Приступ всегда предупреждал о своем приходе. У меня было тридцать секунд накатывающей свинцовой тяжести в груди, подступающего удушья, покалывания в затылке и усиливающегося головокружения. Тридцать секунд, чтобы сбросить рюкзак, забиться в кусты и уткнуться в скатку лицом.
Птицы недовольно вереща взлетели с качнувшихся ветвей, осыпая меня мусором. Как бы не старался вжиматься в грубую ткань, надрывный кашель прорвался наружу, сообщая всем, где я нахожусь. Перед глазами потемнело, а ткань скатки с подсохшими бурыми пятнами вновь покраснела. Знакомо пахнуло медью и разложением.
Обычно, это продолжалось не больше десятка секунд, но не в этот раз. Меня выворачивало и корёжило, а тело будто пыталось извергнуть из себя пылающий внутри огонь. В ушах отстучали тягучие десять ударов. Но стало только хуже. Организм устал бороться. И я тоже.
Скрюченные спазмом пальцы потянулись к «Ксюхе» с последним оставшимся, а вернее, оставленным, патроном.
Волны боли пульсацией прокатились, впиваясь раскаленными гвоздями в мозг. Сердце пропустило удар, еще один, добавляя свою ни с чем не сравнимую ноту в адскую симфонию. Я испугался, что не успею. Что буду лежать беспомощным, когда придут собаки. Сначала мне отгрызут ступни. Затем кисти. Обрубок они утащат в нору – кормить щенят живым мясом.
Перекатившись набок, попытался проглотить уплотнившийся воздух, но лишь снова закашлялся, орошая всё вокруг кровавыми брызгами. Вот сейчас можно. Сейчас не стыдно. Мокрое, манящее избавлением железо легло в руку, а срез ствола болезненно упёрся под нижнюю челюсть. «Сейчас будет не больно». Щёлк. Щёлк. Паника затопила сознание в желании безумно жать на спуск, но ум подсказал – предохранитель!
Палец сбросил планку.
Внезапно, боль ослабла, а через несколько ударов сердца, совсем отступила, оставляя лишь жжение в ободранном горле и опустошение. Мокрый холодный воздух наконец проник в легкие. Сразу захотелось жить. Палец на спуске замер в нерешительности, прожав его лишь наполовину.
В ноздри ударил мерзкий запах мокрой псины, а на меня сверху навалилось тяжёлое тело, рвущее когтями ткань куртки и штанов. Зубы клацнули у самого носа. Мозг еще приходил в себя, но тренированное тело уже всё сделало само. Согнутая в локте рука отжала вверх голову хищника. Колено уперлось в брюхо, резко толкая рычащий и царапающийся сгусток мышц. Ствол задрался в небо – туда, откуда капала слюна из оскаленной пасти.
«НЕЕТ!» – кричал беззвучно мозг, пока палец выжимал спуск.
Отдача вырвала автомат из руки, и он болезненно ударил меня по лицу. Тело сверху тут же обмякло и резко потеряло половину веса. Я тут же сбросил с себя огромную собаку, пружинисто вскочил на ноги и закрутился на месте с ножом в руке осматриваясь. Но пёс был один. Именно пёс – волков давно уже в местных лесах не осталось, вытесненных умными одичавшими бывшими друзьями людей. Исхудавший, когда-то громадный кобель с лишаями на свалявшейся шерсти. Противоестественная помесь овчарки с мастиффом. В пасти не хватало клыка. Один глаз затянут бельмом. Понятно – изгой-одиночка. Такой же, как я. Так же как я, бессмысленно цеплявшийся за жизнь. Ну, по крайней мере, ему повезло погибнуть в бою – хорошая смерть. Я б от такой не отказался.
