– Солдаты и командиры! В канун нового года командование решило выдать всем дополнительный сухой паёк. Мы должны отбросить все сомнения и наступать. Наступать, наступать, и ещё раз наступать. И тогда нас ждёт неизбежная победа!
На этом репродуктор хрюкнул и затих.
– Нас, вас, их, достали уже, – пробубнил офицер Пирс и воткнул оторванный проводок в динамик висящего над головой репродуктора.
Подчинённый Петерс нахмурил брови, но промолчал. Давно он собирался подать рапорт на своего командира. Не любит правильные лозунги, не подчиняется приказам, и плюёт на дисциплину. Пьёт, в конце-концов. Однако Петерс колебался. Любая инициатива, особенно с ихним штабным начальством, являлась палкой о двух концах.
Война с попеременным успехом разменяла второе десятилетие. Никто точно не помнил изначальной причины конфликта, но стрелять надоело всем. Со временем враги растеряли ненависть друг к другу, хотя командование противоборствующих сторон приказывало воевать до победного конца. Да и упоротые были. Но даже они не представляли, как будет выглядеть этот победный конец.
…Группа из трёх потрёпанных бронетранспортёров наполовину разгромленной танковой роты медленно продвигалась по заваленному буреломом, обросшему сосульками проклятому богом околотку, и как-то неосторожно угодила в поле зрения противника. Ну право же, какая к чёрту маскировка, когда мозги и так скованы морозом вперемешку с бреднями генштаба. Командир головной машины отдавал себе отчёт, что вышел на простреливаемое со всех сторон пространство, но ему, по большому счёту, было уже всё равно. Надоело. Надоело прятаться, надоело маскироваться, окапываться, и что-то там ещё. Тьфу! Да пусть уже стреляют, всё равно со своего изношенного хлама с первого раза не попадут. А сделать ноги, ну или пальнуть в ответ по их трухлявым укреплениям, так это завсегда успеется.
– Эй, кэп, опять те телепузики ползут. Причём в открытую. Совсем страх потеряли, – отвернулся то окошка блиндажа уже немолодой лейтенант Петерс, и уставился на командира.
Но Пирс дремал под тишину поломанного радио. Развалившись в импровизированном кресле, сколоченном из ящиков из под снарядов, прикрыв лицо распахнутым порнушным журнальчиком, он бровью не повёл. Буржуйка весело трещала, навевая мысли о мирном небе и домашнем очаге.
– Эй, кэп, – не унимался Петерс, – мимо нас движется враг, а мы так и будем отсиживаться?
– А почему нет? – молвил Пирс этаким тоном, будто отмахивался от назойливой мухи, – скажем, что не ничего не видели.
– Кэп, всего пару выстрелов, и от этого металлолома останутся рога и копыта, – бабахнем главным калибром.
– Петерс, тебе не осточертело? – Пирс бросил затёртый до дыр журнал на коробку с консервами и уставился на лейтенанта, – только и слышишь от тебя – бах, трах, бабах. По моему, эта война лишила тебя последних винтиков в твоей простреленной со всех сторон голове. Знаешь, Петерс, ты патологический убийца. Вот, к примеру, бабу к тебе в койку уложи, бьюсь об заклад, ты тут же объявишь её лазутчицей и приставишь к стенке. Тебе, если не прикончить кого, так день пропал. У меня уже звон в ушах от твоих приказов стоит. Да тебя уже никто не слушается. Да… впрочем, делай что хочешь, – Пирс откусил кончик сигары и плюнул им в сторону Петерса, – только пальбу открывай, когда я уйду пить виски.
– Есть сэр, сейчас к-а-ак бабахну, и кранты ублюдкам.
Пирс поморщился, покрутил у виска пальцем и поднялся.
– Дуракам закон не писан. То есть, он писан, но особыми буквами, детсадовскими.
Ну вот, сейчас опять начнётся этот грохот, – думал Пирс, направляясь на пищеблок, – ну прямо хоть под землю лезь.
У входа в столовую Пирс смачно высморкался в обвисший флагшток подразделения и вытер об него руки.
– Эй, Юджин, тащи сюда бутылку, которую мы не допили вчера, – распорядился Пирс, смахивая со стола крошки от вчерашней закуски.
– Господин капитан, вы как раз вчера её допили.
– Да? – удивился Пирс, – что-то не припомню. Тогда неси из другого ящика.
– Здесь остался только один трофейный ящик, и он принадлежит господину майору.
– А мне плевать!
Пирс бесцеремонно залез в майорский ящик, взвесил в руке пузатую бутылку и лихо хлопнув по донышку, выбил пробку.
– Вот так, – победоносно заявил Пирс, тут же сделав приличный глоток прямо из горла.
В столовую ворвался Петерс. Он знал, где искать своего командира.
