Все просто: не удерживай то, что уходит и не отталкивай то, что приходит. И тогда счастье само найдет тебя.
Сентябрь подходил к концу. Клены в моем старом парке совсем пожелтели. Ветер гонял осыпавшуюся листву, то кружа её словно в танце, то разбрасывая в разные стороны.
Вот и мои 68 лет разбросали ветра по просторам жизни, разложили по полочкам, готовясь представить мне последний отчет перед моим выбором.
— А выбор-то и невелик, — подумалось мне. — Либо четвертая по счету химиотерапия, либо последний причал – кровать. А после четвёртой, что – лучше будет? Нет! Не будет. Но надо же что-то делать.
Рак легких тихо ставил точку. Последнюю точку в моей жизни. Сегодня последний раз иду на почту получить свою пенсию – ровно 14000 рулей. За все восемь лет сумма почти не изменилась. Специально не переводил на карту, пытаясь доказать себе, что еще могу ходить, еще живу и дышу, со свистом и хрипом. Проклятая одышка. Никак не могу надышаться.
Господи! Ну где же эта моя последняя скамейка? Нужно дойти, обязательно дойти, хоть чуть-чуть присесть. А потом еще триста метров и почта…
Ах! Ну, наконец-то, показалась. И вот же, черт возьми, на моей двухметровой скамье торчит какая-то старая дама. Села прямо на середину…
Ну куда же мне примоститься. Ну, вот-вот, я на самый краешек…
— Располагайтесь! Я подвинулась. Отдохните…
— Спасибо вам большое! Из последних сил, еле дополз. Вы уж простите, что потревожил.
— Ничего! Вы меня совсем не потревожили…
Она подвинулась и потом как-то с интересом вдруг взглянула на меня. Потом тихо произнесла:
— Рак лёгких. Последняя стадия. Уже не операбелен.
— Увы сударыня! Увы дорогая…
— Я знаю, он не лечится.
— Я тоже это знаю…
— Но!
— Что, но? Через три дня поеду на четвёртую химию…
— А другие варианты?
— Какие? Эвтаназия?!
— Да упаси Боже!
— Господи, а что же ещё?
— Его можно…
-Что?
— Убрать…
— Вы с ума сошли, что ли? У вас с головой все в порядке?
— В порядке. Я могу помочь. Я хочу вам помочь. И мне нужно вам помочь, уж поверьте мне, я это обязательно сделаю… Если вы этого твердо захотите. Только очень ТВЁРДО! Назад дороги не будет! НЕ БУДЕТ!
— Какая дорога? О чем вы говорите? Вы ненормальная. Если я вдруг вылечусь – зачем же мне возвращаться… к смерти?
— Всяко бывает! – женщина как-то неловко ухмыльнулась самыми кончиками своих тонких бледных губ.
— И что же это за лечение? Какие-нибудь мантры? Колдовство? Простите, но я уже давно во все эти сказки не верю…
— Мы не будем лечить рак. Мы просто будем его убирать. Всего три сеанса…
— Это как и когда? – я вдруг с дрожью почувствовал идущую от этой странной женщины просто монолитную уверенность в своих силах. Я попытался взглянуть в её глаза, но за огромными массивными очками почти ничего не увидел. Так вроде, обычные, немного карие какие-то. Да еще и веки зеленкой подкрашены.
— У вас всего три эндокравидона с цифрами 7, 14 и 23. У меня были случаи гораздо серьёзнее и ни одного сбоя. Практика – всего 50 лет работы после 10 летнего обучения в высшей школе трансгрессии высокомолекулярной биомассы.
— Да! С вами не соскучишься. И что же, когда хотите начать ваше лечение?
— Это не лечение упрямец вы эдакий. Это УДАЛЕНИЕ, а точнее выравнивание, вытягивание и удаления узлов болезни из организма. Но еще раз говорю – вы должны мне дать твёрдое согласие, что не раздумаете потом? И так?
— Даю! Даю! Даю! – захрипел я из последних сил. Всё равно, как умирать! Когда начнём? Завтра?
— Начнём прямо сейчас, а закончим через 1 час. Еще на почту успеете за своей пенсией. А жена-то вас дома ждёт, что ли?
— Жена в санатории. Вчера только уехала… Дочь в другом городе. Нянечку ко мне приставили. Вот ухаживает немного за мной…
________
Женщина сняла наконец очки.
— Дайте мне свою левую руку. Рукав закатайте до самого плеча, чтоб ни единой ниточки на теле не было. Вот, так, так… Давайте, давайте… Да не бойтесь же вы, я не съем вашу руку.
