– А Вы женаты?- вопрос застал врасплох и заставил резко вскинуть голову.
Ответ прозвучал раньше, чем сознание успело удивиться, возмутиться и презрительно сжав губы промолчать.
– Нет.
– Ну, наверно, вот-вот женитесь, – тут же прогремел второй выстрел вопроса.
– Нет.
– Не может быть. Такой симпатичный… А, тогда Вы – страшный ловелас. И меняете женщин как перчатки, – автоматная очередь слов все-таки вынудила перевести взгляд на их источник – девушку (лет семнадцати?) с пушистой шевелюрой неопределенного цвета, стянутой в конский хвост, задорно торчащий над макушкой.
– Нет, что Вы. Я боюсь их, – улыбнулся он, разглядывая «петухи» из небрежно собранных волос.
– Боитесь?! Почему? Неужели мы такие страшные?
– Нет. Женщин я боюсь, потому что люблю. Они для меня таинственны, загадочны и желанны. Я не знаю, как это сказать, но, по крайней мере – я робею.
– Но отчего?
– Не знаю, – вздохнул он и провел рукой по скамье на которой сидел, оторвавшись от созерцания нежданной собеседницы, – Это как болезнь… Не знаю, как объяснить…
– Я помогу Вам.
– Как?
– Вы… импотент?- девушка смешно сморщила нос и хитро прищурила левый глаз за огромными розовыми очками, прикрывающими пол лица.
– Ну вот. Я же говорил, что Вы не поймёте. Ну, при чём, здесь это! Совсем не то!..
– Не волнуйтесь. Не надо. Давайте ещё раз. Спокойно. Вы заходите в кафе. В углу за столиком сидит девушка. Одна. Она Вам нравится. Вы подходите, – мягким обволакивающим голосом продолжила незнакомка.
– Нет-нет! Я никогда не подойду!
– Но почему же?
– Не перебивайте! – он вдруг хлопнул рукой по скамье. И с неизвестно откуда взявшейся решимостью продолжил, – Я беру чашечку кофе и сажусь за соседний столик. Так, чтобы можно было видеть её, не поворачивая головы. И я смотрю. Но она об этом не знает…
– Нет, знает. Обязательно знает. Каждая женщина знает, когда она вызывает интерес. Она просто чувствует этот взгляд. Поправляет прическу, поднимает голову и ваши глаза встречаются…
– А потом она встает и уходит. И я остаюсь с холодным кофе наедине, – он рассмеялся и посмотрел ей в глаза. В них, слегка прищуренных, искрился неподдельный интерес, не любопытство, а именно – интерес.
– Но почему?
– Не знаю, – легко пожал он плечами и продолжил. Слова давались всё проще и легче, – Я могу смотреть, любоваться женщиной сколько угодно. Но подойти, заговорить – никогда! Я просто деревенею. Я не знаю о чём говорить! Хотя в голове у меня прокручиваются такие разговоры!.. Но я боюсь. Боюсь обидеть. Сказать глупость или пошлость. У меня всё в мечтах, на расстоянии. Я наверно, уже стал сексуальным извращенцем.
– И давно это у вас?
– Давно?.. Э.. нет. С тех пор, как ушла жена.
– Жена? Чья жена? – по ее лицу скользнула улыбка и он вдруг поймал себя на мысли, что не так уж она и юна. «Лет двадцать пять?», – пролетела догадка и он ответил.
– Моя.
– Так Вы были женаты!
– Да. А я разве не говорил?
– Нет. А почему она ушла?
– Почему?.. Ну и вопрос. Почему солнце, почему жизнь? Не знаю. Я виноват. Наверно, я сам втайне хотел этого, только не знал об этом… Нет, знал. Только гнал эту мысль от себя. Пока не свершилось, – он помолчал и всё же качнул головой в такт мыслям, – Наверно, это было так.
– Ты не любил её?
– Любил. Теперь я это знаю.
– А она?
– Она? Она ушла.
– Значит, не любила.
– Не смей! Как можешь ты судить её?
– А я и не сужу.
– Ведь ты её совсем не знаешь, – он неожиданно для себя разозлился. Возникло сильное желание встать и уйти, но ее тихий голос смыл так и не оформившееся желание.
