* * *
Июльским вечером Джилли-Фрог, проститутка из пригорода, случайно поставила не на ту карту. Впрочем, записанное в полицейском протоколе, всё выглядело весьма солидно: «Уединившись с вышеупомянутой Джилли Мак-Брайд, Трот Нунан, бродячий торговец библиями, был застигнут полицией штата Мичиган, в лице инспектора Макреди и его напарника Хоббса, в непристойном виде на заднем сиденье серого «додж каравана». Старенький «додж», доверху набитый картонными коробками, был припаркован злосчастным Нунаном к обочине 77-го шоссе, в двух шагах от местечка Нью-Хейвен. Диспозиция задержанных не оставляла никаких сомнений в том, чем Трот и Джилли планировали заняться – а именно, вещами крайне предосудительными. Парочку препроводили в участок, и вместо мягких подушек «доджа» пришлось поодиночке разлечься на длинной деревянной скамье. В камере царил лёгкий храп и тяжёлый запах ванили. Оглядевшись, Джилли обнаружила, что в углу, пренебрегая скамейкой, храпит неизвестный. По виду, обычный бродяга. «Странный тип», – размышляла Джилли, разглядывая спящего незнакомца. Джилли было двадцать семь, и многое в жизни ещё способно было удивить её. Бродяга, со стоном проснувшись, ничуть не удивился их появлению – дёрнул плечом и продолжал дремать, вытянув длинные ноги в изодранных синих джинсах. Джилли поморщилась, а её неудачливый спутник, не скрывая брезгливости, громко хмыкнул. Нунан, плотный и лысоватый коротышка лет сорока пяти, то и дело устремлялся к барьеру, за которым, упёршись локтями в покрытый пятнами от кофе и хлебными крошками стол, располагался сержант Джефф Сандерс, заполнявший протокол задержания. Чуть привстав, Нунан ловил на себе упреждающий взгляд копа и тут же возвращался обратно.
– Привет, друг! Ты вроде не из местных. За что тебя сцапали? – окликнула бродягу нетерпеливая Джилли. Тот вздрогнул и раскрыл глаза – слегка задумчивые, как показалось Джилли, с насмешливым прищуром. Лицо бродяги, словно присыпанное пеплом, слегка оживилось, глаза серовато-карие, с жемчужными крапинками, насмешливо уставились на девицу. Пол-лица, укрытые седой щетиной, задвигались, потрескавшиеся губы зашевелились было в поисках сигары, но разочарованно замерли. Под обвисшими полями тёмной широкополой шляпы, давно утратившей форму и цвет, послышалось гмыканье, ровно в тон Нунану.
– Как за что, моя сладкая? За превышение скорости! – фыркнул бродяга.– Я слишком быстро и диковинно соображаю для этих мест. Час назад мне пришло в голову, что мысли есть не что иное, как проблески ощущений! Отсюда вытекло несколько важных следствий… но после туалета на бензоколонке я их утратил и здорово устал от собственных силлогизмов. Тут вылез чёртов зануда Сандерс и спросил, какого лешего я разлёгся возле табачной лавки. Сожалею, сказал я, но эта сторона улицы лучше затенена. В ответ он отволок меня в кутузку, заявив, что тени там будет навалом. Тени хватает, но где здесь солнце?
– Ха-ха! Да ты в отличной форме, приятель! – выпалил Нунан. – Хочешь обрести переплетённое в кожу Слово Божье? Цена совершенно бросовая! Как тебя звать? Имя есть, бадди? Или только прозвище, как у дворняжки?
– Я не покупаю резаную бумагу, приятель, – отозвался бродяга. – Слова, записанные на всякий случай, бывают бесценны либо бесплатны. Будучи дворняжкой от философии, обожаю раскапывать тёмные грани вещей. Ах, да… леди и джентльмены: Бертольд-Кристобаль Расмуссен, к вашим услугам! Впрочем, чёрта ли вам в звуковой нелепице? Окружение кличет Берти, а собутыльники, набравшись, зовут Заратустрой. Род занятий? Познание мира! На днях я понял, как удружили Европе Перро и братья Гримм. Горожане читали их кошмарные россказни и верили, что власть королей незыблема, а подлинная жизнь возможна лишь в нищете. Что королем или князем нельзя стать без волшебника, но можно родиться! Это не сказки, джентльмены – это выдержки из моего пособия по социальной адаптации! Взять, к примеру, «Кота в сапогах». Идеальный учебник по рейдерскому захвату!
