Следующая ночь началась с неожиданного посетителя. Вернее сказать, человек в сером плаще с поднятым воротником и пакетом в правой руке приходил вечером. Побродил неслышно меж оградок, зачем-то поправил вывернутый обрядовский крест и остановился у могилы художника.
– Ты прости нас, братан, – негромко заговорил он, дыша стойким запахом вчерашней гулянки, – сглупили мы с тобой, конечно. Надо было Скорую сразу вызвать, а мы ржали, как дурни, когда ты с лестницы слетел. На вот, возьми, твое это. Сеструха твоя порядок навела. В твоей квартирке, что ей по наследству досталась.
Человек в сером плаще с поднятым воротником достал из пакета коробку с кистями, набор красок и свернутые трубой листы ватмана. Аккуратно положил всё это на могилу и ушел так же тихо, как приходил. Единственный настоящий друг забытого всеми художника.
В этот раз из могил вылезали молча. Последним появился сам Илья. Он старательно отводил лицо от лунного света и не проронил ни слова, пока к нему не подошла Мария Климентьевна.
– Илюша, это ж знак тебе от самих Небес даден. Ты ж портрет хотел писать. Помнишь, нет?
И словно где-то открыли кран с водой, со всех сторон посыпались восторженные возгласы:
– И вправду, мазила безбожная, малюй давай красу нашу местную. Покудова она еще при теле.
– Законность, гражданин, превыше всего, поэтому, давайте без этих ваших новомодных штучек.
– Таки консультант по ветхозаветным сюжетам требуется? Беру недорого, а шо?
Художник благодарно улыбнулся аптекарше и шмыгнул чудом сохранившимся носом.
На лунный свет начали выволакивать усопшую красотку. Причем, усопшую в прямом смысле. Блондинка отказывалась открывать глаза и восставать до утра, слабо отмахиваясь и мотивируя тем, что ей это всё снится и вот-вот ее разбудит горячим поцелуем любимый по имени Дима.
Напрасно Прокопыч убеждал ее, что Дима оказался обыкновенной сволочью и заместо поцелуя попросту удушил свою возлюбленную. Напрасно Обрядов пытался оттянуть на белоснежной шейке с первичными трупными пятнами воротничок, чтобы продемонстрировать всем любопытным следы от веревки. Напрасно Семен Абрамович шекотал несчастную под выпирающие ребра, стараясь вызвать хоть какую-то эмоцию. Всё оказалось без толку.
– Ну, прям не знаю, – удивилась аптекарша, – вот я в свое время на ее месте быстро оболванилась. А эта молчала весь день в струнку, хоть я рядом от любопытства извелась вся. Копчик отбила даже.
Раввин подергал себя за пейсы, пощелкал фалангами и неожиданно для всех заговорил:
– Таки шо? Будем сидеть до утра, как зайчики? Мы в России, или где, стесняюсь уточнить? Таки шо делают в России со спящими напрямую красавицами? Ой, да я вас всех умоляю, как говорила моя бессмертная тёща из Одессы, не понимаете? И таки до сих пор делаете вид, шо вы тут все не причем?
Городовой аж подпрыгнул. Аккуратно, в рамках закона. Хлопнул себя по лбу, издав трескучий костяной звук, и заявил:
– Как я мог забыть! Это же была любимая сказка моей младшенькой.
– Все заметили, шо я этого не утверждал? – сходу уточнил хитрый ребе.
Но полицейский его уже не слышал. Он помчался к вдовьему гробу, резко над ним наклонился и смачно приложился зубами к ярким девичьим губкам.
– И шо, и шо, и шо?- заинтересованно спросил Семен Абрамович, вытягивая шею на всю длину позвонков.
– А нишо, – злорадно ответил Прокопыч, – так вам, жидам, и надо.
Озадаченный Обрядов распрямился, почесал череп и печально оповестил всех присутствующих:
– Не сработало почему-то. Хотя, должно было.
– Таки может вы не ее принц? – разумно предположил раввин.
