– Отпусти меня! – в сердцах крикнула Золушка, дернув плечом.
Принц, который как ему казалось уже крепко держал убегающую со всех ног Золушку, покатился по лестнице, и слабо вскрикнув, упал на спину, уставившись глазами в ночное небо, в котором все взрывались и взрывались праздничные фейерверки. Дрожа, Золушка спустилась по ступенькам и заглянула в светлые, почти прозрачные глаза принца. «Мертв?! – вздох облегчения, что он не увидит ее в латаном перелатанном, испачканном сажей платье, наполнил грудь, но через мгновенье возник липкий страх. – Мертв. Это я? Я его убила?» Золушка глянула на правое плечо, еще хранящее боль от крепких пальцев принца. «Нет, нет, не я. Я не могла» – она быстро сбежала ступенькам, и скрылась за воротами Дворца. Прибежав домой, она поднялась в свою комнату под самой крышей, лихорадочно закрыла дверь на все замки, и даже на щеколду. «Нет, не я. Я даже ничего не знаю». Прислушалась. В доме было тихо – мачеха и сестры еще не вернулись с бала. «Никто ничего не видел и не слышал, и я не слышала». Она посмотрела на плечо, где уже наливался синяки. Ей захотелось смыть их, и она поспешила на кухню. Там еще стоял недомытый с ужина котёл. Схватив тряпку и речной песок, Золушка начала усердно тереть плечо. Песок обдирал кожу, которая вскоре покраснела и запылала огнем. Но Золушка не чувствовала этого, она тёрла и тёрла одно и тоже место, твердя шёпотом, как заклинание «Нет, не я, не я. Я ничего не знаю».
***
В тёмной комнате было холодно. Золушка подняла голову со стола, нащупала рукой огниво, чиркнула, и зажгла маленький огарочек сальной свечи, стоящий в оплывшем подсвечнике, еле-еле разогнавший мрак. Мачеха не давала ей парафиновые дорогие свечи. Да девушке это было уже и не важно. В последнее время она в основном спала или пила украденное с кухни вино. Мачехе надоело ее лупить, и она просто закрыла падчерицу наверху на ночь, не желая, чтобы она колобродила по дому. Как обычно в этот час в свете свечи она увидела тёмную фигуру молодого прекрасного юноши с бледным лицом и неестественно вывернутой шеей.
– Ты? – Золушка взяла в руки полупустую бутылку, плеснула в деревянную плошку, и выпила залпом, вытирая ладонью рот.
– Закусила бы – юноша с жалостью смотрел на Золушку.
– Хм, закусила бы! – с вызовом ответила девушка. – А ты принес мне апельсинов? Или пирожное с бала? Нет? Не можешь, а что тогда предлагаешь? Чего припёрся, ваше высочество? При жизни – потанцевали два раза, даже имя мое не узнали, и сейчас шлындаетесь сюда каждую ночь. Как отпускают-то тебя с ада-рая твоего?
– Сама знаешь, нет мне убиенной Душе покоя. Вот и хожу, пока туфельку не примеришь.
– Тварь, тварь! – Золушка зарыдала, уронив голову на стол и обхватив её руками.
Принц схватил ее за плечо, как тогда, на лестнице: – Примерь туфельку!
Холод пронзил кожу девушки.
– Не трожь, не трожь меня, – закричала Золушка, сбрасывая руку, – Я не убивала тебя, ты сам, сам упал!
– Сам.
Золушка подняла голову, глаза сверкнули зловещим огоньком.
– Не ври. Ты знаешь, что это я толкнула тебя.
– Да.
– Что да? Ты сам виноват – зачем ты за мной побежал? Зачем схватил?
– Я влюбился в тебя.
– Ты врёшь. Меня никто никогда не любил. Мать меня бросила, умерев. Отец променял меня на эту жирную корову, и я никогда от него не слышала слов любви. Я росла в нищете, будто и не было у меня отца. “У тебя теперь есть две сестры – вы полюбите друг друга” – говорил он. С Анастасией и Гризельдой я не узнала, что такое сестринская любовь – я узнала, что такое ненависть и презрение.
– Я не виноват.
– Они заставляли меня шить для них, убираться в доме, готовить, пересаживать эти проклятые розы.
– Ты же любишь шить.
– Я всю жизнь была вынуждена обшивать этих высокомерных жирных тёток. Спать на ящике с золой и улыбаться им. Золушка снова плеснула из бутылки и заревела, вытирая глаза ладонью.
– Тебя любит Фея-крестная.
– Эта мерзкая двуличная старуха? Она сломала мне всю жизнь своей “любовью”, просто откупилась от меня, что бросила меня, как и все! Я бы и без нее бы прожила! Я из знатного рода, вышла бы замуж за достойного мужа, пускай бы даже это был купец, лавочник, да кто угодно! И покинула бы этот проклятый дом. Но после ее “подарков” – все кончено! Знала, старая ведьма, что так все и будет. Специально про двенадцать часов придумала. Убила бы тварь!
Принц промолчал, грустно смотря, как Золушка жадно глотает вино, которое льется по подбородку на замызганное вонючее давно не стиранное платье.
– Упрекаешь? Да. Пью, с горя пью, и пить буду. Как мне жить, принц? У меня не будет “жили долго и счастливо”. Я не нужна никому.
***
Стемнело. Золушка зажгла свечу, оправила собственноручно сшитое из гардин и портьер прекрасное золотистое бальное платье и переступила с ноги на ногу – украденные у Гризельды туфельки на высоченном каблуке, обклеенные собранными хрустальными осколками были слишком просторными и в них было больно стоять. Она ждала. Вот уже тридцать ночей принц не являлся к ней как прежде каждую ночь в течении года после смерти. Пламя свечи колыхнулось, и Золушка оглянулась. Принц стояла за спиной.
– Ваше высочество?
– Я. Ждала?
Золушка вгляделась в какое-то повзрослевшее лицо принца, провела рукой по красивой, как прежде, ровной шее.
– Ждала. Долго не было тебя. Я устала.
– Ты такая красивая… Как тогда…
– Да, как тогда… Я ждала тебя.
Принц провела рукой по плечам Золушки. Холод опять пронзил, но она не сбросила руку.
– Сказать тебе хочу, принц.
– Говори.
– Прости меня, ваше высочество. Я решила – я примерю туфельку, признаюсь, меня казнят, и мы будем вместе долго и счастливо. Но у меня одно условие.
– Условие? – принц возбужденно приблизился.
– Догони меня снова. Как тогда!
Золушка безумно расхохоталась, сверкая глазами и выскочила на лестницу, стремительно побежав вниз. Слишком стремительно… Каблук одной из туфелек провалился в щель рассохшейся ступеньки…
В тишине лестницы, перекрывая глухой звук падения тела, отчетливо прозвучал хруст шейных позвонков.