– Ванюша, ты главное не дрыгайся, – увещевала Баба-Яга. – Ты пойми, я на днях 99-ое высшее образование получила, а до этого курсы топ-менеджеров закончила, так что все будет тип-топ. Котел по микроскопу выставлен, чтобы ты получился вкуснее и наваристее, а косточки твои я уже Змею Горынычу сторговала, по тройной цене, разумеется…
– Да мне то что, с твоего навара! – возмущался Иванушка-дурачок и изо всех сил упирался руками и ногами в край котла, куда его норовила засунуть Баба-Яга. – Мне хоть по науке, хоть на глазок, все одно на бульон идти!
– Не прав ты, Ванюша, – Баба-Яга ухватила кочергу, стоявшую возле печки. – Без науки ныне никуда, – пропыхтела Баба-Яга, размахивая кочергой и норовя попасть Ивану по пальцам. Иванушка старательно увертывался, и кочерга громко звякала, ударяясь о медный, покрытый сажей, котел, наполненный кипящей водой. – Ране я тебя как варила: в котел брошу, лучку-петрушки припорошу, вот и вся наука, а теперь все по-другому. Вон, глянь, я градусник на котле прикрутила, это чтоб ты не переварился, лучок-петрушка заморские китайские хрю… хренофицированные, это значит, чтоб ты хренком отдавал. Опять же поварешка электронная, ее только в котел сунь, она сама вертеться начинает.
– Хрен тебе, бабуля, а не добрый молодец, сама вертись со своей поварешкой, – Иванушка изловчился, уперся ногой в край котла и посильнее оттолкнулся.
Котел качнулся, задел Бабу-Ягу и та, не удержавшись на ногах, полетела на пол. Иванушка полетел вслед за ней, а из котла выплеснулась изрядная доля кипятка прямо в печь. Огнь в очаге зашипел и погас.
– Ну вот, что наделал, охламон ты этакий, – запричитала Баба-Яга. – Ты знаешь, сколько я дров спалила, чтобы котел нагреть? А почем дрова, ты знаешь? И спички опять же… А престиж мой, людоедки, тебя вообще не интересует? А вечером еще Змей Горыныч за костями придет… Ох, Иван, плохо кончишь, нет у тебя никакого почтения к науке!
– Ничего, ничего, бабуля, мы тоже не лыком шиты – проговорил Иванушка, поднимаясь с пола. – У нас царь тоже обещает грамоте учить, давно, правда, обещает…, но ведь обещает! Давай-ка лучше руку, я тебя с пола подниму да на лавку усажу, поди, умаялась с добрыми молодцами бороться.
– Ох, умаялась, родной, – вздохнула Баба-Яга, со скрипом усаживаясь на скамейку. – Чего скрипит-то, лавка аль спина? А, да все равно, пропал званый обед безвозвратно, когда ты еще ко мне в гости соберешься… Нет, импортное, оно все же лучше. Намедни принц заморский заглянул, поговорили мы с ним о том, о сем, о полетах межпланетных, и вообще, о науке… Я ему жабу под нос сунула, он, ах!, и в обморок. Ни забот, ни хлопот, и обед на столе… Но, честно скажу, навар не тот. Не тот, Ваня, навар! Патриотка я, Ваня, пропади они пропадом эти принцы заграничные, только и могут, что языком чесать, а как в котел, так весь уварился…
– Ну, ну, бабуля, – успокоил ее Иванушка, – не переживай так. Не все же такие дураки, как я, будет и на твоей улице праздник… то есть обед на столе. Ты лучше скажи, что вы там о космических полетах говорили? Я как раз летучий корабль смастерить хочу. Не подскажешь, как сделать? А я тебе за это дров наколю.
– Да не надо мне дров, Ванюша. Про деньги, это я так, для красного словца, у нас в лесу и купить-то нечего. Для дров у меня японский комбайн лесопильный, от японского принца в наследство достался, сам пилит, сам колет, а деревьев вон, полный лес. А за доброе слово спасибо, и корабль летучий я тебе построить помогу, зря что ли в пяти академиях академиком состою… Только надо сначала тебя подучить немного. Начнем, думаю, с сопромата.