– Дык, а где ж того убивца искать? – недоуменно отозвался Прокопыч. – Он уже, поди, до соседней губернии добежал. С такой-то скоростью.
Сквозь троицу скелетов скромно протиснулся Илья. Он подошел к девушке и целомудренно прижался губами к холодному лбу.
– Вставай, – шепнул в атласную кожу, на которой пока еще не проступили неумолимые следы смерти, – ты мне очень нужна.
Аптекарша ревниво наблюдала за ними, теребя злосчастную ленточку под подбородком. Страсть, проснувшаяся в ней только после смерти, жгла похуже проклятий, которыми осыпал ее убиенный муж – любитель аптечного спирта и кулачного воспитания строптивой супруги.
«Ниче, ниче, – успокаивала сама себя Мария Климентьевна, – поди, милота эта ненадолго. Вскорости потемнеет красотка, да распухнет так, что не подойти будет».
И чудо случилось! Девица распахнула глазища в пол лица и неожиданно улыбнулась, приоткрыв край идеально ровных зубов.
Словно симпатизируя влюбленному художнику, Луна скрылась за тучу, спрятав от своего серебристого света почти разложившееся лицо Ильи.
Жертва злодейства села в гробу и потянулась так, что у окружающих разом отвалились челюсти. Аптекарскую спасла только незабвенная розовая ленточка.
– Выспалась, – беззастенчиво сообщила девица. – А вы все мертвые, да? Как я?
Художник, онемевший разом от такого поворота, попросту упал лицом в девичьи коленки и затих там, боясь спугнуть негаданную удачу.
Обрядов шумно завозился, оправляясь со всех сторон, Прокопыч поправил лацканы пиджака, а Семен Абрамович приподнял шляпу, приветствуя новенькую.
– Ну-с, гражданка, – деловым тоном начал полицейский, – приступим, пожалуй. Ваше имя? Возраст? Служите, или учитесь где?
Извозчик тут же ткнул неугомонного служителя закона под ребра.
– Вы его, дамочка, не дюже слушайте. Как грится, бывших легавых не бывает, вот и этот по сю пору упокоиться не может.
Девица переводила взгляд с одного скелета на другой и машинально поглаживала Илью по густым темным волосам.
– Меня Лиза зовут, – сообщила она мертвецкой компании, – я с Димой на одном курсе учусь. Училась.
Грустная история неразделенной любви бывшей студентки к мерзавцу из богатой семьи вызвала у мертвецов искренне сочувствие. Мария Климентьевна хотела даже всплакнуть, но вспомнила, что плакать ей нечем.
Горе-провинциалочка Лиза, попавшая из отчего дома в шумный областной центр, решила, что нашла свое счастье, когда отдала в одну ночь возлюбленному свои сердце, душу и тело. Возлюбленный, как водится, подарка не оценил, в душу наплевал, сердце растоптал, а телом бесстыдно воспользовался. А чтобы его прекрасное будущее не портила глупая Лиза со своими претензиями, решил вопрос радикально – задушив девицу во сне.
– Все беды от вас, мужчин, – сочувственно вздохнула аптекарша и бросилась утешать несчастную.
Всё ж таки Мария Климентьевна не была вздорной особой. А что супруга своего к праотцам отправила, так сам виноват. Меньше надо было спирт хлестать, по девкам бегать, да руки распускать.
– И ничего в этом мире не меняется, таки разве я неправ? – высказал Семен Абрамович всем известную истину.
– Да уж…, – протянул Прокопыч, – я, конечно, тоже ангелом не был, но чтоб невинных девиц жизни лишать – ни-ни.
– Времени до утра мало, – уточнил зачем-то Обрядов, – но днем я подумаю над этим делом.
В четыре руки извозчик с раввином притащили с могилы художника все его живописные принадлежности. Прокопыч подергал влюбленного авангардиста за плечо, тот отмахнулся, не желая отрываться от уютных Лизиных коленок, но извозчик оставался непреклонен.
– Ты это, хотел рисовать, рисуй, давай. А то ведь сам знаешь, как оно всегда бывает. Вот-вот и от твоей красы ничего не останется. Придется с десяток лет ждать, покуда она в нормальную скелетушку не превратится.
