Я всегда просыпался мгновенно. Датчик в голове давал сигнал к пробуждению исправно. Еще зевая, сел на кровати. Рядом под одеялом потянулся Сирин. Легкая ткань скользнула с остреньких плеч, обнажив его великолепную грудь. Я невольно загляделся – в свете мерцающих бликов из окна Сирин был необыкновенно красив. Его пухлые вздутые губки что-то шептали во сне…
Стараясь не греметь тяжелыми сапогами, я торопливо надевал свою черную полицейскую форму. В голове раздался звонок, датчик запульсировал. Эту эманацию ни с чем не перепутаешь – начальство.
– Слушаю!
– Сразу отправляйся в гетто Редунда. Там был сбит наш наблюдательный беспилотник.
– Найти и привезти?
– Нет. Ничего не осталось, эти стервятники уже растащили его по запчастям. Но мы успели получить последний сигнал. Присоединишься к группе Магнуса по зачистки квадрата. Ищем неустановленный гендер-объект.
– Что за объект?
– Полный инструктаж на месте.
Сигнал исчез. В голове остались только собственные мысли. Начался рабочий день.
Защелкнул ремень, брызнул в рот питательный коктейль, пристегнул к кобуре оружие. Дверь бесшумно открылась от прикосновения моей ладони, и я вышел из маленькой квартирки на 238 этаже.
Мы жили вместе уже 8 лет. Мне нравилось после работы возвращаться домой, здесь всегда пахло вкусной выпечкой. С Сирин было уютно, он был заботливой хозяйкой. Я знал, о чем еще мечтает Сирин. Но мечта эта стоила так дорого! Недавно мы подали запрос о стоимости процентной ставки на новорожденного младенца, хотя согласны были и на реквизированного гендера до 10 лет. Сирин скулил об этом каждый день…
Я вышел из подъезда и направился к машине. Сел в узкое кресло, приложил руку к сенсорной панели автомобиля. Голосовой сопроводитель был давно отключен (очень раздражал и давал глупые советы), поэтому меня никто не приветствовал. Я задал координаты посадки, и моя машина, загудев, оторвалась от земли. Несмотря на раннее утро, на воздушной трассе уже начали образовываться пробки. Я влился в поток и прибавил газу. Как и у всех полицейских, у меня было право неограниченной скорости.
В гетто было шумно. Полицейские выволакивали особей из грязных квартир и проверяли регистрационные чипы. Те, кого выстраивали в очередь на проверку, выглядели испуганно. Кто-то жалобно матерился, но большинство стояли тихо, исподволь озираясь. Они знали – любой намек на неповиновение и им конец. Мгновенный и безапелляционный. И полиция имеет право лишать жизни любого на свое усмотрение, но Система делает это намного чаще и быстрее. Всемирная Корпорация создала Систему для поддержания порядка и ценностей демократии. Она контролирует каждого из них и каждого из нас. Знает, что мы думаем, что мы чувствуем и на что способны. Она знает нас лучше, чем мы себя. И с машинной точностью определяет степень благонадежности.
Бывает так, что ты знаешь человека много лет. Каждый день видишь его – бескомпромиссного и преданного идеалам демократии. На которого можно положиться, зная, что напарник всегда прикроет твою спину… И вдруг, не донеся до рта рюмку с джином, заказанную в баре за углом, он падает замертво и чип в его голове гаснет навсегда. Я видел это собственными глазами. Потом собирал с рабочего стола в картонную коробку вещи того, кого считал своим единственным другом. Чтобы бросить их в утилизатор. Это Система решает кому жить, а кому умереть. ЕЙ виднее, она знает больше.
Именно поэтому эти особи и жмутся сейчас к стене. Потому, что ЕЕ они боятся больше, чем нас.
Я подошел к ребятам в форме с автоматами наперевес. С некоторыми был знаком.
– О, дружище Стеф. Привет!
– И чем мы тут занимаемся?
– Шерстим квадраты 3:8, 4:8 и 5:8.
– Видишь, всех согнали на эту операцию, и ваших, и наших, – засмеялся парень из другого отдела.
– Я к Магнусу.
– Ага, он там, – он махнул в сторону.
Я уже и сам его увидел. Отрапортовав о своем появлении, выслушал задачу. Магнус был короток, как всегда.
– Цель: найти незарегистрированного гендера или гендеров. Сигнал поступил об объекте в возрасте до 4 лет. Чип отсутствует, расположение неизвестно. Предположительно квадраты 3:8, 4:8, 5:8. Твоя команда будет прочесывать квадрат 4:8. Населению приказываете следовать на проверку и обыскиваете все помещения вдоль и поперек. При обнаружении – уничтожить на месте. После – вызвать «чистильщиков». Задача ясна?
– Разрешите уточнить. При обнаружении гендера – не реквизировать? Уничтожить?..
