Мне 26. Но выгляжу я, как старик. Плохо это или хорошо, зависит от точки зрения. Тот, кто жадничал и брался за слишком сложные случаи, уже в 16 мог быть дряхлее, чем я теперь. Он сказал бы вам, что я счастливчик, доживший аж до 26. Какая ирония…
Раньше я терзал себя вопросом – когда все пошло наперекосяк? Как так вышло, что я теперь не богат и не молод? Все из-за встречи с Линой? Или мне вообще не стоило прилетать на Землю? Был ли у меня выбор? Чтобы помочь с ответами, вам придется послушать мою историю с самого начала…
Меня зовут Просперо. Точнее это мое земное имя – его придумал регистратор сразу после посадки – я не возражал. Все равно я не собирался оставаться на Земле дольше необходимого. Моя родная планета – Эгир или Эпсилон Эридана b, впрочем, и это всего лишь выдумки земных астрономов. Погружаться в эгирианские топонимы я не хочу – времени и так осталось немного. Скажу лишь, что наша планета и ее обитатели не далеко ушли от землян. Мы освоили межгалактические полеты, но это, пожалуй, единственное преимущество. Делает ли оно нас лучше? По моему мнению, нет. Ведь в остальном мы вели себя как придурки – извели большинство животных, отравили воду, воздух и почву. Люди хотя бы вовремя перестали разрушать озоновый слой, мы и до этого не додумались, точнее не смогли остановиться в безумной гонке за удовольствиями.
В итоге Эгир… я не могу разглашать все подробности, но поверьте, вы не хотели бы там жить. Те, у кого было достаточно средств, переселились на соседнюю планету Ран и устроили там города-оазисы – с водопадами, кристально-чистыми реками, живыми птицами и цветами. А такие как я, кому по праву рождения не принадлежат ни пресноводные скважины, ни шахты с ископаемыми, ни теплицы – ничего, что снабжало бы Ран ресурсами и делало их обладателя богатым, вынуждены оставаться на Эгире. Жить в подпочвенных убежищах, боясь, что очередное землетрясение расколет твое убогое жилище как ореховую скорлупку.
Кому-то и такая жизнь кажется вполне сносной, главное, чтобы была крыша над головой. Кто-то перебрался на Ран в качестве прислуги. Я же всегда мечтал о большем – не столько для себя, сколько для Дали-И – моей невесты. Мы были вместе так долго, что все давно считали нас совмещенными (на Земле говорят – супругами), но я поклялся, что проведу обряд только, когда смогу предложить ей достойную жизнь на Ране. Где взять столько денег, спросите вы? Конечно же, на Земле..
Мы, эгирианцы внешне почти ничем не отличаемся от людей. Разве что глаза у нас всегда голубые, а волосы – всех оттенков лилового или перламутрово-синего. Еще, говорят, у нас более изысканные черты лица. Не знаю – мне сложно судить об этом.
Главное отличие кроется совсем в другом – в крошечной области коры головного мозга, которая позволяет чувствовать то, чего не улавливают земляне. Можно сказать, что у нас есть дополнительный орган восприятия, и благодаря ему мы обладаем уникальным даром – умеем «осязать» человеческие болезни. Как если бы вы нюхали цветок или пробовали на вкус персик, я ощущаю ваш больной зуб. Глупо звучит, но я не знаю, как еще это объяснить. Более того, я могу обнулить эти ощущения, перестроить, став своего рода камертоном… Но поскольку все в мире гармонично и взаимосвязано – то время, что человек должен был провести в болезни, мне придется вычесть из собственной жизни. Если болезнь неизлечима, то можно “влить” в пациента столько лет здоровья, сколько ты согласен продать, но когда это время закончится, человек мгновенно умрет. Вот почему визит на Землю сулит любому эгирианцу несметные богатства, но и быстрое наступление старости. Люди пытались изучить и воспроизвести в лабораторный условиях наше “лечение”, но им это так и не удалось. Эгирианцы всячески сопротивлялись подобным исследованиям – кому захочется, чтобы инопланетные доктора ковырялись в твоей черепушке? Еще и терять доход, если у них что-то получится. Дело чуть не дошло до межпланетного конфликта, но потом наши правительства договорились. Нам разрешили жить на Земле в течение двух лет и работать «целителями» только в лицензированных клиниках. Заметили с нелегалами – депортация в тот же день.
