Анатолий Ефремович, заведующий приемным отделением пятьдесят восьмой городской больницы, откинулся на спинку кресла. Расслабившись сорокалетний высокий шатен, попыхивая новомодным курительным гаджетом, испытывал почти абсолютное счастье и блаженство, откровенно пялясь на Людочку, новую медсестричку, розовощекую блондинку, что, мило надув губки, пристально разглядывала свое яркое отражение в зеркальной дверце шкафа неотложной помощи. Их первое совместное дежурство, выпав на первомай, протекало безмятежно до безобразия. Нехороший прогностический признак, что сулил зыбкостью мнимому спокойствию. Эта мысль промелькнула во мгновение ока, как утренний воробей, скрывшись в глубинах подсознания. Невесомая тучка на долю секунды омрачила лицо завотделением, но тут же исчезла. Ефремыч, не переставая наслаждаться девичьей красотой, искренне завидовал старым порядкам и от зависти даже негромко крякнул: “Дежурная медицинская сестра обязана переспать с дежурным врачом вне зависимости от сопутствующих обстоятельств”. Врач, упершись локтями в белизну лака рабочего стола, внезапно осознал, что его вот уже несколько минут беспокоила неожиданная мысль: «А не Прокофьевна ли она?» Мужчина, конечно, знакомился с её личным делом, быстро пролистав и уделив более внимания прекрасной живой тончайшей плоти, чем сухим бумажным костям скелета досье, отчего отчество, очевидно, позабыл.
Умиротворенная идиллия размеренных внутренних размышлений флегматичного мозга завотделением, норовя совсем унести его на какие-нибудь Азорские острова, мягко окутала врача, словно нежной розовой ватой, но её нарушил охранник Василий, ворвавшись из густых внешних сумерек внутрь:
— Ефремыч, там какие-то левые пассажиры барагозят, — Вася, молодой долговязый парень, поскребывая трёхдневную щетину, казалось, не мог найти такое положение своим рукам, чтоб они, враз распаясавшись дрожью, ненароком не выдали его волнения с головой.
Вдруг за спиной Василия открылась пластиковая входная дверь, скрипнув тихонько, протяжно и мерзко до невозможности.
Выныривая из тьмы в свет, вперед на ватных ногах выступил абсолютно голый мужчина, явно нетрезвый, пошатываясь то ли от выпитого, то ли от слабости, он скривился в наглой ухмылке. Потухший окурок кувырнувшись осквернил стерильный пол. Мутные глаза мужика обвели присутствующих удивлённым взглядом, а ухмылочка медленно сползла с лица и растворилась в резких носогубных складках. Медики дежурной службы приёмника, раскрыв от удивления рты, как зачарованные глядели на нежданного визитера.
— Добрый вечер, милейший — Ефремыч, разглядывая вошедшего, заметил кровоподтёки и гематомы на лице, шее и груди, они, косвенно сигнализируя о травматологическом анамнезе, светились свеженьким пурпуром, будто публичный дом в день получки.
Мужик, рухнув на живот, распластался на глянцевой белоснежной глади напольной плитки, из спины его торчал внушительных размеров кухонный нож, скрывшись в плоти спины на сантиметр-два. Завотделением, сигнализируя Людочке, мол, тащи сумку дежурного врача, пригляделся: из анального отверстия пациента выглядывал красно-рыжий рыбий хвост, подкидывая очередную загадку к уже имеющимся. Ефремыч, неожиданно улыбнувшись, вдруг по неведомой причине вспомнил об однокурснике-патологоанатоме, в одиночку дежурившем в морге: «Неужели его друзья, наловив окуней, вернулись с рыбалки?»