Женщина взяла очень бережно мою руку за кисть и положила ее на свою открытую ладонь. Потом также бережно накрыла мою руку своей другой
Я сейчас начну вам кое-что рассказывать. Возможно, вы в своей памяти что-то и вспомните. Скорее всего память будет очень быстро листать старые страницы, но возможно и медленно. Вам нужно обязательно слушать и видеть всё, что покажется ОБЯЗАТЕЛЬНО МОЛЧА! Вы не должны мне мешать. Произнесёте хоть один звук, кроме своего противного хрипа – сорвёте мне мою работу. Понятно?
— Понятно! — прошептал я и закрыл глаза…
_______
Я успел взглянуть на часы было 17:45 вечера. И было еще светло. И оставалось еще чуть больше часа до закрытия почты.
Темнота подкралась незаметно. Я только почувствовал, как будто стал терять зрение. Все пространство вокруг искривилось. Деревья и кусты вытянулись в одну сплошную зеленую полосу. Потом полоса стала менять цвет на серо-белый. И я увидел зиму 1960 года. Вернее, самое начало зимы. Когда еще только выпал и впервые не растаял снег.
Мы переехали из барака в новый кирпичный дом этой осенью. Дом сдали в эксплуатацию, заселили, а вертикальную планировку вокруг дома так и не сделали. В итоге на пустыре возле дома на площади 50 на 100 метров образовалась огромная лужа. Местами довольно глубокая. Заходить на середину мы, пацаны, боялись. Один лишь татарчонок Рофа не боялся и плавал в этой луже на выброшенном жестяном корыте, заткнув чем-то сливное отверстие.
Я брёл по этой луже уже полчаса. Тонкий лёд подо мной противно скрипел, но держал. Я был очень легкий и низкий ростом. Вот и середина лужи. Ох здесь и глубоко? Вот бы провалиться! И я ударил изо всех сил по тонкому льду пяткой своего подшитого валенка.
Память моя напряглась, и у меня начались видения, как ко мне спешил на помощь отец, чтобы вытащить меня, утонувшего по уши в этой луже.
Но!..
Но!..
Но! Кто-то в последний момент подхватил мою ногу и тихо так поставил на тонкий лед. И я услышал крик отца:
— Санька! Сынок! Ты куда залез. Вылазь сейчас же, а то провалишься! Дома всю жопу испорю!
А потом я увидел врача в больнице, что собиралась ставить мне капельницу. Но она почему-то подержала, подержала её в своей руке, а потом вынесла из палаты.
И тут мне что-то больно кольнуло в правое лёгкое. Так больно, что я не выдержал и захрипел.
_______
Постепенно в глазах позеленело, появились парк и скамья, и я разглядел лицо женщины, склонившееся надо мной. Она, как когда-то моя мама, тихо дунула мне в глаза.
— Это я лишнюю память отхукиваю – сказала она точь-в-точь, как говорила когда-то мне мама. – Мы с вами прошли первый эндокравидон. Я вас поздравляю. Мы начали изгнание болезни.
Она отпустила мою левую руку и стала с силой натирать обе свои друг об дружку.
— Давайте мне быстро вашу правую руку! Быстро закатывайте рукав! Да быстрее же. Со вторым будет еще сложнее, Но самый сложный будет третий…
__________
Снова потемнело. Но зелень в этот раз не отступала. Она стала лишь ярче и отчётливее, наполнившись темно-зеленой хвоей соснового леса.
Мы возвращались с отцом с рыбалки на его стареньком Москвиче, которого тот в шутку называл «торпеда». Дорога шла под гору. И вдруг машина почувствовала сильнейший удар. Задние колеса оторвались почти на полметра от земли, потом их занесло вбок, машина плюхнулась на живот, как лягушка.
— Все! Баста! – сказал батя. – Приехали. Кардан оторвало. Хорошо еще не перевернулись.
— И чё делать? – спросил я.
— Ни чё! Ждать попутку или трактор. Да здесь вон и следов то от машин не видно. Заехали же в такую глухомань!
С полчаса мы сидели и ждали попутку. Зря…Никто к нам не ехал. Отец не выдержал:
— Полезу под машину. Там в багажнике у меня проволока есть, попробую кардан подвязать. Пошли поможешь маленько…
Отец достал проволоку и полез под машину. Я встал рядом, наклонился и смотрел, как он с силой накручивал проволоку на поднятый ногой кардан. Кардан-то он подвязал, а машина так тихо-тихо, почти незаметно, поползла вниз по дороге, сдирая рубаху с отца вместе с его кожей.