У меня был план, и поначалу все шло хорошо. Я работал по мелочевке – похмелье, несварение желудка, перелом руки. Всего несколько месяцев моего времени, и на счету добавилось изрядно нулей. Через каких-то полгода я сколотил немалое состояние – все благодаря удачному выбору пациентов. Я брал только тех, кто был сказочно богат, не серьезно болен, но при этом нуждался в моей помощи срочно. В любое время дня и ночи я был готов лететь на край света. Кто отдаст за чепуху тысячи евро? – спросите вы. Поверьте… Если на носу важная сделка, свадьба или даже просто свидание, земляне готовы на многое. Особенно те, которые при деньгах.
Самым сложным, но и самым прибыльным было исцеление известного теннисиста во время турнира Большого шлема. Он неудачно подвернул ногу на тренировке перед самым финалом – перелом лодыжки. Хотя спортсменам запрещено обращаться к эгирианцам – это приравнивается к допингу – он все же рискнул. Нужно было не только ювелирно собрать осколки костей и срастить разорванные сухожилия, но и сделать их такими же тренированными, как на здоровой ноге. Им повезло, что я очень талантлив – даже в сравнении со своими коллегами с Эгира. За секретность, срочность и сложность работы мне заплатили столько, что я мог спокойно лететь домой и с почестями перебираться на Ран.
Помню, как зашел в кафе космопорта перед самым вылетом. Там обычно обмениваются планами и надеждами новоприбывшие, жалуются на неудачи или хвастаются те, кто улетает домой. У входа висит огромное зеркало, а рядом с ним – экран. Когда посетители подносят к нему входной билет, на экране появляется фото, сделанное в день прибытия. Можно увидеть, как сильно ты постарел – жестокое развлечение, но удержаться никто не может. Эгирианцы стареют не так, как земляне – их кожа не покрывается морщинами, но как бы выцветает, глаза блекнут, волосы становятся матово-серыми. Даже в глубокой старости мы кажемся землянам невероятно красивыми. Тогда, глядя на свое отражение, я остался доволен – легкая бледность, пара серебристых прядей – вот и все перемены. Пока я шел от аэромобиля до двери кафе, несколько женщин обернулись мне в след, и в их взгляде читалось восхищение. Одна даже развернулась и, кажется, пошла за мной – интересно, на что она рассчитывала?
Я кажусь вам циничным и самовлюбленным? Что ж – трудно таким не стать, когда ты сначала был никем, и на родной планете мог рассчитывать разве что на пожизненную черную работу, а здесь ты царь и бог, ибо можешь, вернуть самое ценное, что есть у каждого – это здоровье. За год на Земле я так привык к этому немому обожанию во взгляде и к власти, которой я обладал, возможности говорить «да» и «нет», тем самым решая судьбу человека, что поведение Лины ошеломило меня. Я буквально остолбенел.
Она была официанткой в том кафе – новенькой. Когда я только увидел ее, то сразу понял, что жить ей осталось недолго – порок сердца или что-то вроде того, я не силен в названиях земных болезней. Я привык, что лица неизлечимо больных омрачает печать скорби – видимая только мне метка, клеймо смерти. Но лицо Лины излучало спокойствие и безмятежность. Более того, она работала в две смены и, казалось, не испытывала усталости. Словно полупрозрачная бабочка порхала она между столиками, а ее ярко-рыжие кудри постоянно выбивались из прически, напоминая языки пламени. Она была похожа на горящую спичку – тонкая, хрупкая, с незаметной короткой жизнью, но способная устроить настоящий пожар. И она его устроила – в моем сердце. Как так вышло? Ума не приложу. Только я не улетел на Эгир ни в тот вечер, ни в следующий…
Как завороженный я смотрел на нее, жадно ловил каждое движение рук, улыбку. Потом не выдержал и заговорил с ней. Имя Лина показалось мне каким-то незавершенным, несправедливо коротким, как и едва успевшая начаться жизнь этой девушки. Я спросил, существует ли его полная версия, но она только подмигнула, и, одарив меня озорной улыбкой, сказала – а ты угадай. Угадаешь – скажу. – КатаЛина, МагдаЛина, ЕвангеЛина? Все было не то. Каждый вечер я приходил в космопорт с четким намерением полететь домой, и не делал этого. В конце концов, я вынужден был признать, что пока не разгадаю тайну этой девушки, не смогу вернуться на Эгир со спокойной душой. Говоря о тайне, я, конечно, не имею в виду имя. Я хотел знать, что держит ее на плаву? Что помогает смотреть в лицо смерти с такой отчаянной дерзостью? Может, она еще не знает о своей болезни? Может, в нее кто-то вливает время? Если не это, тогда что?
