− Земля переживает бум увлечения инопланетным искусством, − развалившись в кресле, вещал Престон. − Статуэтки с Лернея, картины с Орзуна, скульптуры с Лорелеи – они уже приелись публике, но волна моды еще не сошла. В прошлом году я заработал состояние на посуде вельдианцев, чертовы щербатые горшки продавались по две тысячи кредов за штуку! Но сейчас нужно что-то новенькое, свежак.
− И вы выменяете золото туземцев на бусы и зеркальца, − меланхолично заметил профессор Белянский.
− А что, выменяю, − хохотнул Престон, игнорируя осуждение во взгляде попутчика. − И они будут плясать от радости, что обдурили чужака. Все эти варвары одинаковы, что на Земле, что на других планетах: вместо мозгов у них какая-то первобытная хитрость. Надо просто быть чуть умнее их, а это, к счастью, несложно.
Профессор сдержал следующее рвущееся наружу замечание, поскольку до отлета оставалось еще полчаса, и разозленный Престон мог высадить напросившегося пассажира из своего корабля. Федор Белянский получил свое место на корабле, летящем к планете Ариэль, благодаря своему широкому знакомству с культурой ариэлитов. Он даже брал интервью у членов первой ариэльской экспедиции для своей статьи о сходстве и различиях исторического развития в различных инопланетных культурах.
Ариэль находилась на очередном пике культурного развития, во многом схожем с земной античностью. Ариэлиты были удивительно мирным народом, занимавшимся в основном земледелием и скотоводством, крупных войн у них не случалось. Их вид совсем не был склонен к насилию, как решили контактеры.
В полете Федору Максимовичу пришлось отрабатывать свой проезд. Он просвещал торговца инопланетными артефактами относительно обычаев жителей Ариэли.
− Как во времена Античности на Земле, на Ариэли активно развивается литература, сейчас она находится на переходном этапе от устного творчества к созданию письменной традиции. Первая экспедиция пробыла на Ариэли четыре земных года и успела достаточно хорошо выучить язык, чтобы…
− Нет, проф, − оборвал лекцию Престон. − Торговать инопланетной литературой – это работать себе в убыток. Сначала надо найти что-то стоящее, потом перевести – а это тоже время и деньги, спецов по их закорючкам раз-два и обчелся. А в конце концов какая-нибудь «лига защиты дикарей» вспомнит об авторском праве и потребует, чтобы я выплатил голозадому трехногому писаке роялти. А ведь далеко не факт, что книжка выстрелит. Давайте думать дальше. Что там у них с обработкой драгоценных камней? Сейчас на самоцветные поделки спрос.
И проф рассказал про поделки. А что было делать? На Ариэль общественных рейсов не было, частный звездолет с командой нанимать ему было не по карману, а годы были уже не те, чтобы сесть в одноместный «прыгунок» и умчаться на край вселенной за темой для публикации, как, бывало, он делал в юности.
Для торговли Престон по совету Белянского выбрал тот же самый город, в который наведывались контактеры почти двадцать пять лет назад. Экспедиция была удачной для самих контактеров (в том смысле, что их не прогнали, не убили, не попытались съесть, а даже позволили пожить бок о бок с аборигенами достаточно долго, чтобы набрать нужный материал), но проект «Ариэль» был закрыт правительством как «неперспективный». На планете не оказалось ничего достаточно ценного, что окупало бы расходы на долгий перелет – Ариэль была на дальнем витке галактики от Земли.
− В этом городе, мы сможем найти жителей, которые были знакомы с первой экспедицией, − рассказал Белянский. − Они должны были сохранить о людях хорошее впечатление, с их помощью мы легче наладим контакт и торговые связи.
Скафандры было решено не надевать, климат в этой местности был мягким, самый конец жаркого лета, и Белянскому подумалось, что попозже нужно будет вытащить из корабля шезлонг и полежать на солнышке под прозрачным зеленоватым небом. Атмосфера была пригодна для дыхания, опасных бактерий, растений и животных не наблюдалось – курорт, да и только.
Город встретил пришельцев бурно. Шум и сутолока у городских ворот прекратились, как только к ним подошли слишком высокие для ариэльцев фигуры. Местные жители были гуманоидами: имели по две руки, две ноги, пару миндалевидных глаз и приподнятые, словно в вечном изумлении, тонкие брови. Престона и Белянского тут же окружила толпа. Аборигены толкались, шумели, восторженно свистели и явно не собирались пропускать торговцев в город. Но вскоре через толпу пробился мужчина с блестящим посохом в руках. Пробился – неверное слово, он прошел между расступавшимися рядами людей, как горячий нож сквозь масло, а жители спешили убраться с его пути.
