В небольшом городке Муроме жил-был Иван, попов сын. К своим двадцати пяти годам семьёй попович не обзавёлся, и размышлять о женитьбе наотрез отказывался. Всё в жизни его устраивало, если не целиком и полностью, но очень близко к тому. Занимался Иван веб-дизайном, неплохо на этом зарабатывал. В остальное время валялся на диване днями напролёт, книжки почитывал, а, бывало, что и сам что-то пописывал. Вечерами ходил в бар косточки молодецкие под хеви-метал размять. На сеновале в летнюю пору часто ночевал. Природа с того холма закаты показывала красоты необыкновенной, величественной, а воздух там всегда был настолько чист и свеж, что дыхание не сбивалось даже в краткие мгновенья переполняющего душу и тело восторга.
Менять что-то в своей жизни, обременять её лишними заботами, Иван попович не желал категорически, чем сердил, конечно, отца своего. Да и матушка тоже сердилась иногда, но по доброте душевной, делала это любя, поглаживая сына по курчавой его головушке. И непременно после этого приглашала на чаепитие свою подругу вместе с дочерью Василисой, девушкой лет девятнадцати, красоты строгой, возвышенной, оценить которую в полной мере способен, пожалуй, лишь художник. Наверное, именно такой и полагалось бы быть дочери доктора философии, коим являлся её отец. Ивану всякий раз при встрече с Василисой становилось немного обидно, что она не обращает на него внимания и смотрит вниз, в пол. Кивает кратко, шепчет «здрасьть», и вслед за матерью своей проходит в комнату. А после они все вместе идут во двор, в беседку. И сидят там подолгу, чаёвничают, болтают бог весть о чём-то женском. Ивану казалось, что сам воздух, какой-то особый, горделивый и преисполненный чужим, посторонним счастьем ревниво заслоняет Василису от его взглядов.
Так и жил Иван попович тихо и безмятежно, пока не навалились на него проблемы свойств необычных, лежащих за границами обыденности. В отместку за отцовское усердие на церковном поприще счета свои к Ивану предъявил некий чародей, скрывающий, как это у них водится, своё истинное имя. И предъявлял уже некоторое время, но молодой попович из-за странностей характера не замечал интриг невидимого искусителя. Много раз чародей, обладавший властью над материей, пытался посредством приятелей и приятельниц пробудить в Иване интерес к стяжательству; обуздать душу поповича путами алчности и сгубить на горе отцу. Всё напрасно. Подсунутый однажды со сдачей в магазине выигрышный билет спортлото Иван, задумавшись о чём-то, вместе с кассовым чеком машинально скомкал и бросил в урну. В другой раз, прилетевший неведомо откуда и прилипший к одежде – просто смахнул, приняв за рекламную листовку, коими вечно битком набит почтовый ящик.
Разгневанный неудачными попытками искушения чародей лично явился Ивану во сне. Не стесняясь в выражениях, заявил, что не отступится от задуманного, пока не изменит поповича до неузнаваемости и душу у него не отнимет. Сновидениям Иван обычно не доверял, но это было уж слишком ярким и эмоциональным, потому хорошо запомнилось и отозвалось в душе неосознанным беспокойством. Чувство это не преминуло многократно усилиться, так как начались вскоре события настолько вздорные и невозможные, что не будь сам попович их участником, то и не поверил бы в них.
Случилось Ивану поймать на рыбалке, к которой он тоже имел сильное пристрастие, говорящего пескаря. Взмолился тот, едва с крючка был снят, попросил отпустить.
– Плыви, – сказал попович, как только справился с оторопью, и бросил рыбёшку в пруд с чувством, будто стоял он вот-вот на пороге жуткого злодеяния, но всё обошлось удачно и благополучно.
– И что, ты даже ничего не попросишь? – вынырнув неподалёку, спросил пескарь. – Проси, всё для тебя сделаю.
– Клёв нормальный организуй, если можешь, – сказал Иван.
– А ещё? – удивлённо спросил пескарь.
– И ещё на следующей рыбалке клёв обеспечь, если щука или окунь тебя не сожрут к тому времени, – пожав плечами, просто ответил попович. И добавил:
– Буду признателен.
– Слушай, тебе ещё не говорили, что ты немного того?.. – сказал пескарь, покрутив плавником.
– Плыви уже, говорун, – отмахнулся Иван. – От добра добра не ищут.