Однажды я засиделся в кафе допоздна и сам не заметил, как наступила ночь – в два часа бар закрывался. Лина вежливо попросила меня уйти. Я вышел на улицу, вдохнул прохладный ночной воздух, но почему-то не отправился в свой отель, а подождал, пока она переоденется и выйдет тоже. Вокруг не было ни одной припаркованной машины, и я понял, что Лина собирается идти домой пешком – одна, да еще ночью. Предложил проводить. Вопреки моим ожиданиям, она согласилась. За год на Земле я привык, что женщины соглашаются всегда, но Лина, казалось, не попадала под чары моего эгирианского обаяния. Мы шли и болтали обо всем на свете. Она спрашивала про Эгир, но не те вопросы, которые задают обычно. Ей было интересно не про правительство, не про деньги, не про то, чем я там занимаюсь, и есть ли у меня жена… она спросила, водятся ли на Эгире кошки. Чем там пахнут цветы и как выглядит звездное небо. Ей было интересно, в какие игры я играл с другими детьми в детстве, есть ли у нас море и какого оно цвета…
Постепенно провожать Лину домой стало моей привычкой. Днями я болтался по парку или в музеях, читал книги земных писателей, пробовал новую еду, а вечером приходил в кафе, заказывал один и тот же коктейль, иногда эклеры с фисташковым кремом, кофе. Встречал знакомых или беседовал с незнакомыми мне эгирианцами. Однажды один из них, плотоядно глядя на Лину, шепотом спросил у меня – как думаешь, эта рыженькая отдастся мне, если я волью ей пару дней жизни? Его сосед по столику бесстыже расхохотался и ответил – «да она согласится и задаром, мы же для них полубоги». – Я еле сдержался, чтобы не встать и не заехать ему по лицу. Хотелось кричать на весь мир, во весь голос – она не такая, идиот! К счастью, их кто-то отвлек, и они быстро ушли.
В тот вечер мне было ее особенно жаль. То ли из-за глупой шутки тех придурков, то ли потому что Луна светила особенно ярко, а я был подвержен ее влиянию. Лина тоже что-то почувствовала, и когда мы уже подошли к ее дому, впервые предложила зайти. Я не возражал.
Мы долго поднимались по лестнице, и оказалось, что Лина живет в малюсенькой комнатушке практически под самой крышей. Кое-где в кровле зияли дыры, заткнутые тряпьем. В комнате, скорее напоминавшей кладовку, тем не менее был умывальник. Как только мы вошли, она стала мыть руки, и от моего взгляда не ускользнуло, что она взяла с полочки пузырек и спрятала его в карман.
– Прости, у меня тут не дворец, – сказала она извиняющимся тоном. – Ты привык, наверное, к другим апартаментам.
– Мой дом на Эгире выглядит немногим лучше. Разве что дыры в потолке нет.
– Только когда я произнес это, подумал, что Лина могла обидеться, но она улыбнулась.
– Хочешь чаю?- Давай.
– В самом углу на табуретке стояла крошечная плита с газовым баллончиком, а на ней мини-чайник.
Лина по своему обыкновению щебетала, искала для меня чашку, снова извинялась за бедность интерьера, как вдруг пошатнулась и едва не упала. Я молниеносно подскочил к ней и поймал в последний момент. Когда она пришла в себя, то попросила воды и выпила таблетки из пузырька в кармане.
Тогда то я и понял, что она все знает. О болезни, об оставшемся ей времени… И у меня вспыхнул новый вопрос – вопрос, за который я сразу же возненавидел себя – когда она будет просить меня об “услуге” и что предложит взамен? Неужели те двое были правы, и она таким образом… Думать об этом было невыносимо, и я несколько резче, чем планировал, спросил у нее – так ты все знаешь?