– Приказ однозначный. Полное уничтожение. Есть директива. Правительство достаточно возилось с этими дикарями. Все уже давно хотят забыть об этом темном пятне нашей истории. Хватит с нас этих извращенцев! Вот ваша группа…
Неподалеку стояли мои парни. Восемь человек. Я окинул их взглядом – армейская форма, спецы. Даже их сюда пригнали. Стоят, плюются в сторону, недовольны, что ими будет руководить полицейский. Морщатся. Ничего, потерпят.
Я махнул рукой, и все двинулись за мной профессионально, друг за другом, в заданный квадрат.
Мы бежали вдоль заваленных мусором улиц, на которых еще недавно стояли бесполые проститутки – гендеры и торговцы всякой дури. Какие непотребства творились в этих трущобах, было одному Богу известно и Системе. Ей на это, кстати, было абсолютно все равно. Она оценивала особей только с точки зрения благонадежности. Появление на свет неустановленного гендера – это что-то из ряда вон. Как такое вообще могло произойти? Невозможно! Все особи прочипированы. У кого был пол – простерилизованы. Даже если кто-то умудрился произвести на свет живое существо в этих трущобах, Система бы это не пропустила. Она видит все, что видим мы. Она контролирует наше сердцебиение и самочувствие, гормоны, эмоции, наши деньги, кредитки, пристрастия, все! Я недоумевал. Мне приходилось слышать про «дикарей-натуралов», но я никогда их не видел. Более того, был уверен, что они давно вымерли…
Поэтому столько «спецов» и согнали сюда. Это вызов Системе. Я не сомневался – если гендера не найдут, на эти квадраты сбросят нейтронные бомбы и уничтожат все гетто.
Давно рассвело и неоновые фонари выключились, а сонные жители продолжали открывать нам свои двери. Кто не открывал – оставались без них. Крепкие армейцы вышибали фанерные перегородки из прессованного мусора с одного удара. Навстречу вонзался в нос мерзкий запах ночлежек, спиртного, потных тел… Все движения были отработаны – мы входили по два человека в каждую квартиру, а точнее, в каждую нору. Отдавали приказ выходить на проверку, и все, кто там находился, пошатываясь, шли на улицу. Ослушаться никто не пытался. Некоторые особи были похожи на женщин (не исключено, что они были ими когда-то) со слипшимися волосами и распухшими лицами. Я знал, что раньше женщины были «настоящими». Но так нельзя было говорить и даже думать – это не толерантно. Ибо толерантность – одна из ценностей демократии, а значит, Системы. Сделав над собой усилие, я перевел мысли в другое направление. Все правильно – нет ни мужчин, ни женщин. Есть только гендеры. Кто кем хочет, тот тем и будет; это и есть свобода и демократия. И мы никому не позволим посягать на нее! Но в глубине души мне нравились именно женские округлости – именно поэтому Сирин так выглядит.
Выталкивая постояльцев из очередной жалкой квартирки, я почувствовал, как на связь снова вышел мой непосредственный начальник.
– Стеф! Чтоб ты не узнал об этом последним – к вам едут Гости, – проскрипел он. – Из Парадиза!
– Ого!..
– Случай сверхординарный. Будут «просматривать» всех.
– Понял.
«Просматривать» — это значит, они будут видеть все, что вижу я, через Систему. У них есть доступ.
Парадиз, значит… О том, как живет наша элита, ходят только слухи. Реально там мало кто побывал из наших… «Они» – из Парадиза, те, на кого мы работаем, кому мы служим, живут совершенно по-другому. Пару лет назад я столкнулся с такими гостями. И «они» очень отличались от тех людей, с которыми я жил, вырос и каким был сам. Я вспоминал то впечатление, которое «они» на меня произвели. «Они» были такими…такими… нереальными, что ли…? Тонкие, изысканные женщины с беспечными улыбками в длинных мягких ниспадающих одеждах. Холеные белозубые мужчины смотрели на нас поверх голов снисходительно и брезгливо.
Я окинул взглядом жителей, выстроившихся в очереди. Невольно в голову пришла дерзкая мысль, что, в сущности, Парадиз всех нас считает грязью. Только одна грязь убирает другую. Не им же свои ручки пачкать…
– Сэр!
Подошел молодой солдат из моего отряда, на вид совсем мальчишка.
– Вам надо это увидеть.
Быстро последовал за ним в уже освобожденную от жильцов квартиру. Окурки на полу, грязные одноразовые тарелки… Углы завалены пакетами с мусором. Ага, пластик – сдавать понесут.
— Вот! – сказал солдат.
Я и сам это увидел. На заплеванном полу лежала открытая маленькая картонная книжица. На потемневшей странице с лохматыми углами был напечатан детский стишок и нарисовано что-то круглое, желтое и пушистое, похожее на птицу.