− Это представитель знати, − шепотом сообщил профессор. − Если мы с ним договоримся, он проведет нас к правителю города.
− Мое почтение, друзья-земляне, − с заметным акцентом, но на вполне приличном английском заговорил местный аристократ. − Мы рады снова видеть вас.
− Приветствую вас, − ответил Белянский на ариэльском и поморщился от стеснения. Выговор у него был ужасный, в отличие от речи аборигена. Престон же вообще отказался учить язык и пользовался лингводекодером. − Мы снова просим вашего гостеприимства.
− С вами не прибыл Альберт? Я был бы рад снова поговорить со старым другом, − сказал ариэлит. − Я сложил в его честь кансону.
Белянский припомнил членов первой экспедиции и понял, о ком речь.
− К сожалению, Альберт Кененг умер около трех лет назад, − сообщил печальную новость профессор. И тут он понял, что акцент ариэлита – немецкий, такой же, как у немца-контактера.
− Мне больно это слышать, − ариэлит прикрыл глаза ладонью. − Что ж, я приглашаю вас в свой дом, мы будем пить фалау и слушать траурные песни.
Земляне позволили отвести себя в особняк местного лорда Алифеета Ило, как он представился позже. Белянский уже видел жилища и быт ариэлитов на фотографиях и теперь с удовольствием сравнивал снимки с оригиналами. Особого прогресса за минувшие годы не произошло, архитектура была простой и функциональной, как и одежда, и утварь. Но все вокруг дышало гармонией, простота была не грубой, а изящной и выверенной, что свидетельствовало о внутреннем спокойствии и уравновешенности ариэлитов.
Престон тоже внимательно смотрел по сторонам. Ткани были слишком невзрачными, на такие тряпки никто не позарится. Украшения не отличались ни оригинальностью дизайна, ни мастерством обработки металла и камней, посуда, хоть и украшенная орнаментом, была самой обычной. Конечно, еще не вечер, может, что-то стоящее варвары приберегли напоследок, но в душу дельца закрадывалось разочарование и злость. Притащиться через всю галактику на эту паршивую планету – и не получить ничего? Такого Престон стерпеть не мог.
Фалау оказался терпким солоноватым напитком, вполне безопасным для землян, и Белянский с удовольствием осушил предложенную ему чашу. А затем хозяин дома, расположившись на деревянном ложе, устланном шкурой какого-то животного, пригласил домочадцев для пения траурных песен по его погибшему другу.
Инструментов не было, только голоса. Глубокие и чистые, они то взлетали ввысь, то падали до шепота. В песне было и рыдание, и смех, и тепло дружеских встреч, и боль расставания. Пели и дети хрустальными высокими голосами, и жены аристократа – сопрано удивительного сладкозвучия, и сам Алифеет оказался обладателем звучного баритона с большим охватом. Федор Максимович с удивлением понял, что его глаза полны слез. Он оглянулся на своих спутников и заметил, что на их лицах застыло изумленное выражение.
Когда песня кончилась, Престон придвинулся к профессору и зашептал ему в ухо:
− Вот оно! Нашел! Я куплю их песни!
− А разве с песнями не будет тех же проблем, что и с литературой? Я имею в виду закон об авторском праве и прочее.
− Проф, вы ничего не смыслите в шоу-бизнесе. Я привезу записи на Землю, после нужной рекламы я смогу их продать миллиардным тиражом. А потом можно будет устраивать туры сюда, на Ариэль. А еще можно привезти несколько исполнителей на Землю для гастролей. Это будет фурор. Проф, мы с вами нашли золотую жилу!
У Белянского перехватило дыхание.
− Нельзя! − от волнения он начал заикаться. − Н-нельзя устраивать массовые паломничества в неразвитый мир! М-мы разрушим их самобытную культуру, их будущее! И увозить местных жителей тоже нельзя, они не смогут приспособиться к ритму земной жизни, культурный шок просто убьет их!
− Проф, − опасным тоном прошипел Престон. − Я нашел свой Клондайк и, клянусь богом, вам лучше не пытаться стать у меня на пути. Если вы попробуете подговорить местных против меня, вы проведете в корабельном карцере все оставшееся до Земли время, я понятно выражаюсь?
Белянский не нашелся, что ответить.
Когда траурная часть обеда была завершена, хозяин дома поинтересовался о причинах столь неожиданного, хотя и приятного визита.
− Господин Ило, − начал Престон. − Я организовал эту экспедицию с деловой целью, и у меня к вам предложение. Я хочу записать ваши песни, вашей семьи и всех, кто умеет так же хорошо петь, и дать их послушать людям у себя на родине. За это я предлагаю вам на обмен отличные товары с Земли, такую сделку вам никто не предложит.