– Что именно?
– Что ты… скоро умрешь.
– Да, – коротко ответила она.
– И когда ты планировала просить меня?
– Что просить?
– Подарить тебе время.
– Никогда! – на ее глазах мгновенно выступили слезы. – Тебе лучше уйти.
Но я не мог уйти. Я просто стоял и смотрел на то, как от беззвучных рыданий вздрагивают ее плечи. Она молча отодвинула шторку, за ней стояла странного вида коробочка, в которую Лина вставила круглый прозрачный диск. Затем она нажала на кнопку, и из коробочки заиграла музыка – грустная и прекрасная…
«Тише
Все хорошо
Вытри слезы
Настоящие герои не умирают
Больше не плачь
Тише-тише
Тот, кто любит, любимых не покидает». –
Пел надрывающимся голосом вокалист…
Я подошел к Лине и аккуратно обнял ее за плечи.
– Прости меня, – тихо сказал я. Все это очень грустно… Просто… я не понимал, почему ты…
– Почему я с тобой дружу?
– Да нет никакой дружбы.
– А как это называется? Мы же с тобой разговариваем, смеемся, пьем чай. Или, если я скоро умру, то со мной нельзя дружить?
– Нет, я совсем не это имел ввиду… просто ты не знаешь меня, я даже не с твоей планеты. И мы знакомы недели две. Все это как-то странно – будто не по-настоящему.
Она подошла к столу, схватила нож и с нажимом провела им по своей ладони. Из царапины потекла алая струйка. Я стоял, как вкопанный и не мог вымолвить ни слова.
– Ты говоришь, все не по-настоящему, но кровь настоящая и боль от твоих слов тоже. Все, что ты говоришь – твои мысли, слова, идеи, улыбки – попадают в мой разум и в мое сердце. Они что-то меняют внутри меня – разве это не есть настоящая близость, и какая черт возьми разница, с какой ты планеты?
Я аккуратно взял ее за руку, и кровь сразу же остановилась. На ладони образовался едва заметный белесый шрам. Лина в ужасе отскочила от меня.
– Совсем с ума сошел? Сколько ты потратил? Мне нечем тебе заплатить.
– Руки себе режешь ты, а сумасшедший в итоге я?
Лина устало опустилась на матрас, лежавший прямо на полу и служивший ей кроватью.
– Прости, я веду себя очень глупо.
– Как минимум потому, что пригласила незнакомого инопланетянина к себе в дом.
– Почему у меня такое чувство, будто мы знакомы очень давно?
– Не знаю, Лина… Все эгирианцы эмпаты – без этого мы не могли бы никого вылечить.
– Если эмпат ты, то почему все это чувствую я?
– Интересный вопрос. Но на него у меня нет ответа. Давно хотел спросить у тебя кое-что неприятное…
– Давай, хуже уже не будет
– В чем твой секрет? Я видел сотни богатых людей, которые избавившись от страшных болезней, не были и на половину счастливы так, как счастлива ты. Но ты не притворяешься, ты буквально искришься словно бенгальский огонь в новогоднюю ночь.
– О, у меня так много причин для счастья, если б ты только знал
!- И я хочу знать! Расскажи мне.
– Ну, во-первых, я все еще жива, и не знаю, когда умру. Я счастлива не знать этого. Во-вторых, у меня есть цель – до конца своей жизни заработать столько денег, сколько стоит обучение Марты – моей младшей сестры. Она получит хорошее образование и станет врачом – не таким хорошим как ты, но лучшим из возможного здесь на Земле.
– Ты не говорила, что у тебя есть сестра.
– Ты и не спрашивал. Ну, и в третьих, я встретила тебя. Это самый большой подарок под конец…
Я хотел что-то ответить, но она быстро встала и закрыла мне рот своей маленькой холодной рукой.