– Ты извини, бабуль, но я матом не того… – нахмурился Иван. – Не люблю я матом ругаться, вот чего!
– Не боись, Ванюша, ругаться тебе и не надо, – успокоила его Баба-Яга. – Это наука такая, «сопромат» называется. Как бы тебе попроще сказать… Вот ты сопротивлялся, когда я тебя в котел запихивала?
– Ну, сопротивлялся, кому ж охота в суп в расцвете лет.
– А как сопротивлялся? Как бог на душу положит. А изучишь сопромат, будешь сопротивляться по науке.
– Да ну? – недоверчиво переспросил Иван.
– Вот тебе и ну, баранки гну. Бери-ка лучше книжку, да садись читать.
– Да неграмотный я, бабуль. Царь-то обещал грамоте учить, а обещанного, сама знаешь, три года ждут, а уж царских обещаний, наверное, придется ждать до очередного дворцового переворота, тогда новый царь новые обещания даст… Ты уж мне лучше так, на словах, расскажи.
– Словами рассказывать долго, никакой сказки не хватит. Ложись-ка ты лучше спать, утро вечера мудренее, это и наукой доказано. Книжку себе под подушку положи, за ночь все умное из нее тебе в голову само перетечет, а для верности я еще мнемограф включу. И будешь ты утречком самым что ни на есть заправским академиком.
***
Утренний солнечный лучик проник в избушку на курьих ножках, пометался по комнате, обнаружил спящего Иванушку и стал радостно светить ему прямо в глаз. Иванушка поворчал во сне и повернулся на другой бок. Солнечный луч заскучал было, но нашел зеркало, отразился и снова защекотал глаза Иванушке. Придется вставать, подумал Иванушка, и решил проснуться. За окном росой и солнцем блестело утро, а из соседней комнаты раздавался богатырский, с присвистом, храп Бабы-Яги.
– Подъем! – что было мочи, заорал Иванушка.
Храп в соседней комнате оборвался и раздался звук упавшего тела. Дверь открылась и вошла Баба-Яга в серой холщевой рубахе до пят и свежим синяком под глазом.
– Ванек, ты чего с утра орешь, как оглашенный? – спросила она, потирая ушибленный глаз. – В мои годы падать с кровати небезопасно…
– Время не ждет, – заявил Иванушка. – Пока небо не заполонили летающие корабли конкурентов, ты, дама замшелых лет, приготовь мне чашечку кофе и быстренько просчитай синус напряженности квадратуры неравновесной балки зигзагообразно сечения свободно парящей в царской сокровищнице. Без этой балки летающий корабль никак не получится.
– Чего? – удивленно переспросила Баба-Яга.
– Не умничай, мифологический персонаж переувлажненных земельных просторов, – строго сказал Иванушка. – Делай, чего сказано. И за что только тебя в академики приняли?
– Ага, так бы и сказал «кикимора болотная», а то мифологический…, переувлажненный…, – Баба-Яга вытащила учебник сопромата из-под подушки Иванушки и кинула его в угол комнаты. Потом осмотрела мнемограф, радостно потерла руки и выключила прибор. – Ты главное не волнуйся, Ванюша. После этой железяки всяко бывает.
– Чего бывает? – не понял Иванушка.
– Понимаешь, мнемограф чуток перестарался и запихнул тебе в голову слишком много знаний. Ты теперь чересчур умным стал, но мы сейчас это поправим…
Баба-Яга порылась на висящей на стене полке, достала пыльную бутылку с ядовито-зеленой жидкостью, налила в чашку и осторожно понюхала. Ее сморщенное лицо скривилось, а из глаз хлынули слезы.
– Вот, Ванюша, хлебника мухаморовой настойки, – утирая обильные слезы, сказала Баб-Яга и протянула чашку Иванушке. – Мухомор, он целебный, когда не ядовитый, настоечка тебя в миг в чувства приведет.
