Нет покоя Хозяину, если он остался один. Бродит он по холодному, пустому дому, среди забытого в спешке, или брошенного скарба.
Поднимет пыльную тряпицу, бывшую в былые времена нарядной кофтёнкой, и смотрит на неё тоскливым взглядом. Упрямая память тут же тянет из небытия образ статной девушки с длинной русой косой. Словно живая, явится она перед глазами Хозяина, наряженная в кружевную кофточку, украшенную перламутровыми пуговицами. Со смехом, поведет девица плечами, любуясь своим отражением в боках начищенного самовара. А картинки в памяти меняются одна за другой: вот девичья коса постепенно истончается, и уже серебрится белыми прядями, румяное лицо желтеет, и разрастается паутинка морщин у глаз. Наряды она уже не носит, но бережно хранит их в сундуке. Временами, её высохшие руки, перебирающие старое тряпье, натыкаются на потускневшие перламутровые пуговицы, и печальная улыбка украшает лицо старухи.
И так с каждой вещью. Стоит Хозяину чего-то коснуться, как завораживают, затапливают его образы воспоминаний.
Вот плюшевый мишка, липкий от паутины и пыли. Глазки-пуговки давно оторвались, и безглазая игрушка забытым хламом валяется в тёмном углу. Даже воры, что заглядывали в дом, брезгливо отпихнули ногой, некогда желанную и любимую игрушку. А ведь как горько плакал мальчик, когда Хозяин, много лет назад, ради шутки припрятал медведя за печку.
Вот и блюдце, которое он делил с котом, раскололось пополам. Разбита и молочная крынка, повалена лавка, пропал резной сундук, а тряпье из него, раскидано по комнате. Вместо белоснежных занавесок, пыльные стёкла окон, прикрывают рваные, посеревшие и пахнущие плесенью ошмётки.
Оглянулся Хозяин, и тихо завыл от удушающей тоски. Эта тоска затапливала его жизнь постепенно.
Вначале все шло своим чередом, как и положено: день за днём в трудах и заботах. Затем, дом начал оживать и умирать вместе с природой. Желтели листья в садах, увядали цветы под окнами. В доме застилали мебель белым полотном, стулья переворачивали вверх ножками и ставили на стол. Из буфета все съестное сгребали, и дом пустел.
По ночам ветер выл в печной трубе. От долгих осенних дождей отсыревшие стены дома индевели. Мороз сковывал раскисшую дорожку у порога, и снег заметал входную дверь.
Но Хозяин бдительно продолжал беречь замерзшую избу. Дозволял мышам только крошки под буфетом собирать, до вещей не допускал. Следил за чистотой дымохода, чтобы ни снегом, ни залетной птицей, печная труба не засорилась. Все долгие зимние ночи добро хозяйское пересчитывал и перебирал. Знал, что как только проснется природа, вернутся и домочадцы.
Не нравилось, конечно Хозяину, что на такое суровое время, жилье пустым и не топленым остается. Потому наказывал безответственное семейство. Прятал галоши, мог в ведре дыру проковырять. Но как только за окном начинали щебетать весенние птицы, распахивалась входная дверь, возвращалась семья и аромат весны врывался в отсыревший дом. Только люди переступали порог, он их тут же прощал. Галоши находились под кроватью, ведро, чудесным образом, не упускало воду, и даже пауки разбегались по подвалу и чердаку. Детский смех сотрясал старенький дом, кухня наполнялась запахами пирогов и жизнь продолжалась.
Но настала та жуткая весна. Птицы давно выводили трели, уже и настоящее тепло пришло. Зацвели сады за окном, а семейство не возвращалось. Дом не оживал. Хозяин забеспокоился, даже начал сердится, и тут входная дверь распахнулась.
Чужие люди не вошли, а ввалились в дом. Хозяин притаился за печкой. Не разуваясь, они прошли прямо тканевым дорожкам, сменная их грязными сапогами. Один сорвал с крючка на стене вышитое полотенце.
– Грязища, как в болоте, — проворчал он, и сковырнул полотенцем грязь с сапога. Остальные молча оглядели убранство дома… и тут началось страшное.