– А ты расскажи.
– Рассказать… Рассказать, как мы встречались каждый день, и каждый день расставание было мукой? Как удирали за город, или в кинотеатр, на самый последний, самый тёмный ряд? Как ездили к морю, или в заснеженный Псков? Или о том, что значит мужчина без дома: пять лет в «гостях» и никакого просвета. И рядовой инженер с минимальной зарплатой. И… К чему это? Прошлое…
– И с тех пор ты боишься женщин? С тех? Как-то не верится, – она наклонила голову набок и заглянула ему в глаза. И снова он поймал себя на мысли, что она старше, чем кажется. И этот дурацкий хвост совершенно не вяжется с выражением ее глаз. И розовые подростковые очки кажутся неуместной заплаткой на ее лице. Захотелось снять их и выкинуть, чтобы они не мешали ловить эти метаморфозы, меняющие ее лицо.
– Нет, я боялся их и раньше. Всегда. Когда трезвый.
– А когда не трезвый?
– Тогда исчезает барьер, расплывается. И я делаюсь шумным и разговорчивым. Наверно, это ужасно выглядит со стороны. Да и всё это в прошлом. Сейчас уже так не получается.
– Но, сейчас-то ты трезвый, – рассмеялась она и под его взглядом сняла очки и отбросила в сторону, как еще минуту назад мечтал он.
– Сейчас, да.
– И разговариваешь со мной, – она утвердительно кивнула, как бы подтверждая свои слова и стянула резинку со своих волос.
– Да.
– И не боишься меня. Ведь правда, не боишься? – она тряхнула волосами и протянула свою руку к его. Он заворожено глядел, как приближаются ее пальцы и касаются его руки.
– Пойдем? Погуляем? – сказала она, крепко сжав его пальцы. Она засмеялась и ему вновь показалось, что она очень молода.
– Куда?
– Прямо! Ты ведь знаешь, что прямой путь самый правильный и короткий?
– А как же: «Нормальные герои всегда идут в обход»?
– Это путь для бармалеев, – нахмурила она брови и снова стала похожа на подростка, – вперед! Хватит рассиживаться!
Она решительно встала и потянула его за руку.
– Ну, что ж, пойдем!
Он встал и посмотрел на нее. А она стояла и, запрокинув голову вверх, смотрела в небо. Будто вопрошала его. Невольно и он перевел взгляд на небо. Оно, оказывается, было синим! А еще утром, когда он у окна курил сигарету, было затянуто серой пеленой. Да и днем, когда выбегал купить себе сигареты – тоже. Сейчас же эта синева была глубокой, как омут.
– Пойдем! – она тянула его за руку.
Он очнулся от созерцания давно не виденного неба и послушно пошел за ней.
– Расскажи!
– Что?
– Расскажи, какая она была?
– Кто?
– Ты же понял, – укорила она его тоном голоса, – Какая была твоя жена? Какой ты ее любил?
– Она? Она – чу’дная. Она читает в ванной. Набирает горячей воды, берет книжку и читает. Вода остывает, она доливает горячей. Меня это просто бесило. Однажды она так читала всю ночь. А я ждал ее. Мне так хотелось близости с ней, а она читала. Представляешь – любовный роман!
– Она тоже хотела близости с тобой. Она тоже ждала. Ждала, что ты зайдешь к ней, и все случится не так, как обычно. Женщинам иногда хочется, чтобы было не так, как обычно!
– Да откуда тебе знать? Ты же еще… а сколько тебе лет? – он заглянул в ее лицо. Она, смешно сморщив нос и прищурив глаза, будто что-то считала в уме.
– Мне? Женщине столько лет насколько она в этот момент несчастлива. Чем счастливей, тем моложе.
– А в цифрах?
– В цифрах спрашивать у женщины – дурной тон, – она вдруг повисла у него на руке, – ой, каблук сломался. Пойдем, купим мне туфли. Я же не могу идти босиком. Или могу?..
Она решительно сбросила туфли.
– Не можешь. Пойдем.
– Нет, побежим! – и она припустила по дорожке парка.