Тщательно сплюнул тягучую бордовую слюну, прополоскал рот и умылся из лужицы с чистой ледяной водой. Освежившись и окончательно придя в себя, наскоро обработал одежду, растерев траву в руках и замазав этой кашицей все следы крови на одежде и вещах – хоть немного отобьёт запах крови. Срезал несколько кусков мяса, сыпанул перца с солью, завернул в пакет и сунул в рюкзак. Потом, как мог быстрее, пошёл прочь от этого проклятого места, где я лишился шанса на быструю безболезненную смерть.
День разгорался. Солнце ощутимо припекало через совсем еще голые, едва подёрнутые пухом свежих листочков, кроны. Обильный пот раздражал свежие раны от когтей пса на ногах, где он смог продрать ткань джинсов. Да и ноги передвигались всё медленнее. В траве на дне оврага, куда я спустился, проглядывали бетонные шпалы – почти пришел.
Вскоре, я вышел на пятачок асфальтовой дороги и, внимательно осмотревшись, шмыгнул к практически незаметной в густой поросли ивняка сторожке рядом с остатками шлагбаума. Сторожка только на первый взгляд была разрушенной, с провалившейся внутрь крышей, на которой качались пара молодых березок. С обратной стороны был замаскированный лаз внутрь просторного тёплого подвала. Отперев ключом тяжелый навесной замок на железных створках, я пробрался внутрь и закрыл их за собой на толстый засов.
Мясо аппетитно скворчало на сковороде. Пахло дымом – труба, выведенная в кусты за сторожкой, прохудилась, а новую найти было всё не досуг. Я машинально, по давней привычке, чистил ставшим бесполезным автомат и думал. Ничего не болело – даже вечно ноющее колено. И от этого было еще страшнее ждать нового приступа. Опять нестерпимая боль и беспомощность. Сегодня повезло. Но Смерть опять посмотрела прямо мне в лицо. Нет, её я не боялся – мы давно с ней играли в эту своеобразную игру, ещё с тех пор, когда я впервые кашлянул, сплюнул и с удивлением увидел кровь в плевке. Но я боялся умирать долго и мучительно.
Я вообще был трусом. Струсил сразу уйти за Своими, найдя тысячу причин остаться жить. А потом… Много раз, стоя на крыше сторожки, я примеривался к торчащим внизу прутьям арматуры. Нужно только прыгнуть – остальное сделает гравитация. А вдруг выживу? И буду корчиться на штырях, не в силах слезть с них? И я, стыдливо морщась, слезал обратно на землю.
Когда пришла Болезнь, я принял её, как должную кару за грехи. Надеялся, что она убьёт меня быстро. Но развивалась хворь медленно, не убивая – лишь причиняя мучения.
Простое недомогание развилось в что-то страшное и непонятное, против которого были бессильны найденные антибиотики, спазмолитики, анальгетики и все остальные найденные лекарства. Помогали обезболивающие, но они давно кончились.
После очередного приступа, открывшего для меня новые грани боли, я вновь оказался на крыше – ржавые прутья арматуры всё также терпеливо ждали.
«Потерплю – а если что, у меня есть один патрон» – говорил я себе, вновь слезая вниз.
Так же я себе говорил стоя на самом краю утеса, с которого открывался прекрасный вид на реку и бескрайние багряно-рыжие леса где-то бесконечно внизу. Прыгнув с этой скалы точно не выжить, особенно если разбежаться. Или не точно? И опять я выщёлкивал единственный зеленый цилиндрик калибра пять сорок пять, проверял, что капсюль цел и заряжал патрон обратно.
И вот его нет.
Несколько часов я потратил мучительно размышляя, где достать патронов. В Посёлок на рынок меня не пустят – накуролесил знатно в своё время. Убить не убьют, но изобьют и ограбят. Все ближайшие военные части, включая секретные, давно разграблены.
Раздумья прервала накатывающая тяжесть в глазах и нарастающий гул в ушах. Замутило – съетое мясо стало проситься наружу, а сердце болезненно заныло – скоро будет новый приступ. Я посмотрел на часы – всего шесть часов с прошлого.
Я лег и постарался заснуть, пытаясь обмануть неизбежное. И мне это внезапно удалось.