– Да, – невесело произнёс пескарь, – тяжёлый случай. В общем, Ваня, имей в виду, ты в любой момент можешь попросить всё, что тебе вздумается, – объявил он, вильнул хвостом и скрылся в мутной воде.
На следующий день Ивану, успевшему убедить себя в том, что мистика на рыбалке – не более чем безобидная галлюцинация из-за недосыпа или палящего солнца, позвонили из кол-центра банка желаний господина Мудрого Пескаря. Хорошо поставленный механический голос сообщил об автоматической привязке телефонного аппарата к безлимитному счёту, о коротком номере для сообщений о желаниях, работающем даже вне зоны покрытия сетей, предложил заказать выпуск именной пластиковой карты и принять участие в программе лояльности…
Иван выругался и дал звонку отбой. Времени опомниться от этой чертовщины не оставила Василиса, пришедшая вдруг одна с какими-то глупыми выкройками. Матери, как назло, дома не было, пошла в магазин: выкройки предназначались ей. И стоял теперь Иван перед Василисой, держал в руках рулон, обёрнутый газеткой, и не знал, что ему со всем этим делать.
– А вы запишите мой телефон, – сказала Василиса. – И позвоните непременно. Я буду ждать вашего звонка.
Иван послушно вносил номер в память телефона. Говорил что-то невнятное. Пока записывал номер, едва не обронил рулон. Выглядел Иван при этом как-то необычно смешно и беспомощно.
Василиса улыбнулась, обернулась, пробежала по ступеням легко, как птица, пролетела мимо беседки к калитке, на волю, на простор, оставив на душе поповича лёгкую грусть и такое же невесомое чувство утраты.
Звонить Василисе Иван не собирался. Не его это дело, без него разберутся со своими выкройками. А об отношениях с этой девчонкой он и думать не осмеливался. И вообще не представлял, какие могут быть отношения под прицелом сразу двух матерей. Да ещё и с Василисой. Такое красивое, гордое имя, но совершенно, как ему казалось, не сокращаемое. Уж лучше, думалось ему, где-то там, на сеновале, где и закат, и воздух имеют привкус чистой страсти. Где сближает чувственный трепет, а круг общения настолько гибок, что позволяет каждому уклониться от встреч, уйти в тень.
В этот же день в жизни Ивана появилась Ольга. Она несла в руках уныло-жёлтые цветы. После обеда сгустились тучи, отгремела гроза, прошёл ливень. На улице стало сыро и пасмурно. Надвигались сумерки. Ольга пожималась от этой сырой прохлады, шла по мощёному плиткой тротуару, цокая шпильками, и время от времени оглядывалась на Ивана. Она заметила его. Он заметил её. Его шаги длиннее. Она не торопилась. Порой даже останавливалась, поправляла белокурые, волнистые, густые волосы. Волшебство её красоты состояло из мелких изящных движений, из улыбки, из быстрых взглядов серо-голубых глаз, из тонкой грации и свежести, которая бывает хорошо заметна в юной весенней листве. Это была красота бабочки, порхающей по саду – капризная и смешливая, хрупкая, как эти тревожные жёлтые цветы в её руках.
Чистая математика – он просто не мог её не догнать.
– Вам нравятся мои цветы? – спросила она Ивана, когда они поравнялись.
– Нет. Совершенно не нравятся, – честно признался Иван. – Этот унылый жёлтый цвет. Они портят то, что я вижу, на что готов был бы смотреть с бесконечным восторгом.
Она наклонилась и поставила свои жёлтые гладиолусы в урну, как будто в широкую вазу – аккуратно, не желая повредить.
– Так лучше? – спросила она.
– Восхитительно, – сказал Иван.
– Мои руки свободны, – сказала она.
– Мои тоже, – сказал Иван. – Чашечку латте? – предложил он, указывая на кафе.
Ольга была замужем. В городе оказалась в командировке по делам пограничной службы. Ехать должна была её пожилая сослуживица, но возраст дал о себе знать, приехала Ольга. В гостиничном номере, хмельная, с бокалом шампанского руке, она называла себя бабой Ягой по духу и по должности.
– И как тебе баба Яга? – смеясь, спросила белокурая бестия.
– Огонь баба! – ответил Иван.
– Я ведь могу остаться здесь, в твоём городе, – сказала она. – Буду жить на опушке леса. Ты хочешь, чтобы я осталась? – лукаво спросила она.
