— Дорогая, — неловко перебирая лапками, посеревший от времени пузач с опалёнными усиками обратился к полнобрюхой даме в парадном коричневом платье, — прожорливая моя, не пора ли нам, так сказать…
— Угомонись, алкаш несчастный! – вызверилась на пузача дама, нервно поправляя массивное ожерелье из фольги. – Нализался уже, зараза! До росписи дотерпеть не мог?!
— Так я, — кинулся оправдываться пузач, шестой лапкой засовывая под измятый, посеревший фрак фанфурик с «Дихлофосом».
— Нализался! – злобно прошипела принаряженная шестиножка. – Мало тебе плиты, зараза старая?!
— Да я за правое дело! – выставив брюшко вперед, гордо заявил пузач. – Да если бы…
— Если бы ты, пропойца проклятый, свое пьяное рыло в печку не совал – к свадьбе выглядел бы пристойно! – срываясь на нервный писк, отчитывала пузача дама. – А так… Тьфу! Смотреть тошно!
— Да я…
— А-аай! – дама с безнадежностью махнула лапкой на пропойцу и закричала другой гостье, как две капли воды похожей на нее. – Кума-ааа! Кума-ааа!
— Ась! – отозвалась копия, забрасывая фольговое ожерелье за крылышки.
— Ты «Дихлофос» по графинам разлила?!
— Весь, что был, — ответила кума, попутно разрывая ножками крупную крошку хлеба.
— Спрячь за мусорник! – скомандовала дама и бросила злобный взгляд в сторону захмелевшего пузача, который таясь, слизывал капельку зловонной жидкости с лапки. – Мой уже нализался!
— А с «Рейдом» чего делать? – уточнила кума, подтягивая к хлебным крошкам кусочек засохшего паштета.
— На стол молодым! Он дорогой, на всех не хватит.
— Ну что, племянничек, — к бравому усачу в отутюженном коричневом фраке с бежевым отливом, обратился худощавый, головастый дядька без одной лапки, — женишься?
— А то как! – усмехнулся молодой.
— Прямо, как твои папенька с маменькой, помойного ведра им небесного! – едва не пустив слезу, произнес головастый дядька. – Полгода назад они вот так же стояли тут и… Ах! – не выдержал головастик и разрыдался.
— Боже! Какая красавица! – восхищалась длинноногая, изящная гостья, глядя на беленькую, свежеперелинявшую невесту. – Боже, как это мило! Так вот и мы с тобой когда-то, — обратилась она к сопровождавшему ее кавалеру с каплей клея на голове.
— А тебе не кажется, мон амур, — прищурившись, шепнул изящной спутнице кавалер, — что наш молодой пошел на этот шаг исключительно из острой необходимости?
— О чем ты, любимый? – удивленно спросила спутника изящная дама.
— Глянь-ка! – и галантный кавалер указал лапкой на едва заметный кокон, выглядывавший из-под белоснежной фаты невесты. – Залёт-с, однако.
— Та нет! – приглядевшись, махнула рукой его спутница. – Это декор, мон шер!
— Ах вы ж, оглоеды ненасытные! – хозяйственная дама в фольговом ожерелье заорала в сторону мусорного ведра и отчаянно засеменила лапками к стайке нахальных гостей, аппетитно хрустевших подсохшими обрезками «Краковской». – А ну, брысь! Это на праздничный стол!
— Музыканты готовы? – элегантный, длинноусый организатор в отутюженном свалившимся со стола печеньем фраке обратился к дюжине поддатых трубачей.
— Ик! – подал знак готовности старший из лабухов.
— Молодые? – последовал вопрос к брачующимся.
— Я готова, — нежно прошуршала белоснежная невеста.
— А молодой? – вопрос последовал к жениху, который украдкой хомячил мелок «Машенька» на пару со свидетелем.
— Едрить! – бравурно ответил молодой, неуклюже отгоняя от себя не ко времени нарисовавшийся галюн.
— Мамаша! – закричал организатор глядя в сторону упитанной дамы в ожерелье. – Мама-ааша! Вы нужны нам!
— Лечу, мой дорогой! – отозвалась мамаша и помчалась со всех лапок к элегантному джентльмену, успевая по дороге отписать десяток подзатыльников разбушевавшейся детворе, дать пинка пузачу с опалёнными усиками, опрокинуть бокальчик забродившего варенья с кумой и десять раз поправить ожерелье.
— Идет, идет! – завопил дозорный у входной двери, намекая на тяжелые шаги в коридоре.
— Приготовились! – важно расправив усики и взмахнув лапками, произнес организатор. – И-иии…
Засиженная мухами стоватка озарила пространство небольшой кухоньки, видевшей ремонт еще в прошлом веке. Все шестилапковые гости в один момент прервали бесконечную трапезу и замерли как прихлопнутые в предвкушении свадебной церемонии.
— Ту-у, ду, ду, ду… — тужась во все дыхальца и безбожно фальшивя, группа поддатых музыкантов разразилась Мендельсоном.
— Дорогие брачующиеся! – поправляя ус, тожественно произнес организатор. – В этот знаменательный вечер…
— Твою мать! – раздался громогласный вопль с небес.
И в следующий момент старый, уже давно просящий ремонта тапок со свистом разрезая воздух громко шлёпнул по полу, прихлопнув своей протертой подошвой свежеиспеченную чету. Все уцелевшие мигом бросились наутек.
— Да чем же вас травить, заразы?! – восклицал хозяин тапка.
— Дихлофосом! – пискнул один из убегавших музыкантов.
Дырявый носок нырнул в протёртый тапок, и тяжёлая нога, прихрамывая, понесла грузное тело в сторону настенного шкафчика с бытовой химией.
— Ща разъедется! – тыкая лапкой в сторону грузного тела, один озорник пискнул другому.
И действительно! Мгновение спустя грузное тело с грохотом и матерными воплями шлёпнулось на пол, неосмотрительно ступив в размозжённые остатки свадьбы. Поднятый телом поток воздуха как пушинку подхватил беленький кокон с не рождёнными малышами и отбросил его под плинтус.
***
— Вот точно тут, на этом самом месте полгода назад, – молодому, прилизанному до блеска по случаю свадьбы, со слезами на глазах говорил худощавый, головастый таракан почтенного возраста, — твои папенька и маменька…
Автор публикации
