Ни человек, ни животное — не заслуживают страданий и невыносимой боли …
_______________
Поздним вечером налетели тучки, и сразу совсем стемнело. Потихоньку стал накрапывать дождик. Заметно похолодало. Два деревенских старика, наконец, поднялись с завалинки крайнего на селе домишки.
— Пойду я домой Егорыч! Надысь, я как-то под дождь попал. Три дня потом спину ломило. Тебе тока на крыльцо взойтить , а мне ишо чуть не тридцать саженей до дому пыхтеть.
— А что принимал от спины, Илья? А то у меня нонче тоже побаливает. Пойду завтра к Авдотье. Мабудь, травки какой выпишет?
— Ага, бывать делов! Это ведь она меня вылечила … Что б ей …
— И как все было? Расскажь?
— Как, как? Вот так … Присоветвала снять штаны и на муравьину кучу присестьса.
— И как долго сидеть-то надо? Говори, не тяни!
— Пальцы, говорит, загибай и считай до двухсот.
— И что, вытерпел?
— Ага только до ста, а потом так зажгло, будто зад в кипяток опустил. Не помню, как до реки добежал. Прям в одёже заплыл. Потом обратно за штанами чуть не ползком к той куче несся. Ладно не видал никто!
— Но, ведь помогло же?
— Помогло, помогло … Только я больше таку пытку не выдюжу!
________
В это время из-за поворота послышался знакомый голос. Немного приглушенный, но приятный и какой-то даже уж слишком грустный, почти тоскливый.
— Разлука, ты, разлука.
Чужая сторона.
Никто нас не разлучит
Лишь мать сыра-земля …
— Илья это ж наш Гаврилыч заливается!
— Ну да! Уж скоро восьмой десяток свой пропьет, а голос, как тогда, когда в церковном хоре запевал.
— Да! Не берет его самогон!
— Бог его не берет, да и черту алкаш не нужен!
Два старика чуть помедлили, пока третий не поравнялся с ними и окликнули его. И только тут заметили, как из глаз этого Гаврилыча непрерывно сочились два ручейка.
— Гаврилыч! Чо эт с тобой?
— Ты куда на ночь глядя к реке пылишь? Никак искупнуться решил?
Гаврилыч повернулся и пошел к ним навстречу.
— А мне все равно куды! Хучь бы и к вам!
При этом Гаврилыч приподнял из широких карманов своего исторического галифе горлышки двух бутылок водки.
— И-эх! Я ведь сегодня друга проводил в последний путь … Вот как!
— Так ведь не хоронили никого, ни седни, ни надысь?
— Ладно, так и быть расскажу, Неси стаканы Егорыч. Ну и занюхать чой-нибудь уж захвати?
— Похоже рассказ твой, Гаврилыч, не сильно короткий будет. Айда в избу. Места у меня всем хватит …
_______
Расположившись за столом и с аппетитом поглядывая на не хитрую хозяйскую закуску одинокого старого вдовца – квашеную капусту и соленые огурцы, мужики приступили к вечерней трапезе. Начали, как и полагается со звона почти до краев полных граненых стопок.
________
И Гаврилыч повел свой рассказ:
— А случилось, други, это десять ден назад, как тока я проводил в город домой к сестре своего племянника студента Кольку, охламона и бездельника, что отдыхал у меня в деревне на каникулах по просьбе сестры. Провожая его, здорово пьяного, на автобус домой, я тогда еще не знал, что оне с двумя нашими деревенскими дурнями вчерась вечером отчудили.
Узнал я об этом лишь через два дня. А в то утро, чуть позже, соседка Глаша прибежала ко мне с необычной просьбой.
— Гаврилыч! Я вчера в магазине видела, как твой племяш литр водки для тебя брал. Это он там в магазине двум своим приятелям объяснял, что вроде, как рассчитаться хочет за свой месячный постой у тебя. Так я к тебе с просьбой – одолжи мне водки со стакан? Я или вечером, или завтра с утра верну тебе! Не мог же ты за вечер целых две бутылки одолеть?
А я ей говорю:
— Ты чего это Глафира Матвевна, по вечерам стала на грудь принимать? Ла еще одна? Так пришла бы ко мне! Вдвоем-то оно сподручнее было б?
— Да не мне, это, дурень старый. Ты ж знаешь, что я капли в рот ни в жисть не возьму.
— Знаю, знаю! А для кого тогда? Неужли, ухажера какого завела на старости лет?
— Это …, это для … козла моего…
— Для твоего бандита Ромки?
— Ну почему же сразу бандита? Козел, как козел, вполне нормальный, пуховый между прочим!
— Потому что ён кажный год под осень собирает всех коз, что без должного присмотру по деревне бродят, в банду овощных террористов. И не дай бог хоть маленький проход в заборе, кто оставит – банда тут же совершает опустошительный стремительный налет. Потом от капустной грядки остаются лишь колья черенков. А банда уже на другом краю села свирепствует!
— Гаврилыч, перестань, Ромка, он ведь не со зла за капустой охотится.
— Охотится не со зла, а зло вершит!
_______
В общем отлил я ей в тот вечер в пустой шкалик стакан водки. А на другой день Глаша утром опять идет?
— Гаврилыч, я ведь что подумала. Увидят в магазине, что я водку часто беру, разговоры пойдут про меня. Ты уж помоги мне. Купи один шкалик себе, а один Ромке моему. Возьми деньги. Тебе оно сподручнее. И внимание никто не обратит.