– Господин капитан! – встревоженно затараторил Петерс, – этот Мюллер с головного транспортёра совсем с ума сошёл.
Пирс оторвал бутылку ото рта.
– Как это, сошёл.
– Он в сопровождении двух солдат с белым флагом направляется к нашим позициям. Наверное, нажрался, или ветер повыдувал ему последние мозги. Прикажете срезать очередью?
Пирс поперхнулся и закашлялся.
– Ни в коем случае. Пусть идут. Послушаем, что скажут.
Слегка посоловевший Пирс стоял на бруствере и смотрел на приближавшуюся процессию во главе с ненавистным Мюллером. Зажмурив глаз, Пирс смерил его единой зеницей снизу доверху. Ну и что в нём этакого вражеского? Небритый, с папироской в зубах, руки не по уставу засунуты в карманы, а кобура болтается возле самых не балуйся. Парламентёр хренов.
– Ну и какого чёрта? – спросил Пирс подошедшего Мюллера, – тебе что, жить надоело?
– Слушай, Пирс, я тут прикинул, а за что мы друг в друга стреляем? Лично я к тебе не питаю никакой ненависти. Раньше питал, но она куда-то с годами улетучилась. Даже стрелять причин не вижу. Ну сколько можно? Вот если бы ты у меня чего-нибудь спёр, ну или обругал. И то, подумал бы, стоит ли сразу хвататься за оружие. Неужели мы разучились миром решать подобные вопросы?
– Вот речь не мальчика, но мужа, – одобрил Пирс слова противника, – мне тоже надоело гоняться за тобой, но официально мы враги, и приказы хоть как-то следует исполнять. Хотя бы в воздух, что-ли, пострелять.
– Да знаю я, – отмахнулся Мюллер, – я тут подумал, десять лет стукнуло, как мы друг друга хотим укокошить, может раздавим бутылочку-другую, юбилей всё таки. И новый год на носу. Отметим как положено. А после снова вступим в бой.
Пирс наморщил лоб.
– А правда, давно не было никаких дат и юбилеев. Я ничего не теряю. Если это с твоей стороны какой-нибудь тактический фокус, то прикончив меня, ты сам протянешь ноги.
– Никакой это не тактический ход, Мне просто всё это до чёртиков достало, и хочется чего-то мирного, как ты не поймёшь, а попраздновать кроме как с тобой, больше и не с кем.
– Как раз тебя я понимаю. Ну проходи, чем богаты.
Пирс распорядился накрыть стол и окончательно опустошить майорский ящик. Мюллер отдал приказ солдатам, и через полчаса в расположение въехал помятый вражеский джип, гружённый доверху бутылками с шампанским.
– От нашего стола – вашему, – подмигнул Мюллер.
Орудия были зачехлены, снаряды уложены в ящики. Под раскидистой елью дымился шашлык. Пьяные солдаты противоборствующих сторон дружно братались, офицеры пожимали руки. Пирс с Мюллером наряжали ёлку разноцветными пробками из-под бутылок и пустыми пулемётными лентами.
Пирс гордился своим гостеприимством, а Мюллер тем, что первый выпустил голубя мира.
Ещё вчера непримиримые враги сидели в тёплом блиндаже и преспокойно болтали о том, как надоело воевать не понятно за что, что политики и высокое начальство наживаются на войне, решают свои амбициозные планы под провозглашение затёртых до дыр идеалов, а они, исполнители, должны гнить в окопах, жариться в железе, и друг дружку убивать. Теперь офицеры смотрели на пьянство подчинённых сквозь пальцы, и даже его поощряли. Сдался даже Петерс. Вместе со всеми он веселился и глотал шампанское бокал за бокалом, щедро подкармливая тушёнкой приблудного пёсика.
В приёмную президента вошёл пресс-секретарь.
– Господин президент, вопиющее нарушение воинской дисциплины практически по всему театру военных действий.
– Знаю, уже докладывали, – хмурился глава государства.
– Армия теряет боеспособность. Командование предлагает срочно выявить зачинщиков, и показательно перед камерами расстрелять, иначе будет мятеж. Только так можно восстановить дисциплину. Нужно, чтобы вы подписали указ.
– Нет, – хлопнул ладонью по столу президент, – ты плохо историю что-ли учил? Хочешь свержения президентской власти и установления хунты? Запомни, – война, это когда незнакомые между собой люди воюют во славу знакомых меду собой личностей. Мы будем мыслить и действовать по-новому. Я уже отдал распоряжение министру иностранных дел подготовить проект мирного договора.
Через две недели, кое-как протрезвевший капитан Роджер Пирс был доставлен в столицу, где президент лично прикрутил ему орден за мир во всём мире, и повысил в звании сразу до полковника. А вечером новоиспечённого героя ждал банкет с соответствующими возлияниями.
Мир, наконец, настал.
Автор публикации
