
И, действительно, вопреки более чем столетним подозрениям, прочитав все письма, Моруа обнаружил, что никакой грязной связи и не было. Великий поэт пожалел невинность, в чем её будущий муж и удостоверился.
Когда Моруа рассказал эту радостную новость правнучке, та, к его удивлению, сильно разгневалась, и немедленно выгнала его вот, без объяснения причин. Хотя, в общем-то, причина была ясна. Не будь «грязной сплетни», не навещали бы их, ничем другим не примечательный замок, сотни туристов, от чего, доходы старинной семьи значительно бы пострадали.
Но вернемся к Рамаде Инн. Я подозревал, что, подобно старой графине, администрация гостиницы изобрела миф о привидении на седьмом этаже.
Однако моё умозаключение оказалось преждевременным.
***
Надо сказать, что в тот год у нас был семейный слет. Из разных городов прилетели: моя теща, четверо ее детей с мужьями (из которых один – ваш покорный слуга), четырнадцать внуков и внучек, и еще дети от предыдущих браков. И надо же было такому случиться, что на второй день по приезду я простудился (видимо из-за резкого перепада температуры и влажности между комнатой и наружным воздухом) и слег.
Грипп – вещь противная: температура, нос заложен, головная боль, кашель и, простите, сопли. Одно было неплохо – я остался в номере один. Объясню в скобках, что когда вся компания собирается, получается довольно шумно.
И вот компания пошла куда-то развлекаться, а я остался один. Номер был на шестом этаже; здесь был большой холодильник и плита, так что со стороны питания я был защищен. И, пожалуй, мне было не скучно. У кого как, но когда я болен мозг занят. Я чувствовал сильную слабость; то засыпал, то просыпался, то ли вообще было непонятно сплю я или бодрствую.
Под вечер, сильно зазнобило. Не так как другие разы, а как-то по-особому – пронизывающе, до костного мозга. В жар меня в это время тоже бросало, но жар был сверху: в мышцах и эпидермисе, а холод гнездился во внутренних органах и костном мозге. Жуткий холод. Хотя и никакой осязаемой, материальной причины этого холода не было. Сначала, подумал: «ну вот накатит и пройдет». Но нет. Зубы начали стучать. «Что за черт!».
Встал. Пошел в туалет. Посмотрел в зеркало – ничего особенного. Помыл лицо и шею. Опять лег.
По-прежнему жутко. Но острота испуга исчезла. Жуть стала тупой, хронической. Приспособился к ней немного. Стал пытаться понять откуда ей веет. Оказалось вроде бы сверху. Тут подумал, должно быть – это привидение с седьмого этажа. Стало еще жутче – до прожига, до скручивания. Пытался говорить себе, что все это ерунда – бабкины сказки. Но это было как мертвому банки. Вспомнился почему-то старый анекдот о враче, который приходит к своему больному, а ему говорят, что пациент умер.
— Тааак. А он принимал лекарство, которое я ему прописал?
— Принимал.
— А он пропотел?
— Пропотел.
— Ну вот видите!
И никак не мог отвязаться от этой фразы. «А он пропотел?» А сам весь потный.
Сосредоточился на потолке и через какое-то время показалось, что через него вижу. Не глазами – глаза у меня были закрыты – а чем-то еще. Всё здание вижу – этажи, людей в комнатах, какие-то подсобные помещения. Размыто вижу, только контуры. И, при этом, чувствую совершенное безразличие к этим людям, и зданию, и, вообще, ко всему копошению.
В этот момент осознал, что такое ад. Как-то перенесся туда, или, скорее, был перенесен, будто по бесплатной путевке. Нет никаких там сковородок и котлов. Вас не жарят и не парят. Вы подвешены где-то далеко в черном, холодном пространстве и больше ничего. Никогда и ничего, и нет у вас никакого устройства, ни чтобы умереть, ни чтобы уйти в небытие. Только ущербное бытие: без тела, без эмоций, без тепла.
Странно сейчас вспоминать, потому что лежал в постели с закрытыми глазами. Лежал то ли долго, то ли нет. Потом отступило. Я ощутил, что нечто вышло из моего тела и мозга.
И вот, когда посмотрел вверх, то увидел его. Сразу было понятно, что это было именно он или оно – русская грамматика тут не годилась. Это было именно английское «it». Это самое ИТ было тусклым и полупрозрачным. И не в форме человека, а скорее похоже на усеченный эллипсоид с выступами. Хорошо видны были только глазничные впадины: довольно злые, раздраженные и поражали гиперболическим отчаянием. Так мы смотрели друг на друга безглазым, безотрывным взглядом, и я осознал, что ИТ просто делится со мной своей тоской и одиночеством.
Потом я заснул и видел какой-то нелепый, не имеющий оправдания сон, из которого меня вывел приход жены.
Автор публикации
