Вчера было утро

Посвящаю Алессандро Барикко

Вчера было утро. Из старенькой, покосившейся лачуги вышел хромой дедушка, споткнулся о порванную сеть, упавшую ночью от сильного ветра. Он аккуратно положил ее на скамейку и побрел.

– Здравствуйте, дедушка! – прокричала я, взмахивая на бегу своим шелковым зонтом.

Старик остановился и, погладив бороду, кажется, улыбнулся.  Дальше мы уже брели вместе.

– Дедушка, скажите, а что стало с той молодой особой, которая когда-то приплыла сюда?

Молочная дымка рассеивающегося тумана возвращалась обратно в свою морскую колыбель. Чайки и бакланы в воздухе заботливо поглаживали ее своими огромными крыльями. Берег еще был холоден, и нежно потягивался в ожидании палящего дневного солнца. Дедушка вытащил из воды прибившуюся корягу, которую, по-стариковски бережно, оставил на раскрашенном полевыми цветами пригорке.

Когда я приезжала к морю месяц назад, дедушка рассказал мне, что здесь когда-то был небольшой торговый порт.Но сюда иногда заходили и огромные корабли с несметными богатствами. И тогда на берегу разворачивалась пестрая ярмарка, шумная и бурная.

Однажды весной в порт вошел корабль, простой и без груза. Видимо, его хорошенько где-то помотало, раз паруса были оборваны, а бортовое дерево кое-где разодрано в щепы. Матросы бросили канаты, трап, забегали в поисках ремонта среди шумной береговой толчеи. Вскоре на палубе появился человек в кителе, без фуражки. Это был капитан, и его глаза были глазами растерзанного судна. Он, не видя перед собой ничего, смотрел вдаль и молча курил.  Мрачная задумчивость, долгая борьба со стихией и радость увиденной земли смешивали в душе колючий клубок, при прикосновении к которому на глаза навертывались слезы.

И вдруг, как утренний туман над морем и над всем живым, из каюты появилась она, в белом воздушном платье с розовыми крупными цветами на груди. Она медленно подошла к капитану, поцеловала его в щеку и остановилась у трапа посмотреть на берег. Хотелось сойти туда, побегать или хотя бы немного побродить.

Как птица в море, неожиданно появляющаяся перед глазами, и предвещающая скорую сушу и радость, из безликого многолюдья вынырнул юноша с корзинкой разных гребенок, бантов и каких-то еще безделок.

– Не желаете, милая девушка – шпильки, гребенки? – спросил он.

– Нет, – растерянно произнесла она, а сама стала жадно рассматривать незнакомца.

И тут их глаза случайно встретились. Как гроза, попадая в дерево, устраивает пожар во всем лесу, так и внутри этих двоих обожгло сердца и воспалило кровь.

– Вчера было утро… – вдруг спокойно и тихо вымолвил старик. – К вечеру матросы нашли то, что искали. Осмотрев судно, мастера сообщили, что работы здесь на неделю. В другом случае, корабль не дойдет до места назначения, находящееся отсюда в десяти днях пути. Решено было остаться.

Капитан с дочкой разместились в небольшой, уютной гостинице на Рабочей улице, неподалеку от причала.

Когда город утих, а городок замигал огоньками света в домах, девушка встала у распахнутого окна и стала расчесывать свои светлые волосы. Она глядела по сторонам, смотрела в небо, потом присела на подоконник и откинула волосы назад. Казалось, что она поет, но не было слышно ни звука.

– Девушка, – прошептал где-то рядом знакомый голос, – посмотрите вниз.

– Вы узнали меня? Вы узнали меня, – счастливо прошептал голос.

– Уходите, уходите отсюда, – зашептала она, свесившись с подоконника, – у меня очень строгий отец. Если он заметит вас здесь, то вам не поздоровится.

– Да! Да! Я только хочу узнать ваше имя! – кричал он шепотом.

– Мария! Меня зовут Мария, – ответила она и почувствовала на своей руке прикосновение его губ.

В эту ночь спали все: и мрачный капитан, и уставшие, но довольные матросы, и берег, и коварное море. И только два желтых окошка в темноте городка горели всю ночь.

Неделя явилась двум юным сердцам неделей счастья. Каждое утро, чуть забрезжит свет, они были на берегу. Он торговал шпильками и гребенками, а Мария находилась возле отца на корабле. Но ничто не мешало им ловить порывистые взгляды друг друга, и казалось, что запрет только еще больше раскаляет их любовь. Вечерами он приходил под ее окно. Девушка уже позволяла целовать себя, прижималась к нему, перегнувшись через подоконник, иногда плакала. Он так осмелел, что на пятый день их счастья, влез к ней в комнату. Они стояли рядом, близко-близко, сердца бешено бились, как только что пойманные вольные птички, и от этого было сладко и хорошо. Они знали и любили друг друга целую вечность, всю эту и прошлую жизнь и только сейчас встретились.

– Я завтра пойду и попрошу у капитана твоей руки, – уверенно сказал он. – И ты останешься со мной, навсегда.

– Ошибаетесь, молодой человек, – произнес громкий и неуютный голос. – Отойди от него, Мария!

Им не дали даже издали увидеть друг друга. Его, как вора, бросили в местную тюрьму, а ее следующим же утром увезли на корабль.

Через полгода его выпустили. К тому времени от горя умерла тетка, которая его воспитывала. Вернулся в опустевшую хижину, занялся убогим хозяйством. Постепенно все починил, исправил. Потом долго, всю жизнь один ходил в море за рыбой.

– А как же она? Мария? – еле слышно спросила я.

– Однажды приходил сюда корабль, точь-в-точь, как тот, но там были совсем другие люди… А Марию можно увидеть по утрам. Ее белое платье покрывает море, а розовые цветы рассвета всегда появляются на горизонте.

Мы вернулись к лачуге. Старая сеть также отдыхала на скамейке, перевернутая лодка прогревала свои почерневшие бока, а на окне стояла светлая плетеная корзинка со шпильками.