– Перрот? Это что, в Финляндии? Было бы здорово никогда больше не слышать об этом, – разочарованно сказал Нунан.
– Было бы здорово, если бы в Мичигане не болтались дикие комми, торгующие потрепанными молитвенниками, а также блудливые девки… и бродяги с помойки! – откликнулся изнурённый полуденным зноем Сандерс, ворохом бумажных салфеток вытирая пот со лба, подбородка и шеи.
– Полноте, офицер! Мы не личности, мы функции на этом подиуме! – весело сообщил бродяга. – Разнашиваемся в общении, как новые ботинки. Наскучив, меняем одну социальную функцию на другую. Вот в этом и кроется поступь цивилизации!
– Заткнись-ка, Берти! Ты и мечтать-то, небось, забыл о новых ботинках, – фыркнул Сандерс, ничего не поняв в этой странной риторике.
– Зато уж обувь в лавке Коннелли не перестаёт мечтать обо мне, – улыбнулся бродяга. – Малышка Дорис – такая лапочка…
– Какая чушь! Приличным девушкам плевать на оборванцев!
Лицо Сандерса налилось тёмной кровью, напоминая предгрозовое облако. Нунан съёжился, отъехал в угол и даже прикрыл глаза.
– Шёл бы лучше вкалывать, обезьяна! – рявкнул коп, бросая ручку на стол. – Умника строишь? Что может быть разумней полезного члена общества? Тоже мне, опора цивилизации! Какой нам прок от подобных отбросов?
– Не возносите праведных, офицер. Льстить добродетели – один из злейших пороков, – зевнув, бродяга снова прикрыл глаза.
– Чтоб ты сдох, Берти! Сколько писанины из-за того, что ты валяешься и дрыхнешь где попало, – проворчал Сандерс, вновь хватаясь за шариковую ручку, как летописец в припадке творчества. – Где оно, твоё хвалёное достоинство? Взгляни на себя, ты же живой мертвец!
– Неоспоримое достоинство мертвеца в том, что смерти для него не случится, – пробормотал из-под шляпы Берти. – Нет никого на свете достойней и храбрее мертвецов.
– Могу я обратиться с просьбой, сержант? – умоляюще спросил Нунан, устав от непонимания окружающей его действительности.
– Можете! – рявкнул Сандерс. – Но я бы не советовал. Две-три страницы надо заполнить, и я отправлю вас в окружной суд. В соседнем местечке Тоттенхем живёт окружной судья Оптимус Грин, голодный на впечатления и злой от их недостатка. Получите лекцию о распущенности, приговор и квитанцию на уплату штрафа. Платите и проваливайте!
– Не будет ли огласки для репутации? – осторожно поинтересовался Нунан.
Подняв глаза, Сандерс с минуту смотрел на Нунана. Покрутил головой, что-то проворчал сквозь зубы и вновь уткнулся в свою писанину. Бродяга хмыкнул, окинул Нунана быстрым взглядом и снова зажмурился. Джилли отодвинулась на край скамейки, свернув свой бросовый макияж, и брезгливо сказала:
– Ну что ты, пупсик! О нас повсюду шумят… и не только в окрестных газетах.
– Молчи, вертихвостка! – прошипел Нунан, с опаской глянув на Сандерса.
– Задай-ка ей жару, красавчик! – прохрипел бродяга. – А то тут некоторые решили, что торговать собственным телом куда честнее, чем краденой мудростью!
– Тихо вы, недоумки! Живо огребёте по штрафу! – прикрикнул Сандерс.
Воцарилась сонная тишина. Снаружи за окном, забранным частой металлической сеткой, не умолкая, жужжали мухи. Казалось, вечер уже не наступит… ни всё-таки он наступил. Троица, конвоируемая Сандерсом, уселась в красный «плимут»-кабриолет сержанта Хоббса и помчалась в деревушку Тотенхем, лежавшую милях в тридцати от Нью-Хейвена. По краям шоссе стоял мокрый и скучный лес. Облака тянулись у югу серой грядой. Сандерс закурил и с тревогой вспомнил, что на шоссе темнеет почти мгновенно. Размытый ливнями участок дороги, удивлённый встречей с кабриолетом – Сандерсу очень хотелось попасть к судье Грину до темноты! – задрожал, понёсся юзом и обрушился, отчего «плимут» с сержантом и тремя пассажирами на всём ходу вылетел на обочину. Не замедляя движения, машина дважды перевернулась и исчезла в темноте, смяв дорожное ограждение и проредив мелкорослый кустарник. Прошло минут десять. Кряхтя и откашливаясь, Сандерс выбрался из перевёрнутого автомобиля и поднялся на ноги. Скрипнул зубами от боли и тут же заметил воровато озиравшегося Нунана. Прочие пассажиры на свет ещё не показывались.