– Молчи. Я знаю, о чем ты думаешь – что все земные женщины сохнут по эгирианцам с первого взгляда, но поверь, это не мой случай. Когда я тебя впервые увидела, ты мне совсем не понравился. Я думала, ты такой же напыщенный идиот, как все мужчины с вашей планеты. Только ленивый житель Эгира не предлагал мне накинуть пару дней жизни за кхм.. ну, ты понял. И я все ждала, когда же и ты мне это предложишь. Но ты этого не сделал. Тебе было интересно, что я думаю, как я мыслю, о чем мечтаю. Зная, что я никто, что у меня нет денег, что даже жизни у меня осталось совсем малость, ты обращался со мной, как с равной…
Я взял ее руку и поцеловал тонкое запястье. Она уставилась на меня своими огромными глазами цвета осенней листвы, и, сделав шаг навстречу, прильнула ко мне всем телом. Только теперь я почувствовал, что она замерзла и обнял ее еще крепче.
– Почему ты молчишь? – спросил я.
– Посмотри в окно – как сегодня сияют звезды. Такие родные и знакомые для меня и совершенно чужие тебе, Просперо. Ты… ты ведь не можешь остаться, да?
– Нет, Лина, не могу. Дело даже не в том, что нам запрещено больше двух лет жить на Земле… Эгир… я так долго хотел покинуть его и забыть навсегда, но теперь все чаще вижу во сне его пустынные пейзажи, пересохшие русла рек. Я хочу, глядя в ночное небо, видеть знакомые звезды. Но и взять тебя с собой не могу. Ты же знаешь, что человеческое тело не способно перенести скачок.
– Знаю…
– Зато я могу поделиться с тобой. Пополам. Половина жизни тебе, половина мне…
– Какой щедрый подарок, – улыбнулась она.
– Не слишком ли щедрый для малознакомой инопланетянки, с которой ты даже не дружишь, – съязвила она.
– Сарказм тебе не к лицу, – парировал я.
– И зачем мне время, если я буду жить без тебя?
– Ну, ты встретишь кого-нибудь и полюбишь. И ты будешь счастлива, поверь. Просто не со мной. Кроме того, у тебя есть сестра…
– Нет, Просперо, я не приму твой подарок. Если ты предлагаешь мне это, то ты так ничего обо мне и не понял.
– Да, я и спрашивать тебя не буду, – внезапно меня охватила злость. Эта бледная истлеваюшая на глазах девчонка смеет командовать мной? Я сжал ее плечи так, что кожа под моими пальцами побелела, и под ней начали расползаться багровые синяки, похожие на уродливые кляксы. Я чувствовал, как лопаются ее сосуды, но понимал, что залечу их сейчас же… Я сосредоточился и начал вливать в нее дни, месяцы, потом годы. Я делал это ничуть не жалея. По моим расчетам, она должна была прожить еще лет 40, может быть, 50 – у нее точно появятся дети. Живи, Лина, найди того, кто сможет сделать тебя по-настоящему счастливой. К сожалению, это буду не я. Но я подарю тебе будущее… мой лоб покрыла испарина, и я в изнеможении отпустил ее. Она смеялась и плакала одновременно, синяки никуда не делись, мои годы остались при мне.
– Ты так и не понял, ты ничего не понял. Невозможно исцелить человека, который этого не желает. С царапиной ты застал меня врасплох, но больше тебе не удастся этот фокус. Я не хочу твоего времени, оно только твое, мой милый Просперо! Я бы очень хотела жить… Но не такой ценой. Мне противна сама идея, что кто-то должен отдавать свою жизнь в обмен на мою. Будь моя воля, я бы всем это запретила.
Я в отчаянии опустил руки. Что ж… Тогда мне больше незачем здесь оставаться. Я хотел помочь тебе, искренне… Но у меня нет сил беспомощно смотреть на то, как ты умираешь.
Лина заплакала. Я стоял и молча смотрел на нее. В глубине души я надеялся, что, когда ей станет хуже, когда ее сердце начнет останавливаться, в последний момент она позволит мне, что сработает инстинкт самосохранения… но в то же время я понимал, что не стоит этого ждать. Что лучше уйти прямо сейчас, сесть на ближайший корабль, улететь на Эгир, забрать свою невесту и перебраться с ней на Ран. Прожить там остаток жизни в роскоши и богатстве. Разве не об этом я мечтал так давно? С удивлением я обнаружил, что прекрасные пейзажи Рана, всегда стоявшие перед моим воображением, больше не кажутся вожделенными. Ничего, кроме Лины не казалось мне важным сейчас. И как на зло именно она была самой упрямой на свете инопланетянкой.