– Отравить меня хочешь? – сурово спросил Иванушка.
– Да что ты, милок, мне еще из тебя суп сварить надо, а какой суп из травленного, так, не суп, а одно расстройство. Пей смело, там одна сплошная гомеопатия пополам с народной медициной.
– Ну, если с народной… – Иванушка повертел чашку в руках, выдохнул и залпом выпил. В голове у него зашумело, потом мир перевернулся и больно стукнул его по затылку.
– Ну что, Ванюша, полегчало? – спросила Баба-Яга, наклоняясь к упавшему Иванушке. – Тебе сейчас чего больше хочется синусов или кофею?
– Кваску бы… – пробормотал Иванушка.
– Вижу, полегчало, – констатировала Баба-Яга. – Вставай и пошли завтракать.
После завтрака Иванушка, потягиваясь, вышел из избушки. Он немного позевал, стоя на теплом солнышке, потом вспомнил о летучем корабле и стал деловито осматривать и простукивать елки и березы, окружавшие избушку.
– Чего ищешь, Ваня? – спросила с крыльца Баба-Яга.
– Да вот хочу дерево для летающего корабля подобрать. Только плохие они тут у тебя: какие гнилью тронутые, какие жучком-короедом попорченные…
– Деревянные корабли, Ваня, это прошлый век. Добру молодцу пристало иметь корабль железный. Тут неподалеку гость иноземный обосновался, сильно грамотный в железных делах. К нему и пойдем.
– Что за гость-то?
– А кто его знает, говорит турист, но кузнец знатный, большой специалист по железу! Он, правда, еще и по мухоморной настойке большой специалист, но мы ему этой настойки не дадим, пока летучий корабль не скует.
Прогулявшись по лесной тропинке и немного поболтав, Иванушка с Бабой-Ягой вышли на большую поляну. Посередине поляны стояла внушительных размеров печь, а вокруг нее, приплясывая и подпрыгивая, кружил здоровенный кучерявый мужик в когда-то белом, а теперь замызганном грязью и ржавчиной, платье до колен. Он был изрядно навеселе и сопровождал свои танцы хлопаньем по голым коленкам и ритмичным пением на незнакомом языке, и при всем при этом ухитрялся хромать одновременно на обе ноги.
– Бабуль, ты уверена, что мы куда надо пришли? – вполголоса спросил Иванушка. – Что это мужик в бабьем платье щеголяет?
– Не платье это, Ваня, хитон называется. Не удивляйся, иноземцы, что с них взять-то. – Баба-Яга помахала рукой и крикнула – Гефест, а Гефест, кончай пляски плясать, дело есть.
Мужик остановился и стал озираться по сторонам. Увидев гостей, он всплеснул руками и радостно затараторил:
– Наша бабулечка-ягулечка пришла, мухоморов принесла…
– Мухоморы потом, сначала дело – отрезала Баба-Яга. – Надобно нам, Гефест, летучий корабль смастерить, чтобы летал и не падал, и хоть на Луну на нем отправляйся.
– На Луну, говоришь? – переспросил Гефест. – И мухоморов, значит, не будет?
– Сказано тебе потом, значит потом. Сперва корабль построй, а уж потом мухоморы спрашивай.
– Ну что ж, – почесал в затылке Гефест, – отчего не построить, ежели мухоморы спелые… Приходите завтра по утру, все будет готово.
– Вот и ладно. Пошли Ванюша, нам еще тебя в дорогу собрать надо, – Баба-Яга повернулась и заковыляла в обратный путь.
Иванушка вновь преисполнился подозрительности и бегом догнал Бабу-Ягу.
– Это в какую дорогу ты меня собирать порешила? Такого уговору не было!
– Раз уж мы решили летучий корабль построить, то и использовать его с умом надо, – наставительно проговорила Баба-Яга. – Пора тебе Ваня всю правду узнать. Беда у нас в тридевятом царстве: Кащей Бессмертный пропал, сгинул бесследно в мировом пространстве.