Снился мне патрон. Он плавал в дымном сумраке. Совсем близко. Я протянул руку, чтобы схватить его, но он ускользнул. Я кинулся за ним, с отчаяньем протягивая пальцы. Чтобы вновь ухватить лишь туман. Раз за разом. Дыхание сбилось, в груди что-то заклокотало. Становилось всё труднее поднимать руку в попытке ухватиться за шанс на легкую смерть. Туман сгущался, багровел и все сильнее пах медью и гнилью, а сквозь туман прорвался отдаленный кашель и проявились узоры ковров, которыми были увешаны стены. Понимая, что это значит, я рванулся и всё-таки схватил патрон. Вот он – такой знакомый и родной. Но… Это не мой патрон! Почему верхушка пули окрашена в зеленый цвет? У меня был обычный! Я отшатнулся, разжимая кулак, но патрон и не думал убегать – он развернулся ко мне, полыхнул сгорающим порохом и впился в грудь, прожигая во мне все расширяющуюся каждую секунду дыру. Я заорал от ужаса, не в силах ничего сделать с пожирающим меня изнутри ярким магниевым негасимым пламенем.
И вывалился из сна.
Во рту скопилась горькая кровь. В ушах ещё гудело, а горло и грудь пылали огнём, но я не кашлял и сохранял ясность рассудка – проспал приступ?
Я расхохотался. Проспал! Как же это я? Нужно было будильник поставить!
Мне это показалось безумно смешным. И я смеялся, пока из глаз не полились слёзы. Смех перешел в рыдания. Я плакал навзрыд, уткнувшись лбом в бетонный пол.
Придя в себя, долго сидел и бездумно смотрел в никуда. Перед глазами стоял патрон с зеленым носиком. Он уже не казался чужим – где-то его однозначно видел. И тут я вспомнил где.
***
(Около тридцати лет назад)
Цветок, мой давний приятель, часто заходивший ко мне потрепаться об играх и компьютерном железе да скачать себе с моих винтов чего-нибудь свежего, куда-то резко пропал. И также резко объявился через три месяца, загорелый и обветренный.
Пока мегабайты фильмов перетекали на сиди болванки, он объяснил, что был на сборах, что там было круто, но рассказывать ему лень, но типа вот – сувенир.
На столе появилась голубая коробочка от «Тик-така» в которой была натолкана вата и лежало что-то продолговатое.
– И что это? – я заинтересовано покрутил коробочку в руках.
– На стрельбище патроны разгружали – один ящик уронили. Собрать смогли не все, – ухмыльнулся он, взял коробочку и достал зеленый патрон. – Пять сорок пять. Трассирующий – видишь – носик зеленый.
– А что за красная полоска? – я ткнул в узкую неровную блестящую полоску краски около гильзы.
– Герметик. Еще фиолетовый бывает и черный – у бронебойных. На.
Я покрутил патрон в руках. Он был приятно тяжелый, гладкий и выглядел крайне гармонично и красиво, как и практически всё, что придумано человеком для убийства себе подобных.
– Боевой, – прокомментировал Цветок, – надеюсь, не нужно объяснять, что нагревать и бить по капсюлю нельзя?
Уверил его, что не нужно.
Патрон надолго поселился на столе. Только после женитьбы, он вернулся в коробочку и попал в пакет с разными артефактами, вроде мыла из турецкого отеля, сувениров и монеток. Пакет был засунут в шкаф, периодически пополнялся и ревностно охранялся от выбрасывания.
Шкаф был в квартире. Квартира – в спальном районе на окраине. Спальный район – в Городе.
***
Интересно, а дом уцелел? Вроде, должен был – ракета упала значительно севернее – почти в исторический центр. А это километров семь плотной высотной застройки, тормозящей ударную волну… Значит, шансы есть. А благодаря запредельной радиации, вероятность, что там побывали мародеры, стремилась к нулю. Да и просто вдруг резко захотелось домой.