Он пожал плечами и, будто смирившись с неизбежным, потрусил следом. В памяти всплыла картинка. Он и, тогда еще будущая, жена – бегущие под дождем. Их смех. Юбка, поднятая и подоткнутая, придерживаемая одной рукой. Вспомнилось, как догнал и прижал к стволу дерева, закрывая от дождя. Как заглушал ее смех своими поцелуями. Как сделал предложение… Да! Он же именно тогда сделал ей предложение!
Незнакомка терпеливо ждала, стоя на бордюрном камне и пристально глядя ему в лицо. “Сколько же ей? Сейчас лет сорок? Или уже пятьдесят?..” Ее лицо расплылось в лукавой улыбке, стирая года, и перед ним снова была девчонка, потирающая одной босой ногой другую.
“Она же босая! Я – дурак!” – и теперь он схватил ее за руку и потащил за собой в магазин, напротив. Двери магазинчика встретили их звоном колокольчика, прикрепленного к дверному полотну. Навстречу шла немолодая седая дама. “Дама. Язык не повернется назвать ее просто женщиной”, – откликнулась мысль в мозгу, ему даже послышался довольный смешок.
– Вы нам не поможете? Моя спутница сломала каблук и вот… теперь боса.
– Конечно. Конечно. Для того и существуют обувные магазины, чтобы помогать в такой малости. Присаживайтесь. Милая, пойдемте. Вам, возможно, хочется помыть ноги?
– Очень даже хочется, – веселым голосом ответила его, кх-м… подруга?
Он присел в кресло и огляделся. Обувь была расставлена на круглых столиках, покрытых бархатными скатертями. Вместо стандартных скамеек, затянутых “шкурой свежеубитого дерматина” – кресла, обитые таким же бархатом. “Мило. Жаль, что здесь только женская обувь. Я бы сюда заходил. Просто для того, чтобы поздороваться с хозяйкой”.
Женщины вернулись и его спутница села в такое же кресло.
– Какие туфли будем мерить? Хотя…нет, Вы сидите! Я Вам принесу сама. Те, что Вам должны подойти.
– Вы же не спросили размер? – удивился он, глядя, как возле кресла выстроился ряд туфель.
– Что вы! Мне не нужно спрашивать размер. Я знаю, какие туфли подойдут и сделают счастливой женщину. Вы знаете, молодой человек, что женщину женщиной делают белье и туфли? Только надев красивое белье и удобные, красивые туфли, женщина ощущает себя хозяйкой мира.
– Никогда не задумывался. Обувь, – он пожал плечами, – это же просто одежда для ног…
Женщины переглянулись и засмеялись, не отвлекаясь от примерки.
– Я эти беру, – девушка встала и крутанулась на месте. Юбка взлетела колоколом. – Да! Эти! Спасибо!
– Замечательно.
Через минуту они снова вышли на улицу и зажмурились от бьющего в лицо солнца.
– Ах! Это просто чудо что такое! Вот! Теперь у тебя будет всё хорошо, – и она запрыгнула на ступеньку проезжающего трамвая.
– Ты куда?
– Мне пора, – и помахала ему рукой.
– Слушай, а почему ты спросила: “Вы женаты?” – растерянно спросил он вслед трамваю.
– У тебя было лицо человека, обреченного быть с нелюбимым. Я только потом поняла, что нелюбимый – это ты!
– Мы увидимся еще? – прокричал он.
– Если так будет нужно Судьбе, – рассмеялась она… и трамвай повернул за угол.
“Трамвай уехал… Я что, не мог прыгнуть следом за ней? Да и откуда здесь трамвай?” – он шагнул с тротуара и повернул голову вслед затихающему перестуку колес. Взгляд мужчины скользил по фасадам домов, помолодевших под ласковыми лучами солнца, понемногу опускаясь от черепичных крыш к газонам и цветникам и, наконец, уткнулся в истертую за века брусчатку. Трамвайных путей не было и в помине. Мужчина развернулся и замер перед дверью магазинчика, из которой вышел пару минут назад. Над окрашенной в лиловый цвет деревянной дверью красовалась кованная вывеска “Кофейня. “Трамвай не последней надежды”…
Из сказок, еще не рассказанных на ночь
Автор публикации
Сознание, презрительно сжавшее губы, этого я ещё не видала.