– Ну и хорошо, что пропал, уже всех красивых девок переворовал, – недовольно заметил Иванушка.
– О девках ничего не скажу, что правда, то правда, – согласилась Баба-Яга, – только он не совсем пропал, подменили его. Снаружи вроде такой же симпатишный, а внутри не наш, не тридевятовский: над златом не чахнет, красно девиц не ворует, все талдычит о каком-то мировом катаклизме, который сам и собирается устроить. Вся местная нечисть его бояться стала, поговаривают, что он и леших, и домовых, и водяных, и всех прочих в оборот хочет взять, да и людям не поздоровится. Говорят, он с Луны прилетел, облик Кащея принял, а самого Кащеюшку нашего родненького, в темницу бросил и голодом морит. И страдает Кащеюшка наш без вины виноватый, ни за что ни про что, без злата, без девок… А бывало сворует красну девицу, обрядит ее жемчугами да серьгами, да и съест на десерт, а под хороший аппетит может и двух-трех за раз…
– Кхе, – кашлянул Иванушка и Баба-Яга осеклась. – И чего ради спасать Кащея? Только девок больше останется!
– Не, Ваня, настоящий Кащей, ну, съест одну-другую, а подменный всех сожрать хочет: и красно девиц, и добро молодцев, и меня. Змей Горыныча и то в меню включил, ирод!
– Змея Горыныча — это конечно нехорошо, – согласился Иванушка.
– Вот и я про то, Ванюша! Только этого засланного подкидыша просто так не возьмешь, он ведь тоже бессмертный. Надобно настоящего Кащея отыскать, да порасспросить, как бессмертным смерть сыскать, он в этом деле ученый. Да только темница Кащеева по слухам на Луне находится, вот и нужен нам летучий корабль, чтобы на Луну попасть.
– Далековато будет, – протянул Иванушка.
– Путь не близкий, – согласилась Баба-Яга, – да уж как-нибудь справимся.
***
Наутро Иванушка с Бабой-Ягой встали пораньше и отправились к Гефесту. Летучий корабль уже ждал их: на поляне стояла огромная железная бочка с заостренным верхним концом, а рядом с ней, на травке, сидел грустный кузнец.
– Чудной корабль, разве такие бывают? – подивился Иванушка.
– Бывают, – сказал Гефест, – я сам у Зевса чертежи подсмотрел.
– Не перечь Иванушка, кузнецу виднее, – сказала Баба-Яга, – лучше спроси, как управлять этим кораблем.
– А никак, – мрачно ответил Гефест. – Не полетит он.
– Почему?
– Напильник я потерял. Надобно верхнее острие заточить, а напильника нету.
– Да вон их у тебя сколько, – указал Иванушка на кучу ржавого инструмента.
– Не то это, тот напильник особый. Им чего не заточишь, так оно само летать начинает.
– И где потерял? – спросил Иванушка.
Гефест развел руками:
– В тридевятом царстве…
– Да-а, дела…, – протянул Иванушка.
– Знаю я как этому горю помочь, – сказала Баба-Яга. – Есть тут у нас знатоки, что хочешь отыщут.
Она оглушительно свистнула, в ветвях деревьев мелькнула тень и на плечо старухи тяжело спланировал большой ворон. Устроившись поудобнее, он обвел всех равнодушным взглядом и повернулся к Бабе-Яге. Баба-Яга наклонила к нему голову и что-то зашептала. Ворон выслушал наставления, громко каркнул, взмахнул крыльями и полетел к лесу, унося в скрюченных когтях кусок старухиного платья с плеча.
– Вот антихрист, – пожаловалась Баба-Яга, – вечно одежду изорвет. Не будь он таким умным и исполнительным, давно бы в котел упрятала…
Ворон действительно оказался исполнительным. Не прошло и минуты, как на поляну вышли трое людей: двое мужчин и женщина. Они что-то оживленно обсуждали. Подойдя поближе, незнакомцы прервали свою беседу и тот, который был повыше, спросил:
– Здравствуйте, бабуля. Зачем звали? Опять что-нибудь потеряли?