***
Асфальт дороги ещё сопротивлялся наступающему лесу. И я не отказал себе в удовольствии пройтись там, где часто раньше гулял. Опасности не ощущалось – даже ни одной птицы за полчаса не заметил. Ещё бы – за спиной, совсем недалеко, зелено-голубым светом освещал вечернее небо огромный кратер километровой глубины с оплавленными до состояния стекла стенками – последствия попадания боеголовки, превратившей полутора миллионный город в братскую могилу. За минувшие десятилетия практически ничего не изменилось, даже столб призрачного света, видимый на многие километры, все так же служил ориентиром ночью вместо полярной звезды у обитателей окрестностей.
Я приближался к месту моего назначения. Затылок и спину кололо сотнями иголочек и было полное впечатление, что сижу у жарко горящего костра. Интересно, я уже получил лучевую болезнь? Я усмехнулся – моя смерть ждёт в голубой коробочке в доме, скрытого от ударной волны двумя кварталами вполне целых на вид зданий, высящихся впереди.
Я глянул на часы – у меня было еще где-то минут пятьдесят до приступа. Уж пройти полтора километра, подняться по лестнице на пятнадцатый этаж и в шкафу, на второй полке, найти в пакете заветную коробочку, зарядить патрон и… Успею. Но всё же шаг ускорил.
***
Я скрежетал зубами от досады убегая в полутьму подземного паркинга. Почти же добрался! Даже увидел свой дом, целый, с поблескивающими стеклами окнами и тонкими змейками трещин на фасаде, когда отовсюду полезли непонятные твари. В свете почти севшего солнца я сперва решил, что это огромные пауки. Страх парализовал меня. Они оплетут тело, впрыснут яд, и я буду медленно мучительно разлагаться, чтобы потом быть выпитым подобно мухе. Пауки окружали, появляясь отовсюду. Паника мгновенно вытеснила на задворки сознания здравый смысл и заставила с быстротой, на которую, как мне казалось, был уже не способен, рвануть к свободному от тварей темнеющему спуску в подземелье.
Уже убегая все дальше среди стоящих машин по подземному паркингу, вдруг осознал, что этот путь «спасения» неслучайно оказался свободным. В бледном свечении мха, обильно покрывавшего колонны и потолок, среди машин, у стен и за оградами я видел «пауков», которые оказались искривленными маленькими человечками с практически чёрной кожей и неестественно длинными тонкими руками и ногами. Ходить прямо им, видимо, было тяжело, и передвигались они на всех четырех конечностях. Я перешел с бега на шаг – раз не нападают, значит можно перевести дух. За очередным поворотом открылась площадка, расчищенная от машин и ограждений. Там уже гудела толпа уродцев, образуя подобие круглой арены. Метнувшиеся из темноты руки сорвали с меня рюкзак, автомат, вытащили нож и толкнули вперёд.
В круг тут же впрыгнул худощавый уродец. Он откровенно боялся меня, но храбрился, ухая и оглядываясь на зрителей. Решили поиграть с мышкой? Ну, давайте поиграем.
Он решился и бесхитростно прыгнул, целясь в горло. Я легко увернулся от его прыжка, протянул руку и сцапал цыплячью шею, тут же её свернув. Легко. Труп выкинул в толпу, где тут же, судя по звукам, его начали пожирать.
Я содрогнулся. А на арену, тем временем, вышел следующий поединщик. А потом следующий и следующий. Эти существа были очень слабыми, кости у них были хрупкими, и даже простой удар ломал их. Но они были быстры. И нескончаемы. А я вот начал уставать. В руках уродцев вскоре стали появляться заточенные куски железа – уровень сложности повысился.
Все трупы тут же пожирались – меня ждет эта же участь. Как только они наиграются. Последнего уродца я смог одолеть с большим трудом и едва стоял на ногах, чувствуя, как из многочисленных ран утекают по капле силы.