— Это еще что такое?.. – выдохнул я, поднимая книжку за страницу двумя пальцами и поворачивая ее в разные стороны.
– Я… Я знаю! – решил блеснуть знаниями просиявший парень. – Нам показывали такие! Это книга называется, к тому же она детская!
– Что?!
– Ну, для детей, у кого они есть…
Мне захотелось его придушить. Конечно же, он сказал это не намеренно. Откуда ему знать, что мне отказали в кредите… Надо было бы поставить на место парнишку. Но я не смог найти слов.
Я слышал, что раньше гендеры жили по-другому. Якобы многие могли получать образование и даже читать «книги». Сейчас все «книги» находились в Парадизе. И вот я держу в руках запрещенную вещь и не могу понять, как она сюда попала. Пока я вертел растрепанную книгу, молодой солдат молча показывал пальцем на стену, делая при этом большие глаза.
«Да понял я уже…Понял.»
На обрывках старых обоев были явственно различимы какие-то каракули, выполненные черным маркером. Пригляделся – кружочки и палочки… Так рисуют дети?..
Я сделал профессиональный жест в сторону закрытой двери кладовки, почти незаметной на фоне стены. Парнишка понял и кивнул. Мы тихо подошли, и солдат, натренировано подпрыгнув, легко выбил дверь ногой. В клубах пыли и старой штукатурки мелькнула тень, которая бросилась нам навстречу. Реакция была молниеносной. Выстрелы остановили мужчину на середине пути, и все, что осталось от его тела, осело в центре комнаты. Мы с напарником быстро и профессионально осмотрелись по углам. И не безрезультатно. В дальнем конце комнатенки, на грязной куче одеял сидела дрожащая молодая женщина – на руках у нее беззаботно елозил малыш…
Я никогда не видел детей. Солдат, по-видимому, тоже, и мы оба застыли с наведенным на цель оружием. Не было сомнений, что она не зарегистрирована в Системе, как и мужчина и ребенок. Те самые «натуралы», про которых я слышал. Дикари. Как они умудрялись выживать вне Системы – просто чудо.
Полуголый ребенок хныкал и тянулся пухленькими грязными ручками к книжице, которую я продолжал держать в руке. Я знал, что должен делать, и солдат знал. Но у парня вдруг стали дрожать руки. И я пожалел новичка.
– Приказываю вернуться в исходную точку дислокации. – И добавил:
– Встретимся там.
Солдат благодарно кивнул и, бросив последний взгляд на ребенка и женщину, сглотнув от волнения, вышел. Я перезарядил автомат и вновь навел оружие на цель. Женщина смотрела на меня зло и обреченно, машинально убирая локоны со лба малыша. Ребенок тоже смотрел, но в его глазах было лишь любопытство и восторг. Столько интересного произошло вокруг – много шума и новых людей…
Я разрядил всю обойму.
На улице меня ждала вся команда.
– Чисто! Возвращаемся.
– Вызвать «мусорщиков»?
– Да.
– Хорошая работа! – Отозвался в голове начальник. – Думаю, премия и поручительство в Банке тебе обеспечены. Поздравляю! Команда зачистки уже в пути.
– Спасибо, сэр.
Теперь меня интересовал только один вопрос – когда?
За Сирин я не волновался – не пропадет. Глупо получилось… Это да. Их все равно найдут. Не сейчас, так потом: попадутся дронам, стаями шныряющим в небе или следующему рейду. Долго ли еще они смогут выживать, скрываясь от бдительного ока Системы? Труп одного «натурала» мог бы обмануть начальство, но не ЕЕ. Она видела все моими глазами… И гости из Парадиза тоже. Теперь это дело времени. Почему я выстрелил в потолок? Нет, мои руки не дрожали, как у мальчишки-солдата. И женщина не разжалобила своим колючим взглядом и предательски побежавшей по пыльной щеке слезой. Я бы не дрогнул, если бы заплакал ребенок. Но он улыбался и тянул ко мне руки, капризничая и елозя на руках матери. Вернее, не ко мне, а к книжице, которую я так и не зашвырнул тогда в угол, как хотел. Наверное, тогда все и решилось. А теперь внутри было спокойно и легко. Я не жалел ни о чем. Мягкая детская ручка, с которой не сравнится даже ухоженная кожа Сирин… Я погладил ее пальцами, передавая малышу книжку. Женщина страдальчески вздрогнула и прижала ребенка к себе. А я понял – все просто. Он должен жить.
Торопиться некуда. Я сел на бордюр. Команда остановилась в недоумении и озиралась по сторонам, выясняя причину задержки. Я беззаботно отстегнул кобуру и задрал голову вверх, улыбаясь солнцу, заливавшему улицу.
«А ведь сейчас весна…» – успел подумать Стефан, внезапно падая, будто засыпая, на потрескавшийся асфальт.
Автор публикации