Выручил я тогда Глашу. А на следующий день и говорю ей:
— А ты как его угощаешь?
— А я соску на горлышко шкалику одеваю и ему в рот сую. Пьет окаянный, даже причмокивает.
А я говорю ей:
— Пьет, а потом со своей шайкой еще больше свирепствует?
— Нет-нет, наоборот. Не отходит никуда от двора. Травку пощиплет недалеко, потом ляжет-полежит. Тихий такой стал, как ручной …
— Слушай! Раз такое дело, давай я сам его угощать буду. И тебе спокойнее и мне веселее. Все равно он, как опохмелится, к тебе во двор прибежит.
Согласилась в тот день Глаша со мной и уж заодно поведала мне, кто первый раз напоил Ромку. А ей об этом рассказала в магазине мать одного из наших деревенских дружков моего Кольки. Говорит в тот вечер перед отъездом племяша они на троих выпили недалеко от Глашиного дома и увидели этого Ромку во главе целой стаи коз и козлов поменьше ростом.
— Гляди, — говорит этот дружок моему Кольке, — этот здоровый козел, по кличке Ромка, самый главный у них в стае.
— Вожак! — подхватил другой. — Они у нас как бандиты, налеты совершают на плохо огороженные грядки. Все подметают — и капусту, и морковку, и даже свеклу.
— Значит этот Ромка у них главный бандит?
— Точно, точно! Он и есть главный.
— А если мы его отучим бегать по чужим огородам, может и остальные без него никуда не рыпнутся?
— Без Ромки, верняк, не посмеют.
— А давайте его напоим, угостим водочкой. Даю гарантию, что завтра у него точно отходняк будет. Хоть один выходной для огородов будет! Да, только как его изловить? Они ведь, как дикие, в руки не даются.
— А Ромка нам дается. Мы его с Андрюхой приручили. Раньше он бывала на нас кидался, норовя боднуть. Рога-то у него чуть не по полметра. Так мы его стали хлебом задабривать. Он сначала не хотел брать, а потом один раз попробовал и привык. Стал хавать прямо с рук. Хочешь, щас позовем?
— Зовите, а после подержать его сможете? А я ему рот разожму и прямо в глотку налью!
В общем заманили они этого Ромку. А Колька мой целый стакан водки ему прямо в пасть залил. На следующий день Козел ни свет, ни заря разбудил Глашу утром. У этого чертова Ромки и на трезвую-то голову блеяние было необычно громкое, а это прямо, говорит, как в трубу. Ажно уши заложило. Она к козлу — давай его успокаивать, и так, и эдак уговаривать. А он беспрерывно завел свое «ме-е-е» и не умолкает. Не сразу она, но потом по запаху догадалась, что козла кто-то вечером водкой напоил и теперь ему «доза» для опохмелки требуется. Сказать- то он об этом не может. Вот она и прибежала ко мне в тот день.
_______
С того времени стали мы с Ромкой у меня во дворе на пару пьянствовать. Козел «примет на грудь» через соску грамм 100-150 и бежит домой. Вы ж знаете, я раньше в хоре пел. И во время угощения Ромки по привычке напевал себе разные песни. А на четвертый день случайно затянул Разлуку. Вижу, мой Ромка домой не бежит, голову приподнял и так потихонечку нежно завел свое «Ме-е-е». Я и подумал — подпевает мне что ли? На другой день все опять повторилось. Тут я обнял его и прямо в ухо говорю:
— Так ты мой друг сердешный, как и я артист-певец непризнанный! Братка ты мой, родной! — шепчу ему в ухо, так ласково. А он мне тоже ласково отвечает:
— «… и мне-е-е, и мне-е-е тоже твоя песня нравится» ….
В общем за десять дней мы с Ромкой и спились, и спелись. Но вот вчера Глаша решила положить этому конец. Пришла и говорит?
— Отбил ты у меня козла моего. Он ко мне теперь совсем не ходит. Да и мне уже не по карману ваши с ним пьянки. На свои деньги поить ты его не сможешь, так ведь?
— Точно так! — говорю ей.
И мне он теперь, алкаш — по боку! Давай-ка, — говорит, — Гаврилыч, завтрева угости его в последний раз водочкой, а потом … топориком! Хватит мне страдать, да и ему тоже. Животных от наркомании пока еще никто не лечил. Мясо можешь забрать себе. А шкуру мне отдашь. За работу я тебе литр водки поставлю! Договорились?
Вот так все сегодня и свершилось. Угостил я седня после обеда в последний раз Ромку, обнял его за голову и спел напоследок Разлуку. Топорик уже в руках держал. А он все не убегал, подпевал мне до конца …
________
Слезы снова полились из глаз у Гаврилыча.
— Не могу я больше пить, ребята! Стоит Ромка перед глазами и все! Пойду домой …
_________
Дождь на улице совсем разыгрался. Осень вступала в свои права. Ветерок стих совсем и стало чуть теплее. Илья с Егорычем вышли проводить Гаврилыча. Бывший певчий церковного хора сгорбленной походкой потихоньку исчезал за ночной пеленой дождя.
— Надо б было зонт ему дать, Илья!
— Нет у меня зонта, Егорыч! Да и не нужен он ему. У него песня есть. С ней сегодня ему и дождь ни по чем.
_________
И словно в доказательство сказанному тишину ночи и легкий шелест листвы от дождя разрушили звуки песни:
— Зачем же нам прощаться
Навеки милый мой?
Не лучше ль обвенчаться
И жить одной судьбой …
___________________