На арену вышел самый крупный из уродцев, почти достающий мне до груди, одетый в куски обивки сидений, перевязанных разноцветными проводами. С моим ножом в руках. Босс локации. Толпа восторженно заухала.
«Наигрались». Оставалось надеяться, что убьёт он меня быстро. Затошнило, в ушах загудело, закололо затылок. Приступ? Нет! Хочу умереть в бою!
Я стал торопить будущего убийцу:
– Эй ты! Быстр…
Но закашлялся, согнувшись пополам. Уже кинувшийся на меня уродец, остановился, увидев на своей груди капли крови. И даже отошел, когда я в приступе накатившего приступа упал на колени, заходясь в кровавом кашле. Перед глазами поплыли огненные круги. Внутри разгорелось пламя, которое всполохами вырывалось через обожжённое горло. Я не мог дышать, я не мог думать, я не мог ничего, превратившись в один голый нерв, который был способен лишь на одно – чувствовать боль.
Лишь спустя миллион ударов сердца, пришло спасительное забытьё.
***
Очнулся от холода. Тело окоченело. С трудом оторвал голову от пола, оставляя на нём целый кусок кожи и лужу засохшей крови.
Меня не тронули. Даже рюкзак с автоматом и ножом положили рядом. Я огляделся и увидел только двух уродцев, прячущихся за машиной. Встал. Они тоже. Рассмотрев их, не удержался и рассмеялся. Маски! У них на лицах были медицинские маски! Ну что ж, я и правда, наверное, болел чем-то заразным. Всё ещё улыбаясь, подхватил вещи и пошел вперед, где виднелся свет в демонстративно распахнутом выходе наружу.
Наверху было раннее утро. Свежий воздух пьянил не хуже коньяка на голый желудок. Голова закружилась, и я упал. Приступ? Нет. Судя по тому, что тело все пылало, а кожа покраснела и облезала пластами от малейшего касания – скорее, радиация. Дойдя до своего подъезда, с трудом открыл дверь на лестницу и начал подъём.
Каждые два этажа я останавливался, перевести дыхание. Болело израненное тело, но эта боль была понятной. Больше беспокоил неутихающий жар в теле – меня будто медленно запекали заживо.
Вот и цифра пятнадцать, еле видимая на остатках штукатурки. Лифтовая. И моя дверь. Из внутреннего кармана я достал пакетик со связкой ключей, с которой я так и не смог расстаться. Пытаясь открыть замок, я подергал ручку, и она, вместе с замком, вырвалась из рассыпавшейся в труху металла.
В квартире было всё было так же, каким я помнил в последний день мира. Если не считать сожранных плесенью бумажных обоев и сгнившей одежды. Я заглянул в большую комнату и сердце сжалось от тоски. Знакомые вещи, фотографии, детские игрушки. Криво, в последний момент, заправленный диван. Все эти потревоженные осколки памяти тут же впивались иглами в итак болезненно сжавшееся сердце.
Чуть не воя от накатившего безграничного отчаяния, я метнулся к шкафу. Яростно роясь на заваленной вещами полке, добрался до пакета и вывалил из него все на пол.
Трясущимися руками схватил коробочку и вытряхнул на руку патрон. Такой же как во сне: зеленый, с красной полоской герметика и черным носиком. Такой же смертоносный, как и тридцать лет назад. Сжав его в кулаке, не пытаясь сдерживать текущие слезы, захромал к себе в комнату, держась за стены. Тени прошлого, сползшиеся со всей квартиры, толпились за спиной, причиняя самую нестерпимую из возможных болей. Окна не хотели открываться, но под напором распахнулись. Порыв ветра охладил пылающее лицо.
Плюхнувшись в кресло, провел рукой по клавиатуре, мышке, в толстой пыли на мониторе зачем-то начертил «GG», решительно зарядил патрон, снял автомат с предохранителя, обернулся, улыбнувшись стоящим в двери трём теням: одной высокой и двум поменьше, вдавил дуло под нижнюю челюсть и уверенно спустил курок.
Автор публикации