— Сынок! – захрипел батя, — помоги. Хоть немного упрись ногами, подержи капот хоть чуть, не дай помереть.
И я четырнадцатилетний балбес из всех своих довольно хилых силёнок держал эту «торпеду». Пот заливал мне лицо. Спина отнялась. Ноги тряслись, но я держал. Это потом, когда приполз трактор с телегой за сеном из ближайшей деревни, меня, надорвавшего все, что только можно было надорвать, спасали в скорой… А тут…
Только я упёрся в этот проклятый капот, только напряглось всё мое еще слабенькое тело, я услышал:
— В двух метрах от тебя сбоку лежит толстенная ветка… Да вот же она… Разуй глаза… Вот дурень … Или тянись или рвани к ветке и бросай под переднее колесо. Дорога сухая, машину не стащит…
Я боялся бросить капот. Боялся бросить отца. Мне казалось машина тут же раздавит его. И я тянулся к этой ветке. Тянулся изо всех своих сил. Тянулся и держал машину. А потом голос:
— Да ты ногой тянись, достанешь ведь. Вот балбес!
И я достал. И моя скорая развернулась прямо на моих глазах и умчалась куда-то далеко-далеко. А отец весь в крови вылез из-под Москвича. И мы поехали с карданом на проволоке 20-30 км в час.
________
Зелень потускнела и пожелтела. И мне в спину, а потом в грудь будто всадили нож. Мне кажется я потерял сознание.
Очнулся опять от дуновения этой женщины.
— Отдышись! – сказала она каким-то отрешённым голосом. — Сейчас начнется самое главное.
Она встала со скамьи и опустилась на колени.
— Дайте мне вашу голову.
Женщина с минуту потерла обе руки о свои щеки и лоб. Потом опустила их мне на голову.
Но мир не потускнел, и не позеленел, а вдруг заиграл всеми красками Крымского лета. И я вместе с двумя друзьями после четвертого курса института загораю на скалах у самого синего моря. Мы лежим и отдыхаем после долгого купания в бархатной воде под ярким солнцем Таврии, наслаждаясь упругостью молоды х здоровых тел. Чуть ниже нас там же на скалах загорали две красивые девчонки лет под двадцать.
— Наверное – первокурсницы зелёные, — подумалось мне, и я отвернулся от них в сторону.
В это время девчонки особенно звонко расхохотались. Одна даже показала на меня пальцем и потом сказала подруге:
— А мне вон тот мальчик понравился. Нет … вон тот брюнет, черненький. А хочешь я вон с той скалы прыгну на зло этим выдрыгистым парням?
— Ты чё? Дура, что ли? Высоко, разобьёшься!
— А я все равно спрыгну!
Эти слова заставили нас троих привстать и посмотреть, чем же такой прыжок закончится? Высота больше пятиэтажного дома.
— Вот дура! Или спортсменка!
Я присел на камень. Девчонка прыгнула. Оказалась просто дура. Потому, как не выплыла. И мы с Димкой помчались к этой скале спасать неудачливую ныряльщицу. Витек плавал плохо, а потому не побежал, а так тихо пошёл вслед за нами. Димка бегал хорошо, но я-то бежал быстрее. Я его всегда на «физре» обгонял, и в школе, и в вузе.
Это потом я тонул, когда вытащил девушку и когда еще в воде она сумела вздохнуть и поплыла. А я вздохнуть не смог. Я утонул и ждал на дне спасателей. Долго ждал. Димка гад, побоялся прыгнуть ко мне. А тут …
Меня кто-то остановил. Причем остановил по-подлому, поставив мне подножку. А Димка вместо меня прыгнул к девчонке и торжественно вынес на руках тонущую. А я стоял и смотрел, и думал. Крепко так думал. А почему крепко?
Да потому, что ЭТО БЫЛА МОЯ БУДУЩАЯ ЖЕНА! А она прошла мимо меня, обнявшись с Димкой и даже не взглянула в мою сторону.
_______
Я долго не мог очнуться. Все мое тело ломило, как будто в него воткнули десятки ножей. Мне было очень больно и очень плохо. Плохо потому, что я никак не мог поверить, что жена меня не узнала. От боли или от обиды жить не хотелось. Хотелось скорее умереть.
— Она там в санатории, — подумалось мне, — а я тут умираю. Ну и ладно. Зато лежу и дохну не на больничной койке, а на скамейке. И меня «отхукивает» посторонняя женщина. Получается, как бы и ухаживает за мной, что ли? Выходит, я что — все еще мужик? Ну да! Мужик на последнем издыхании.