– Хорошо, – обреченно сказал я, сдавшись. – Я побуду с тобой до конца. А потом улечу на Эгир. Только умоляю тебя, уволься из той забегаловки. Я буду платить тебе ровно столько, как если бы ты продолжала там работать. Взамен будешь варить для меня кофе и делать чай, идет?
Вместо ответа она бросилась мне на шею и нежно поцеловала в губы. В этом жесте смешались отчаяние, счастье, страсть и соленые слезы. Остаток ночи прошел как во сне.
Шли дни, недели и месяцы… Каждое утро круги под глазами Лины становились все больше, на лицо будто легла голубоватая тень. По ночам я слушал ее дыхание, боясь, что сердце остановится, пока она спит. Днем мы гуляли в парке – то в одном, то в другом. Лина старалась не подавать виду, много смеялась, шутила, но я чувствовал, как тяжело ей даются наши прогулки. Через несколько месяцев мы пошли в банк, и она выплатила последнюю часть за обучение своей сестры. Брать от меня больше денег, чем составляла ее зарплата в баре, она категорически отказывалась.
Прямо в банке ей стало плохо, и мне пришлось вызвать скорую. Врачи уставились на меня в недоумении – если Лина моя клиентка, то почему я ее не спасаю сам? Если нет, то почему не иду своей дорогой? Я ничего им не стал объяснять. Только сказал – сделайте все возможное, я заплачу.
В тот день очень ярко светило солнце. Я смотрел, как его лучи касаются бледного изможденного лица Лины и думал – какой путь проделали частицы света, чтобы сейчас сверкать в ее волосах? Какой путь проделал я сам, чтобы смотреть сейчас на ее угасающую жизнь и держать за руку? Лина лежала передо мной – бледная и беспомощная, но не сломленная. Я снова и снова пытался влить хоть немного жизни в ее тело – хотя бы одну секунду, но мне это не удавалось. За круглую сумму врачи разрешили мне остаться с ней в реанимации и не задавали лишних вопросов. Моя лицензия целителя давно истекла, и я должен был немедленно вылететь на Эгир. Но на Земле деньги умеют творить чудеса – как впрочем на любой из известных мне обитаемых планет. В те минуты я почти ненавидел ее – за что она так со мной? За что она так с собой? Это было глупо, абсурдно, нелогично, нелепо! Вдруг она открыла глаза и молча посмотрела на меня. Одними губами едва слышно она прошептала – Тише-тише, герои не умирают…- и ее взгляд остановился навсегда. А на губах застыла счастливая улыбка.
Я плохо помню, что происходило со мной в тот момент. Помню, как схватил ее за белые плечи и стал трясти, что было силы, как, наконец, оставил тело, когда-то бывшее Линой и, как ошпаренный, выбежал из палаты. Я до конца не верил, что это произойдет. Что все закончится именно так. Что она победит, что она сделает это по-своему, что вопреки моей воле, умрет. Какой бред! Какая же дура. Как она посмела? Какой же я сам дурак! Ненавижу себя, ненавижу ее, ненавижу Землю и весь этот мир.
Я выбежал в коридор, и ринулся к выходу. Больничный воздух резал мне легкие, белый цвет стен слепил. Я больше не мог этого выносить. Все, что я сдерживал, все, что копилось – готово было прорваться наружу. Уже на самом выходе я налетел на врачей, толкавших перед собой каталку. На ней лежала девочка – года три – не больше. Из ее ушей текла кровь, руки и ноги переломаны, позвоночник тоже – я сразу увидел, что она не жилец. Скорее всего ДТП. Это были последние мгновения ее жизни. Инстинктивно, почти машинально я бросился к ней и стал вливать в нее свое время…
Наверное, вы и сами догадались, что было дальше. Не знаю, как звали ту девочку, но я отдал ей почти все. Себе оставил самую малость. Чтобы вернуться на Эгир, успеть отдать деньги Дали-И. Я не хотел с ней видеться, поэтому просто оставил их на столе. Я стоял и наслаждался видом бескрайней пустыни и рисунком знакомых звезд. Я больше не терзался вопросами. Не спрашивал себя, как так вышло. Теперь я понимал Лину и был бесконечно счастлив. В ушах звучало эхо-воспоминание:
Больше не плачь
Тише-тише
Тот, кто любит, любимых не покидает…
Автор публикации