Илья очнулся и вскочил на ноги, полный творческой решимости.
– Света мало, – сообщил он Лизе.
Высоко на небе его услышала холодная Луна и вышла из-за туч, залив кладбище ровным серебром.
Лист ватмана растянули прямо на земле, прижав уголки камнями.
Создание полотна остановило неумолимое Солнце, разорвав лучами живописное волшебство. В могилу Илью загружали всей компашкой, по очереди подавая в гроб художественные инструменты, чтобы чего не случилось с ними на воздухе.
Лизу уложили опять к аптекарше, хотя Семен Абрамович и попытался предложить поочередное пребывание свежей покойницы.
***
– Мне нужно всего две ночи, – сказал художник, внимательно рассматривая на лице своей Мадонны очередные посмертные проявления, – всего две ночи, Господи, прошу Тебя.
Прокопыч грустно присвистнул. Мол, от смерти никуда не уйти. Обрядов в этот раз был неожиданно молчалив и как-то странно собран. Словно собака, почуявшая дичь.
Семен Абрамович от скуки подбивал клинья к аптекарше, а та, смирившись с потерей живописца, благосклонно ему отвечала.
А Лиза позировала молча, глядя на Илью с тем чувством, которое во все времена совершало невозможное. Как странно было понимать, что настоящая любовь может прийти даже после смерти.
Илья работал кистью сноровисто, со вкусом. Еще ни разу при жизни его так не поглощала работа.
Полицейский прошелся между могил, зачем-то внимательно прочитал надписи на плитах, потрогал землю на одном захоронении и остановился, глядя вдаль. Туда, где в самом дальнем углу находился чей-то древний склеп, заросший крапивой. Как метко заметил Прокопыч – бывших полицейских не бывает. Потому Обрядов и не мог лежать спокойно, зная, что где-то по Земле расхаживает ненаказанный убийца.
Внезапно привычную кладбищенскую тишину нарушили чьи-то голоса. Нестройный хор молодецких возгласов заставил неупокоенных попрятаться кто куда горазд. Илья шустро схватил подмышку недорисованное наследие миру, второй рукой цапнул Лизу под локоть и поволок все это добро за ближайшую могильную плиту.
На место, где только что ваялось эпическое полотно под названием «Посмертная Мадонна», вступили трое подростков, густо измазанные черными красками всех оттенков.
– Готы, – поморщившись, объяснил художник удивленной Лизе, – я с такими еще в живых тусовался. Думал, вдохновения от них нахватаюсь. А оказались болваны болванами.
Необычное трио протопало мимо открытых могил, не обращая на них никакого внимания, и дружной вереницей направилось прямиком к заросшему склепу.
– Удивительное дело, – пробормотал Обрядов, вылезая из куста полыни, – я ведь по первости тоже хотел туда наведаться, да не дошел.
– Так и есть, – поддержал Прокопыч, вырываясь из кучи опавших листьев, – ровно какая нечистая сила тудыть не пускает.
Третья слева могила зашевелилась землей, вздохнула плитой и проговорила голосом похороненного двести лет назад купца Завьялова, зарубленного собственным кучером за соболью шубу.
– Волхв там живет уже почитай вторую тысячу лет. Потому и мы с ним здесь маемся, что он крестителей проклял заодно со всем этим местом, будь оно неладно.
– Дык, ты вылезай оттедова, – радушно позвал его Прокопыч, – чего лежишь там. Косточки разомни, да нас повесели сказочками.
– Не буду, – угрюмо отказался купец, – надоело.
Меж тем подростки всё-таки дошли до склепа, чем изрядно удивили наблюдающих за ними мертвяков. Высокий и донельзя худой парубок опытно начертил на влажной земле пентаграмму и расставил по краям черные свечи.
Лохматая девица встала напротив входа, заплетенного могучими крапивьими стеблями, протянула руки вперед и заговорила нараспев:
– О, тот, кто лежит здесь, ответь своим верным слугам. Взываем к тебе и приносим кровавую жертву.