Иван не успел даже усмехнуться, как в телефоне звякнуло очередное напоминание от банка Мудрого Пескаря. Нет ничего проще – набрать короткий номер и объявить о своём желании. Иван подумал, что предложение выглядит заманчивым и вполне безобидным. Почему бы и нет? Никаких обязательств. Ольга замужем. Муж? По её словам, он немец, их брак фиктивный – ради гражданства или вида на жительство, или чего-то там ещё. Но это лишь слова. Стоит ли им верить…
– Смотри, там пожар! – весело подпрыгивая, выкрикнула Ольга.
Огромное зарево виднелось на холме за городом.
– Сеновал горит! – взволнованно сказал Иван, вглядываясь вдаль сквозь оконное стекло. – Он поджёг, сволочь!
– Кто, он? – спросила Ольга.
– Не знаю. Он, – ответил Иван, спешно надевая штаны. – Извини, мне надо идти, – сказал он.
– Три часа ночи! Куда ты?!
– Туда, – сказал Иван, и вышел из комнаты.
Этой ночью полыхал мир, который создал для себя Иван. И подожгли его сразу со всех сторон. Невесть откуда взявшаяся Ольга пыталась сломать привычный образ жизни, а на холме догорал сеновал – место сакральное, символическое. Он был так же важен для Ивана, как старый диван, который он не согласился бы поменять на любой другой, пусть даже самый роскошный или адаптированный наилучшим образом под его нужды. Может быть когда-нибудь, но не сейчас. Теперь же реально происходило крушение мира. Мира иллюзорного, но такого привычного, цельного, уравновешенного. Всё шло именно так, как и обещало это взъерошенное чудище из сна, этот безымянный чародей.
Край солнечного диска уже показался над горизонтом, когда Иван добрался до холма. Огонь потушили, пожарная команда успела уехать, оставив после себя лужи, грязь и парящий чёрный остов сеновала.
Иван уселся на бревно около тропинки, долгие годы служившее лавочкой ценителям шикарных закатов, достал телефон, повертел его в руках. Короткий номер и просьба вернуть, восстановить. И всё будет как раньше. Попович был готов к этому шагу, и даже набрал номер. Оставалось только кликнуть на вызов.
– Вы снова хотите позвонить мне? – донёсся откуда-то сзади голос Василисы.
Иван оглянулся. Озябшая, закутавшаяся в кофту девчонка стояла чуть поодаль и смотрела на него своими большущими безумно красивыми глазами.
– Ты… как здесь?.. – сумел лишь выговорить Иван.
– У меня неизвестный пропущенный вызов, – сказала Василиса, показывая свой телефон. – Я подумала, что это вы звонили. Вы же записали мой номер и обещали позвонить.
– Обещал, – согласился Иван. – Но как ты нашла меня?
– Я часто бываю здесь, – сказала Василиса, подходя ближе. – Здесь очень красиво. Особенно, когда заходит солнце.
– Часто бываю, – едва слышно повторил Иван, начиная понимать, что кроется за этими простыми словами. Она всё о нём знала. Она просто не могла не видеть его, их здесь, идущими на сеновал. Она испугалась, узнав о пожаре, и прибежала сюда. Иван смотрел, не мигая.
– Что-то не так?- спросила Василиса, присаживаясь рядом.
– Показалось, – ответил он.
– Что вам показалось?
– Нимб над твоей макушкой, – сказал Иван, улыбнувшись.
– Показалось, – согласилась Василиса.
– Слушай, тебе нужно новое корыто? – спросил Иван.
– Какое корыто? – удивилась Василиса. – Зачем оно мне?
– А владычицей морской стать не хочешь? – снова спросил он.
– Какие-то странные вопросы вы задаёте, – смеясь, сказала Василиса. – Не хочу я быть владычицей морской.
– Ну, и хорошо, – сказал Иван, кладя телефон на камень и ударяя по нему другим камнем. – Сломался, – разведя руками, пояснил он.
– Сломался, – согласилась Василиса.
От удара аппарат загорелся, яркое сине-зелёное пламя с шумом вырывалось из его батареи.
– Пойдём, – сказал Иван, поднявшись с бревна и подавая руку Василисе.
– Куда? – спросила она.
– Наверное, – пожав плечами, сказал Иван, – строить новый мир вместе.
– Пойдём, – сказала Василиса.
Автор публикации