− Альберт и его друзья тоже хотели записать наши голоса, − кивнул Алифеет. − Но это запрещено законом священного Мио. Голос нашего народа – дар бога ветра, мы не в праве его продавать.
− А если ваши жрецы дадут разрешение на запись, вы согласитесь? − не отступал Престон. − Вы ничего не теряете, зато получите много отличных вещей, которые нигде не достать: волшебные свечи, которые горят без огня, яркие ткани, которым нет сноса, чудесные игрушки для детей и украшения для женщин. Вы сможете ими пользоваться или продайте – а цену назначите любую, какую пожелаете.
− Да, звучит хорошо, но сначала вам нужно убедить жрецов.
На том и порешили. На встречу с жрецами, устроенную Алифеетом, Белянского не взяли. Но он и сам мог догадаться, что предложил им неугомонный Престон: какие-нибудь технические штучки, которые позволят священнослужителям дивить публику, выдавая чудеса инопланетной технологии за знамения богов. У Престона был большой опыт в такого рода вещах. Ради одного портативного голопроектора любой жрец любой религии доинформационной цивилизации согласится продать не только песни, но и родную бабушку.
Но как ни странно, вернулся Престон злой и нервный.
− Что за ерунда этот праздник Алого ветра?
− Что? − не понял Белянский.
− Они были у меня на крючке, так хотели получить мои игрушки, разве что слюна не капала, но отказались! Отказались! Сказали, что нужно дождаться Алого ветра. Что это еще за чертовщина?
Тут Белянского осенило. Он читал об этом в докладе первой экспедиции.
− Это праздник памяти умерших, − пояснил он. − В последний день лета на рассвете цветы иуло выпускают в воздух свою пыльцу, которая оказывает наркотическое воздействие. Вдохнувшим кажется, что они общаются с душами умерших. Это очень яркий и красочный обряд.
− Всего-то? − вдруг успокоился Престон. − Значит, они просто набивали себе цену. Надышатся своей дрянью, пошаманят, а потом поднимут цену, будто прадедушка так завещал. Тыщу раз такое уже было. Ха, ничего нового дикари придумать не могут.
Белянский же напротив встревожился. Контактеры описывали этот обряд довольно уклончиво, и профессору казалось, что они что-то недоговаривают. Конечно, члены экспедиции принимали участие в празднике, как и полагалось почетным гостям, и испытали на себе действие пыльцы, которую местные называли Алым ветром. Они охотно рассказывали о том, какие ощущения испытали во время обряда: расслабленность, ощущение блаженства, непродолжительные зрительные и слуховые галлюцинации. Но во время интервью Мари Лурье сказала, что не у всех ариэлитов обряд прошел гладко, но ее тут же оборвали другие контактеры. Она назвала тех, кому не удалось пройти обряд, «замещенными», но потом сказала, что это неточный перевод ариэльского слова. Профессор решил узнать все из первых рук.
Он разыскал своего гостеприимного хозяина и после обмена любезностями словно невзначай спросил, долго ли еще ждать конца лета.
− О, всего пять дней осталось. В этом году моя младшая дочь впервые вдохнет Алый ветер, я так волнуюсь, характер у нее – хуже зимнего ливня. Храни нас небо от замещения!
− Я слышал про замещенных, − осторожно заметил Белянский. − Вы не могли бы рассказать о них подробней.
− Ваши жрецы не объясняют такие вещи? − удивился Алифеет. − Вы же знаете, что под порывами Алого ветра наши тела посещают духи предков. Но, конечно, не все сразу, а только тот дух, который близок вам, сходен с вашим разумом и характером. И если кто-то потакает своим страстям, своим дурным наклонностям, то ему явится злой дух, который не захочет уходить из тела. Сейчас в Совете ведутся дебаты, умерщвлять ли замещенных на месте или держать взаперти. Увы, это необратимо, так что я склоняюсь к…
Белянский слушал с жадным вниманием, но ариэлец вдруг осекся и подозрительно уставился на него.
− Друг-Федор, а ты же не вдыхал Алый ветер? − вдруг понял Алиффет. − Ох, не следовало мне болтать. Замещение – не то, о чем можно рассказывать несовершеннолетнему.
− Я совершеннолетний! − запротестовал профессор Белянский пятидесяти восьми лет от роду.
− Нет, еще нет. Через пять дней ты выйдешь на поле иуло и вдохнешь Алый ветер, тогда ты станешь истинно взрослым, познав мудрость своих предков. И не думай о замещении, в наши дни это большая редкость.