– Потеряли, внучок, потеряли, – заворковала Баба-Яга, прихорашиваясь и вертя костлявым задом. – Не я, Гефест вон напильник заветный потерял, найти надобно.
– Найдем, – заверил ее высокий, поворачиваясь к кузнецу. – Где были сегодня вечером?
Гефест посмотрел на Солнце, плывущее к зениту, и честно признался:
– Пока нигде.
– Алиби, стало быть, не имеете?
– Алиби мне ни к чему, мне напильник нужен, – сказал Гефест. – Сыщи его, а я уж в накладе не останусь.
– Взяток не берем, – строго сказал высокий и обратился к своему спутнику поменьше ростом. – Шурик, я знаю, что фактов никаких, одни лишь голые соображения, но ты уж не в службу, а в дружбу, посмотри тут что к чему, может найдешь какие-нибудь зацепочки, а я пока покумекаю, со свидетелями еще потолкую…
– Ох, Пал Палыч, на мне итак уже три розыска висят… – замялся Шурик, потом махнул рукой и сказал, – Да уж чего ради дружбы не сделаешь, посмотрю, может чего и накопаю, – он опустился на четвереньки и, бормоча что-то себе под нос, стал обшаривать поляну.
Шурик ползал по траве, Пал Палыч глубокомысленно размышлял, остальные откровенно скучали.
– Есть! – воскликнул Шурик, наполовину скрытый травой.
– Нашел? – встрепенулся Пал Палыч.
– Палец занозил, – сообщил Шурик.
– Чем? – спросил Пал Палыч.
Шурик достал из кармана большую лупу и стал разглядывать свой палец.
– Занозой, – наконец проинформировал он.
– Какой занозой? – невозмутимо уточнил Пал Палыч.
– Большая такая… и железная.
– Вот оно! – вскричал Пал Палыч. – Вот она ниточка, недостающее звено в цепи расследования! Раз есть опилки, значит там что-то пилили, а раз опилки железные, то и напильник должен быть где-то поблизости!
– Точно, Пал Палыч, – сказал Шурик, – безупречная логика, тем более я об него коленку ушиб…
– Неси его сюда. Вот только тот ли это напильник? Доказательств немного и я в сомнении…
– Тот, тот! – радостно заорал Гефест, увидев находку Шурика. – Мой это напильник!
– Не спешите, гражданин, – остановил его Пал Палыч. – Сейчас мы этот напильник отправим на экспертизу, а уж выводы потом делать будем. Зиночка, что ты можешь сказать об этом ржавом образце слесарного инструмента?
– Пал Палыч, здесь же не лаборатория, – возразила Зиночка, – у меня с собой лишь походный набор, но все же я попытаюсь что-нибудь отыскать.
Она достала из косметички множество пузырьков и склянок и стала капать и намазывать их содержимое на напильник, разглядывая в складной микроскоп результаты своей деятельности. По поляне потянулось зловоние.
– Ну как? – нетерпеливо спросил Пал Палыч.
– Замечательно, – ответила Зиночка, увлеченная своими экспериментами, – кислота так живописно разъедает металл…
– Ближе к делу, – остановил ее сантименты Пал Палыч, – говори по существу.
Зиночка разочарованно оторвалась от работы, вздохнула, собираясь с мыслями, и сказала:
– Думаю, что это его напильник, – и указала на Гефеста.
– Почему? – спросил Пал Палыч. – Говори конкретнее, что навело тебя на эти соображения.
– Есть много мелких деталей…, но думаю главное здесь, тщательно затертое клеймо с надписью «Маде ин Зевс», – в ультрафиолете оно отчетливо просматривается, – и поверх него выбито еще одно, новое клеймо, с надписью «Моё, Гефест». Решать, конечно, тебе Пал Палыч, но, по-моему, улик достаточно для предъявления обвинения.
– Что можете сказать в свое оправдание? – обратился Пал Палыч к Гефесту.