Конечно же Хозяин пытался им помешать. Когда воры перетряхивали постели, он обрушил на них ворох пауков, собранных по всему дому, но бандиты лишь отмахнулись. Когда вандалы срывали со стен черно-белые фотокарточки в рамках, Хозяин, захлёбываясь слезами, выбил кирпич из печной кладки. Он хлопал дверью, они говорили, что сквозняк. Он до треска в бревнах, раскачивал сруб, они говорили, что совсем сгнила халупа. Он уже был готов обрушить крышу, но они, покидав все ценное в сундук, захлопнули его резную крышку и убрались из дома.
Хозяин бросился проверять нанесенный ущерб, и руки у него опустились. Не справился Хозяин со своей обязанностью, не уберег добра. Сел он на табурет, обхватил косматую голову руками и впервые, тихо завыл.
Ждал, когда приедут домочадцы. Знал, что оправдания ему нет, и ругать его будут. «И правильно, — рассуждал он, — какой же я хозяин, раз дом от разорения уберечь не смог!»
Долго ждал. Много раз умирала и возрождалась природа. Но семейство в дом не возвращалось.
Через запыленные стекла окон, видел он, как к дому подходили незнакомые люди. Рассматривали сруб снаружи, что-то меж собой обсуждали, качали головами, пытались войти внутрь. Но он входную дверь запер наглухо: «Нечего шастать! После таких гостей, мне семью встретить не с чем будет!». И продолжал ждать.
Не вернулась семья. Давно они в большой город перебрались. Бабушка, пока жива была, собирала маленьких внучат, и каждую весну до самой осени, в родной дом возвращалась. А когда её не стало, никто ехать в дом не пожелал: «Далеко от города, дорога плохая, да и нечего в старой халупе делать, одна сплошная сырость».
А Хозяин не хотел верить, что мир его изменился. Слышал он от соседей, что у тех новые семьи живут. Правда странные: коров не держат, хлеб не пекут, собак в дом пускают, и котам на постелях спать дозволяют. Коробки с картинками в комнатах расставляют, и те шумят целыми днями. Дощечки какие-то из рук не выпускают, и пальцами их полируют постоянно. Меж собой говорят мало, да и двигаются немного. Но ничего вроде! Привыкли, сжились как-то.
Слышал он, что некоторых знакомцев его, семьи с собой забрали. Но куда и как, никто не знал. Были и такие, как он. Они преданного берегли дома и ждали своих домашних, не веря, что былого не вернуть.
Сильные ветра, дожди, и морозы медленно разрушали дом. А Хозяин тосковал, вспоминал, перебирал брошенные вещи и тихо выл, словно ветер в печной трубе.
Во время одной особо снежной зимы, не выдержали лаги и часть крыши обвалилась. Грохот был страшный. Пыль, щепки, паутина лавиной посыпались на голову, и тогда он понял, что пришёл конец.
Проснулась природа, защебетали весенние пташки, раскрыли бутоны первоцветы. Хозяин безмолвно и неподвижно сидел в углу полуразрушенной избёнки. Его не радовала весна, надежды уже не было, и образы из воспоминаний не возвращались, сколько бы он ни собирал и ни прижимал к себе вещи подобранные по дому.
Он перестал скрываться от людских глаз. Если в руины дома и заглядывали любители поживиться чужим добром, то видели в углу только кучу истлевающего тряпья, от которого тянуло тленом.
И вот, в ночь, когда соловьи особенно настойчиво выводили свои трели, а в садах стоял тонкий аромат цветущих яблонь, словно из ниоткуда, потянулся по земле ледяной туман. Холодом своим он калечил все чего касался: поникли нежные первоцветы, обмораживалась молодая листва, гибли едва зародившиеся всходы, увядали белоснежные цветы вишен и яблонь. Люди, спящие в постелях, чувствуя холод, плотнее кутались в одеяла, но не просыпались.
А он услышал зов. Тихий, многоголосый вой тоски, обиды и безысходности. Бывший хозяин стряхнул с себя ворох пыльных тряпок, настежь распахнул дверь своего жилища и направился навстречу туману. Он медленно растворился в ледяной молочной белизне, добавляя свой голос к страдальческому хору.
С первыми лучами солнца, как и полагается, туман развеялся. Проснулись люди и кинулись в свои сады, оценивать ущерб, нанесенный резким похолоданием. Люди горевали над всходами, жаловались друг другу, что погибло столько цветов, а урожая фруктов можно теперь и не ждать.
И никто не заметил, как в эту ночь окончательно опустели брошенные дома. Забытые домовые навсегда покинули новый мир.
Автор публикации