Боль горела и кипела. Обида на жену отравляла мои последние минуты…
— Сейчас, я помогу вам. Простите, меня! Я немного устала. И нога что-то заболела, как будто кто ударил по ней. Сейчас я все поправлю. Давайте попытаемся присесть.
Присесть все же удалось. Но голова сильно кружилась. Она опять дунула мне в лицо. Стало чуть-чуть полегче.
— И что же? -спросил я женщину, — чем же последний эндокравидон страшнее двух первых?
— Потом поймёте! Мне нужно немного отдохнуть. Я очень устала. Давайте посидим молча.
Она откинулась на спинку скамьи и закрыла глаза. Я дремать не собирался.
— Я те щас позвоню, заразочка такая, и ты мне ответишь, как прошла с Димкой мимо меня, сделав вид, что мужа не заметила.
— Я достал свой старенький мобильник и привычно нажал на вызов клавиши 2, под которой значилось «жена».
И вдруг услышал голос автоответчика.
— НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
— Как это не существует? Вы что там в ТЕЛЕ 2 с ума посходили? Я двадцать лет уже звоню по этому номеру…
— НОМЕР НЕ СУЩЕСТВУЕТ!
Ничего не понимаю. Женщина открыла глаза.
— Ваша жена была врач?
— Да ревматолог-кардиолог. Она и сейчас ещё работает. Уважают ее на работе. Молодых учит.
— Не жалейте её! Это она вас залечила. И даже не из-за любви… То есть из-за любви, да только не к вам, а к своей профессии. Постарайтесь забыть её и начните вашу новую жизнь. Я её вам уже подарила. Идите же скорее за своей пенсией. А меня ждут другие больные.
— Ты дура! Ты дура ненормальная! Ты что натворила. Ты же мне жизнь сломала! Ты сволочь, ты стерва! А дочь-то у меня есть? А квартира есть? Ты мне хоть что-то оставила?
— Странные вы люди мужики! Хотите получить все и даром. Чтобы получить все много ума не надо. Тяжело отдать. Идите же за пенсией. Осталось 12 минут. А топать еще метров триста вам.
Я взглянул на часы. Было 18:48. Не дойду, куда мне?
— Дойдете, только шагайте быстрее. Ножками шевелить не разучились еще?
— Дура ты! Стерва! Стерва!
А пенсия то у меня осталась? Хоть эти свои 14000 получить. Ничего, почтальон минут на 10 задержится. Поскребусь в окно, поплачусь…Отдаст…
Я схватил в руки свою трость и пошагал. ПРЯМО ПОШАГАЛ К ПОЧТЕ!
Потом взял трость под мышку и П О Б Е Ж А Л! Впервые за двадцать лет я ощутил, как ветер ударил мне в лицо от быстрого бега. Трость вылетела у меня из-под руки, но я не остановился, пока не добежал до почты.
Было 18:55. Кассир недовольно взглянула на меня:
— Вот что бы вы без меня делали бы. Я уже минут пять, как должна была закончить и закрыть входную дверь. Ладно не доставайте паспорт. Вот ваша квитанция, распишитесь.
— Слава богу! Хоть пенсия цела! Где там расписаться?
Я трясущимися руками схватил у неё со стола казённую ручку и поставил на квитанции свой крючок. Поставил и не поверил своим глазам:
Там на квитанции стояли мои имя, фамилии и отчество… НО!
Там стояла уму не постижимая сумма пенсии 41 178 рублей 27 копеек.
Меня бросило в пот.
— Это не моя квитанция!
— А чья?
— Не знаю!
— Дайте-ка мне ваш паспорт!
— Нате!
— Боровой Александр Сергеевич – это вы? Ну вы и шутник!
— Да я в жизни никогда такой пенсии не получал.
— Нет вы сегодня точно сбрендили! Или вы специально, чтобы отвертеться от меня? Кто мне вчера обещал билеты на филармонию? А? Доставай, доставай из кармана. Вон в том внутреннем. Эх! А еще капитан дальнего плавания на пенсии. Иди же Саша переоденься. Встретимся через час у филармонии… И чтоб в этот раз – не опаздывать. Не то уши надеру, капитан…
_____
Сентябрьский ветер кружил опавшие листья. Старый парк потихоньку пустел. Серый вечер опустился над городом. Люди шли по улицам, спешили куда-то и не спешили. Просто так шли и не просто так. У всех свои заботы и проблемы.
Остановись человек, не спеши. Пройди по скверу и присядь на лавочку. Может и тебе повезёт, и ты встретишь эту женщину…
________________
Автор публикации