Минуту назад её слова заставили его “вскинуть голову”…
Если он видит волосы, стянутые в конский хвост на макушке, то это никакая не “пушистая шевелюра”.
Глаза всё-таки, наверно, “за очками”, а не “под очками”.
“Мы любознательны, но не любопытны” (с)
Запятая после “прищуренных”.
Не говорят “всё проще и легче”, потому что “проще” и “легче” это одно и то же, синонимы. Можно “всё легче и легче” или “всё проще и проще”, но не вперемешку.
В прямой речи “вы” обычно пишется с маленькой буквы. В любом случае, следует быть последовательным…
Мира, Вы одна, обычно, куда грамотнее пишете.
О, в моем возрасте уже и желудок, и почки, и сердце обрели осознание себя, как отдельной от меня личности. И периодически даже ухитряются предъявлять ультиматум. Вот думаю, что будет через еще десяток лет? Вдруг кишечник забастовку объявит.
По второму и третьему пункту – принимается. Косяк, однако. Два повтора рядом.
Если он видит волосы, стянутые в конский хвост на макушке, то это никакая не “пушистая шевелюра”.
Почему нет? Я пытаюсь вставить картинку, если не получится, то -следующим комментом.
Спорно. Поиск в Национальном корпусе русского языка дает приблизительно равное количество использований.
Почему нет? Не вижу противоречий, тем более, что “просто” и “легко” несут в себе несколько разный эмоциональный окрас. Да и не все что просто , то легко.
Мне до Стругацких, конечно, три дня лесом, два дня полём, ну а там рукой подать, но разницу между любопытством и интересом знаю. Я вот совершенно не любопытна, но часто испытываю искренний интерес. Наша героиня видимо тоже такова
Видимо, подсознательное неприятие новых правил написания вопит, не умолкая. Но, Вы, совершенно правы – нужно быть последовательной.
Все шишки мои – мне и прибирать.
Знаю, но тут резануло. “Левый глаз под очками”… Трудно объяснить, но что-то тут не то, уж поверьте мне.
Фонетика. Я поправлю, Наташ, спасибо. Я покатала фразу на языке ” за очками” в данном месте звучит мягче.
Это не новое правило. “Вы” с прописной всегда употреблялось только в личной переписке. СМС, форумы, чатики – там тоже можно. Но не обязательно, а исключительно при желании подчеркнуть уважительное отношение к собеседнику.
В устных диалогах в художественном произведении “Выканье” – ошибка. В школе это правило дают очень поверхностно, сам долго косячил.
😉 Если верить Википедии “Художественная литература — вид искусства, использующий в качестве единственного материала слова и конструкции естественного языка.” (С). Уж, поверьте, для меня естественно обращаться на Вы к незнакомцу, официальному лицу, а еще, также естественно перейти с уже привычного “ты” на официальное “Вы”, в отношении человека, утратившего моё уважение. И во времена моей школьной юности нас учили: “Местоимения Вы и Ваш пишутся с прописной (большой) буквы как форма вежливого обращения к одному лицу. При обращении к нескольким лицам следует писать вы и ваш со строчной буквы. Написание Вы, Ваш с прописной при обращении к нескольким лицам – ошибка.” (С) И я, пожалуй, с этим правилом и умру.
Так школьные учителя и не готовят будущих писателей. Им нужно, чтобы ученики, повзрослев, могли написать заявление, объяснительную, личное письмо – там это правило вполне работает.
Диалог в худлите – это устная речь. Вообще другой случай. Если в произведении цитируется переписка, “Вы” будет уместно.
Спасибо за наставление… Но я уже, по-моему, ясно выразила свою мысль? В любом случае повторяться не буду.
Не знаю, не знаю. Может быть мне просто повезло, но основе композиции, построению сюжета, понятию о фабуле и разнообразию художественных приемов, мне дала на обычных уроках школьной литературы моя не забвенная Валентина Павловна Кононыхина. Думаю, если бы она дожила – она повеселилась бы, читая мои опусы.