– Да чего там…, – неуверенно проговорил Гефест, – мое это, я сразу сказал.
Пал Палыч полистал неведомо откуда взявшиеся бумаги. Гефест нервно ерзал, сидя на траве. Наконец Пал Палыч оторвался от бумаг и строго сказал:
– Поскольку гражданин Зевс никаких претензий не заявлял, думаю на этот раз можно обойтись внушением, хотя я надеялся на матерого преступника… Вот ваш напильник и больше не теряйте его!
– Спасибо, начальник! – радостно воскликнул Гефест, хватая заветный инструмент. – Обязательно не потеряю! Если чего сковать нужно будет, заходи, для хорошего человека ничего не жалко… – но знатоки уже шагали к лесу, вновь негромко обсуждая свои, прерванные расследованием, дела.
– Это кто такие? – спросил Иванушка, когда троица скрылась за деревьями.
– Да приезжие, – ответила Баба-Яга, – на рыбалку приехали, отдохнуть, но толковые незнамо какие. Я когда забыла, где ступу после вечеринки со Змей Горынычем оставила, так они мне эту ступу тоже в момент нашли. Правда, чуть не посадили: где техосмотр, где права, где разрешение на полеты, да прочие бумажки. Еле отвертелась, что у нас тут, мол, бумажек не дают, размокают они в болоте-то.
– Да-а, юриспруденция, – неопределенно произнес Гефест, приставил к кораблю лестницу и полез наверх. Заскрипел по железу напильник и на Иванушку с Бабой-Ягой посыпались опилки и ржавчина.
Улететь в тот же день не удалось, пришлось ждать до следующего утра, пока Гефест закончит заточку летучего корабля. Зато ожидания оказались не напрасными: заточенный корабль буквально рвался в небо, и к нему пришлось привязать несколько больших камней, чтобы он не улетел раньше времени.
– Хороша машинка! – любовался Иванушка, похлопывая творение Гефеста по ржавым бокам. – Ну, бабуля, куда лететь-то?
– Да на Луну, Ваня, на Луну, Кащеюшку выручать, забыл что ли? Ты сейчас взлетай, а как стемнеет, так бери курс прямо на Луну, не промахнешься, она там одна.
– Эх, была, не была! – сказал Иванушка и полез через скрипучий люк внутрь.
***
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, а долетел-таки Иванушка до Луны. Немало метеоритов побил, да от комет хвостатых побегал, и только под самый конец в переделку угодил. Одна комета уж больно шустрой оказалась. Иванушка от нее влево, и она влево, Иванушка вправо, и она вправо. Тогда Иванушка решил перехитрить комету: на всем ходу развернулся задом наперед, думал, запутается комета и отстанет, да не так все вышло. Ударила она с размаху прямо в заточенное Гефестом острие и отбила его совсем. Летучий корабль свою летную силу потерял, закувыркался и упал камнем на большую лунную гору с дыркой посередине, провалился в эту дыру, да и разбился об ее дно.
Еле вылез из-под обломков Иванушка, глядь, а прямо перед ним золоченная клетка с Кощеем Бессмертным. Вот повезло-то!
– Здорово, Кащей, давно не виделись!
– А, это ты, Иван… Давненько мы с тобой не воевали… – грустно проговорил Кащей.
– Хватит киснуть, злодейское отродье. Баба-Яга говорит, что замена твоя хуже тебя самого. Лучше скажи, как эту клетку открыть, да пошли воевать супостата.
– Пока враг мой жив, эту клетку ни открыть, ни сломать. Придется, Иван, тебе одному воевать.
– Мне не впервой, – ответил Иванушка. – Только ты скажи, как его бессмертного одолеть? Ты же у нас специалист по бессмертию.
– Прям так и скажи! Я ведь тоже бессмертный!
– Не хочешь, не говори, сиди вечно в этой клетке, а я пошел.