– Стоять! – рявкнул Сандерс и принялся карабкаться вверх по откосу. – Где остальные?
– Не знаю, офицер. Возможно, они сбежали! – отозвался Нунан и поспешил, скользя и обрываясь, следом за Сандерсом. Видимых повреждений у торговца не наблюдалось – разве что левый глаз чуточку дёргался.
– Вы там, внизу, их видели, Берти и Джилли? – задыхаясь, спросил Сандерс.
– Да! Да! Я, кажется, их видел… бегущими врассыпную! – откликнулся Нунан.
«Наверняка враньё! – решил Сандерс. – В этакой полутьме с фонарём, и то ни черта не сыщешь».
Сержант поискал на поясе фонарик: отсутствует. Похлопал по карманам в поисках телефона – тоже безрезультатно. Безнадёжно махнув рукой, Сандерс сказал:
– Вот что, задержанный. Рация осталась в машине. Я возвращусь в Нью-Хейвен за помощью. Сидите тут и не рыпайтесь, иначе придётся объявлять вас в розыск. Если что, Нунан, я отыщу вас и у мамочки под кроватью! Пару шнурков в Мичигане не продадите.
Нунан испуганно кивнул и принялся очищать одежду от грязи. Сандерс повернулся, снова охнул от боли – похоже, повезло-таки сломать пару ребер! – и зашагал, прихрамывая, по дороге в Нью-Хейвен. А что же остальные герои? Измученная, вся в синяках и кровоподтёках, Джилли, сколько ни билась, так и не смогла подтащить Берти хотя бы к краю каменистой осыпи. На слабый зов о помощи темные своды леса стены ответили настолько причудливым эхом, что кричать Джилли сразу же расхотелось. Опустившись на камни, Джилли уткнулась подбородком в колени, сказала «ой, всё!» и с облегчением зарыдала.
– Не плачь, моя сладкая! – прохрипел, очнувшись, бродяга, мыча и задыхаясь от боли во всём теле. – Оставь меня здесь… ползи за помощью. Во всех бедах женщин, начиная с грехопадения, виноваты мужчины: какого чёрта Адам кого-то разыскивал? Вторую Еву? Он и с первой-то… За помощь добрый совет. Возвращайся, куда тебе вздумается, но только не домой – например, в Чикаго! Родишь там сына… о-ох. Назовёшь Сидом-Завоевателем, и он не позволит тебе подсаживаться в машины к заезжим торговцам. Не понимаешь? Со смертью ничего не кончено, Джилли! Не пачкай жизнь, и она будет двигаться бесконечно, как магнитофонная лента. Будущее не отвечает любым заботам о нём, кх-ха-хх… а прошлое можно ущучить, лишь повернувшись к нему спиной. Опять не понимаешь? Это ничего. Не стремись к тому, что народ называет мудростью. Никчёмное достояние. Житейская мудрость нужна для того, чтобы примириться с отсутствием разума.
– Какого чёрта ты мелешь, Берти? – спросила Джилли, с трудом сдержав ярость.
Но бродяга уже затих, закинув голову назад, словно пытаясь увидеть что-то, подступившее сзади, из темноты. Джилли схватила его за руку и почувствовала, что кисть уже мертва. Давно мертва. Сына родишь, как же, подумала Джилли и ощутила, как эта мысль запустила в неё тугие невидимые коготки. Она наклонилась к Берти, припала ухом к его груди. Затем выпрямилась, всматриваясь в умирающего бродягу, словно запоминая его. Холодный свет звёзд падал Берти прямо в лицо. На шоссе раздался шум мотора, затем приветственный крик Нунана. Блеснули переливы полицейской мигалки, и еле видимая машина остановилась. От неё отделились три тёмных фигуры и принялись спускаться вниз по откосу.
Автор публикации