Из рюкзака один из этой сумасшедшей тройки достал черного петуха, который тут же расправил крылья и оскорблено кукарекнул.
– Удавят ведь животину несчастную, – посетовал Прокопыч.
Неожиданно сверкнула мощная молния, в свете которой мелькнул огромный столовый нож, которым, видимо, и собирались отрубить бедному петуху его красно-гребенчатую головушку. Но крапивная стена резко разъехалась в стороны, двери склепа распахнулись, и перед готнутыми придурками встал тот самый волхв, оказавшийся живее всех живых. Он опирался на клюку с деревянным набалдашником в виде волчьей головы и гневно потрясал седой шевелюрой.
Поющая девица громко пискнула, упала прямо на свечу и махом лишилась всех чувств.
– Витёк, – забормотал один из вызывающих, – мы так не договаривались. Хотели ж просто петуха замочить, а потом, как обычно, оргию устроить.
Витёк – тот самый высокий анорексик – во все глаза смотрел на возникшего персонажа, чей покой они так опрометчиво нарушили.
– Чего надо, разбойники?! – загрохотал волхв и потряс клюкой.
– Сработало, – благоговейно прошептал Витёк и бахнулся на колени, долбя лбом землю перед склепом.
– Тьху, – презрительно сплюнул древний служитель культа, – опять христанутые приперлись. Вон пошли отсюда, пакостники мелкие.
И некрещеный волхв уже повернулся, чтобы достойно удалиться в свою вечную обитель, но обиженный Витёк вдруг резко вскочил и схватил уходящего за полу волчьей шубы.
– Ты это, – оскорблено обратился он к волхву, – отдавай мне силу свою колдовскую. И власть над всем миром тоже.
– Чего? – безмерно удивился священнослужитель. – А уд тебе длиной в пол-аршина не надо? Помню, некоторые дураки и такое просили.
Витёк тут же залился рубиновой краской, невзначай выдавая этим свою заветную мечту.
На осенней земле заворочалась забытая всем девица – непосредственная участница упомянутой оргии. Она помотала художественной гривой волос, потерла глаза измазанными кулаками и хотела, было, уже заголосить во всю мочь, но осеклась на первой же ноте. Обхватила себя за озябшие плечи и восхищенно уставилась на статного волхва.
В руке третьего участника ритуала осторожно кукарекнул петух, напоминая о себе.
– Отпусти птичку, – посоветовал старец, – не гневи дедушку. А то как разгневаюсь, и полетят от вас клочки по закоулочкам. Иди домой, Коля. Тебя ведь так зовут?
Коля машинально разжал пальцы, обрадованный кочет потряс красным гребнем и рванул на всех попутных, ловко лавируя между могил.
– Теперь ты, – обратился волхв с комплексующему Витьку, – в учебник по математике давно заглядывал?
Дождавшись утвердительного кивка, стукнул клюкой о землю и проговорил:
– До конца школы не вставать тебе из-за книжек умных. Учиться, учиться и еще раз учиться. Дуй домой.
– А ты, краса ненаглядная, – взглянул он, наконец, на умирающую от избытка чувств деваху, – смой краску свою непотребную. Скромностью украшать себя должно, а не угольной размазней.
Вся троица мигом очухалась и бросилась к выходу, на дороге к которому их уже поджидали затаившиеся мертвецы.
Обрядов выскочил первым, зловеще клацая челюстями и тряся костяной головой. Мария Климентьевна разбрасывала вверх пожухлые листья и мерзко хихикала. Семен Абрамович топал ногами и задорно улюлюкал вслед. Илья с Лизой так и сидели вместе, не в силах насмотреться друг на друга.
Когда вусмерть напуганные детишки, повернутые на черной магии, выскочили за ограду кладбища, через могилы до наших донесся голос волхва:
– Ну, что, проклятые, никак упокоиться не можете? Да уж, мощно я всех тогда приложил.
Очередной день, занимающийся за горизонтом, заставил кладбище опустеть.
Автор публикации