– Погоди Иван, я передумал! Не хочу я вечно тут сидеть, да и смерти у нас разные. Все тебе расскажу. Настоящего имени подменщика моего никто не знает, а мне он назвался Дормидонтом. Врет небось, по себе знаю… Розовенький, румяненький, в самый раз для десерта. Этим-то он всех и обманывает, никто и подумать не может, что он злодей, каких свет не видывал, да еще и бессмертный. Пока я его мечем на котлеты рубил, он меня в эту клетку заманил и запер. Это потом я сообразил, что к чему, когда локти в клетке кусал, да уж поздно было. Но тайну его все же выведал: бахвалится он любит, вот и проболтался. Сила его в его портрете, который он всегда рядом с собой держит. Непростой это портрет, колдовской. Портрет за него и стареет, и болеет, и раны принимает. Пока цел портрет, Дормидонту все ни почем, сумеешь портрет одолеть, тогда и хозяина его победишь.
– Задал ты задачку…, – проговорил Иванушка, – ну да ладно, на месте разберемся. Теперь вот еще что скажи, как мне обратно до Земли добраться, а то корабль мой совсем разбился.
– Ну, это-то не проблема, – заверил Кащей, – из клетки я выйти не могу, но колдовство мое при мне осталось. Перенесу я тебя прямо в мою старую пещеру, где теперь Дормидонт обосновался.
Забормотал Кащей слова страшные, руками замахал, ногами затопал, закружилась Луна и оказался Иванушка в знакомой кащеевой пещере. Вот только, то ли Кащей сплоховал, то ли траекторию ветром сдуло, упал он на кучу копий, не поранился, но загремел шибко и в копьях запутался. На шум сейчас же хозяин прибежал: чистенький, красивенький, прямо херувим, а в глазах тоска старческая и злоба не мерянная.
– Ага! – говорит, – Попался!
– Да вроде того, – отвечает Иванушка, копье ему рубаху к полу пригвоздило, никак не вылезти.
Хозяин видит, что Иванушка застрял, обрадовался, и говорит:
– Сейчас я тебя убивать буду, а ты пока поведай кто такой, откуда родом, чтобы я в свою летопись еще одну жертву вписал.
– Нельзя так сразу убивать, – решил на хитрость пойти Иванушка. – Все злодеи сначала свою историю рассказывают, а уж потом убивают.
– Правда, что ли? – удивился Дормидонт. – Ну ладно, не буду нарушать традицию, – и начал свой рассказ.
Иванушка вполуха слушает, а сам потихоньку рубаху на нитки распустил и из копья стал лук мастерить, а от другого копья щепку отщепил – какая-никакая, а стрела. А Дормидонт заливается, как соловей, какой он добрый и хороший был, да как его жизнь испортила. Наконец, доделал свой лук Иванушка, щепку вложил и тетиву натянул. Дормидонт как его оружие увидал, так давай смеяться.
– Ты что, хочешь меня этой щепкой убить?
– Убить, не убью, а портрет попорчу! – крикнул Иванушка, повернулся, да и пустил стрелу в портрет, который загодя в углу пещеры приметил. Страшный, надо сказать, портрет. Изображен был на нем древний старик, с почерневшим от злобы лицом. Кащей Бессмертный по сравнению с ним сущий красавец, хоть сейчас кости подвязывай да на конкурс красоты отправляй.
Тренькнула тетива, свистнула стрела и попала портрету прямо в глаз, насквозь пробила и застряла.
Закричал Дормидонт, за лицо схватился, да поздно: стал стареть на глазах и упал замертво, а на портрете уже не старик злобный, а юноша пригожий.
– Ну вот, а ты говорил щепка, – проговорил Иванушка, а от Дормидонта уже только кости истлевшие и остались…
Тут в пещере Кащей объявился, Иванушке руку пожал, облобызал трижды, дал клятвенное обещание девок больше не красть до следующей пятницы, наколдовал стол с закусками, да и весь честной народ тридевятого царства на пир созвал. Все гуляли да веселились, а Баба-Яга позвала Иванушку назавтра на обед, сказала, что новый рецепт для супа узнала, надобно сварить на пробу.
На том и сказке конец.