Следующие пять дней прошли в калейдоскопе празднеств, которыми местное население отмечало конец лета. Земляне посетили храм во время какого-то торжества и услышали ритуальные песнопения. Прихотливые переливы мелодии вызывали у Белянского дрожь восторга, а чистые и сильные голоса ариэлитов казались настоящим даром богов. Не только у семьи Алифеета были исключительные музыкальные способности, все жители Ариэли пели голосами ангелов. Их музыка была чудом, волшебством, чистым и незапятнанным, как души самих ариэлитов, и меньше всего Белянскому хотелось, чтобы на эту планету нагрянули туристы, приобщая местное население к порокам больших городов. Нет, эту цивилизацию стоило сохранить нетронутой, чтобы однажды она встретилась с земной на равных. И, может быть, чему-то ее научила. А чему могли научить ариэлитов земные поклонники инопланетной экзотики? Последнему хиту группы «Шала-бала» − «Мы с тобой унц-унц-унц, а потом ты упа-упа, бах»?
Настал последний день лета.
− Этот местный наркотик нам не навредит? − в который раз спросил Престон.
− Первая экспедиция прошла обряд и не отметила никаких побочных эффектов. Но мы будем держать комплексное противоядие под рукой, а заранее примем антигистаминное на случай неожиданной аллергии, − отрапортовал Белянский, нервозно комкая в руке край своей рубашки.
Еще затемно все взрослые жители города темной нестройной колонной вышли из городских ворот и побрели по широкой дороге на восток.
− Совершеннолетним, конечно, можно и не проходить обряд, − шепнул Белянскому Алифеет. − Но большинству хочется снова испытать единение с предками.
Едва солнце показало первые лучи над горизонтом, грянула торжественная и радостная песня, и весь мир пел вместе с шагающим народом: пело небо, из серого окрашиваясь в зелень, пело солнце, пела земля под ногами. Белянский поймал себя на том, что тоже подпевает.
Вскоре ариэлиты дошли до поля, усеянного пурпурными бутонами цветов иуло. Под согревающими солнечными лучами цветы, звеня, как серебряные колокольчики, раскрывались, выстреливая вверх облачками алой пыльцы. Федор Белянский непроизвольно задержал дыхание, но пыльцы становилось все больше и больше, и вот уже огромное ее облако накрыло толпу. Профессор вдохнул.
Он почувствовал головокружение и отошел на край дороги, усевшись прямо в пыль. Многие поступали так же. Пришло ощущение расслабленности, покоя и тепла, разлившегося по всему телу. А еще… Белянский вдруг понял, что рядом есть кто-то еще. В темноте, которая наступает, когда закрываешь глаза, он чувствовал присутствие постороннего человека, что было слегка тревожно. Но незнакомец не вел себя агрессивно, он мягкими касаниями исследовал разум профессора, с любопытством, но без настойчивости.
− Я рада, что мой сколько-то там пра… внук пошел по моим стопам, − раздался довольный голос. Было странно слышать внутренний голос, который не принадлежит тебе. Особенно женский.
Праправнук? По ее стопам? У Белянского была прапрабабушка – известный антрополог. Она изучала теперь уже вымершие племена в Южной Африке.
Позднее Федор Максимович так и не смог рассказать, о чем он беседовал со своей прапрабабушкой, он помнил только тепло, покой и радостную уверенность в том, что все идет правильно. Когда Алый ветер стал спадать, бабушка ушла, хотя ей было приятно хоть на мгновение ощутить себя живой.
Престон тоже присел, закрыв глаза. Кто-то пришел в его голову, торговец не видел его, но чувствовал его жар и жадный интерес.
− Кто здесь? − спросил он в пустоту. Незнакомец не ответил, но подобрался ближе.
− Кто ты? − Престон снова задал вопрос, и тут таинственный некто ринулся в атаку с воинственным воплем:
− Аааргх!
Алый ветер улетел. Ариэлиты поднимались с земли, обмениваясь улыбками, многие плакали. Алифеет обнимал дочь, которая смеялась сквозь слезы. Белянский поискал глазами Престона, а увидев его, не сразу узнал.
Престон шел на полусогнутых ногах, сильно ссутулив плечи. Его руки не волочились по земле, но создавалось именно такое впечатление. Изменилось и его лицо: надбровные дуги словно бы выступили вперед, а нижняя челюсть стала крупнее. Да нет, это же просто игра света и тени.
Престон подобрал камень с земли и с яростным воплем:
− Аааргх! − бросился на ближайшего к нему ариэлита. Тот едва успел увернуться, а Белянский нашарил в поясной аптечке инъектор со снотворным и ловко сделал укол. Пещерный человек завалился на бок, скребя по дорожной пыли скрюченными пальцами и скаля зубы.
Автор публикации
